Мои родители всегда были непростыми людьми, но теперь они вызывали у меня отвращение. Независимо от того, какими бы далекими мы не стали друг другу, мне как сыну, было нелегко это чувствовать.
Одри и я отправились в «Новые Горизонты» и я, наконец-то, познакомился с Томми.
— Это Джеймс, — сказала ему Одри. — Я люблю его, и ты тоже полюбишь. Он хочет, что мы переехали с ним в Калифорнию.
— А как же мама? — спросил Томми.
Одри только плечами пожала.
— Она, вероятно, приедет и навестит нас, даже если мне бы этого и не хотелось, но она все же наша мама.
Томми и Одри посмеялись над этим.
Затем мы нанесли визит в Восточный Бостон, потому что прежде, чем мы доберемся до моей ужасной матери, мы должны решить вопрос с матерью Одри. Нам следовало убедиться, что она полностью примет предлагаемое ей соглашение. Она должна пообещать перестать нас шантажировать и /или не общаться с моей матерью в обмен на молчание моего частного детектива о нарушениях ее текущего условно-досрочного освобождения и крупную сумму денег на ее банковском счету.
Миссис Рейнольдс была одета в старую футболку с логотипом «Pour House», и даже не побеспокоились о том, чтобы прибраться в квартире. Она сказала, что была рада видеть нас, чем несказанно удивила нас.
— Ты рада меня увидеть? — спросила Одри ошарашенно.
— В основном, его, — сказала Миссис Рейнольдс, закуривая сигарету и указывая вздернутым подбородком на меня.
Одри бросила на меня быстрый взгляд и снова повернулась к матери, нахмурив брови.
— Не приходил ли сюда частный детектив? — спросила она. — И не рассказал ли тебе о досье?
— А, да, — ответила ее мать, и выдохнула дым в лицо Одри. — Он не доставил мне хлопот. Я имею в виду, когда он сказал мне, что я получу.
Я притворился, что изучаю телефон, пока Одри послала мне уничтожающий взгляд.
— Что конкретно ты собираешься получить? — спросила она свою мать.
Миссис Рейнольдс также посмотрела на меня, видимо, ожидая какой-либо подсказки. Я продолжал изучать свой телефон, не желая ни в чем сознаваться ни на йоту. Одри вздохнула.
— Не обращай внимания, Ма, — сказала она, смирившись. — Я выясню у него позже.
Какое-то время мы все молчали. Наконец, когда я поднял глаза вверх, то увидел, миссис Рейнолдс, держащую руку на своей груди, схватившуюся за сердце и уставившуюся на левую руку Одри.
— Сладкий младенец Иисус в яслях, — пробормотала она, — это что? Обручальное кольцо?
— Да, оно самое, — ответила Одри и снова вздохнула. — Джеймс и я решили пожениться, и я переезжаю вместе с ним в Калифорнию. И мы забираем с собой Томми.
Одри вызывающе посмотрел на мать.
— Хорошо. Да. Ладно, — сказала ее мать, согласившись, ни минуты не сомневаясь.
Одри оцепенела, словно у нее перехватило дыхание.
— Ладно? — переспросила она и снова подозрительно посмотрела на меня.
— Твою мать, сколько денег ты ей дал?
— Достаточно, — ответил я невинно.
— Я знаю, что ты хорошо позаботишься о Томми, — сказала Миссис Рейнольдс, перебивая нас. — И я буду постоянно навещать вас.
Одри посмотрела на нее с ужасом, широко раскрыв глаза.
— Навещать … нас?
— И останавливаться в отеле, Мисс святоша. Твой парень, я имею в виду жених, сделал все возможное.
— Мне казалось, он тебе не нравился, — произнесла Одри, слегка указывая пальцем на меня. — Помнится мне, ты говорила про него, что он — придурок, маскирующийся под джентльмена.
— Да, но все меняется, — сказала ее мать и пожала плечами. — За исключением тебя. Ты всегда будешь считать, что значительно лучше меня.
— Потому что так и есть, — ответила Одри.
Ее мать рассмеялась, и затем еще раз сделала глубокую затяжку.
— Ну, ты еще более святой, чем наша святоша, хотя я абсолютно уверена, что ты не такая.
— Быть святее святоши получается не у всех, — произнесла Одри.
— Не тебе следует говорить мне об этом, — сказала Миссис Рейнольдс сквозь облако дыма.
Когда мы ушли от матери Одри, то из автомобиля она позвонила Елене и уволилась.
— Я не вернусь на работу, Елена, — сказала она, и облегчение сквозило в ее голосе.
— Ты и Дженни. Вы обе? — завопила мадам так, что я мог слышать ее голос, который раздавался во всей машине. — Дженни уже позвонила мне с острова. Боже, должно быть, отдых так влияет.
— Да, Елена, — сказала Одри, переплетя свои пальцы с моими, потом она повесила трубку и повернулась ко мне. — Теперь я официально безработная.
— В данном конкретном случае это действительно к лучшему, — произнес я.
Одри улыбнулась мне, но сморщила носик.
— Я довольно молода, чтобы выходить на пенсию.
— Я займу тебя работой, — сказал я.
— Ты должен. Ты обещал. Помнишь насчет ковбоя? — спросила она.
— Может ковбой выйдет на пенсию? — задал вопрос я.
Одри рассмеялась.
— Может быть. Хотя я не возражаю против тебя в постели, — сказала она и прижалась ко мне.
— Когда ты так ставишь вопрос, я предполагаю, что мне не стоит отказываться.
Я притянул ее поближе к себе, не имея ничего против всего этого.
— Я должна вернуть эту одежду Елене, — сказала Одри чуть позже.
Мы уже находились в ее комнате, и она смотрела на огромный стенной шкаф.
— Нет, — произнес я. — Я просто оплачу Елене ее стоимость. Мне очень нравится то черное платье, и я мог бы найти применение тому бикини.
Учитывая все обстоятельства, сейчас я был счастливее, чем когда-либо я мог только предположить. Тем более что я планировал встретить маму в аэропорту с двумя полицейскими детективами и родителями Даниэль.
Я все еще не мог поверить, что мои родители были причастны к смерти Даниэль. Однако я верил в это. То, что моя мать сказала Одри, и способ, каким она угрожала ей, подтверждали мои худшие опасения. Сердцем я понимал, что моя мать сделала что-то ужасное, хотя до сих пор так и не узнал точно, что именно.
Я также считал, что мой отец все знал. Даже если бы он ничего и не делал, чтобы помочь моей матери, но я был уверен в том, что он бы ничего не предпринял, чтобы остановить ее. И это также делало его виновным и достойным осуждения.
Мы не знали, какие обвинения, если таковые и имелись, предъявит полиция, и привлекут ли отца в конечном счете, но все же, хоть что-то. Даниэль была невинной девушкой, и за ее убийство кто-то должен понести заслуженное наказание. Ради Даниэль, ее родителей, меня самого. Если мы не сможем сделать так, чтобы правосудие восторжествовало, то, по крайне мере, мы получим общественный резонанс, и это будет что-то вроде расплаты.
Родители Даниэль, Мистер и Миссис Андерсон, уже ждали нас в аэропорту. Я грубовато обнял их и представил Одри. Они оба выглядели уставшими и напряженными, но сказали, что рады тому, что находятся здесь. Они хотели увидеть лицо моей матери.
— Все эти годы мы никак не могли примириться со смертью Даниэль, — сказал Мистер Андерсон, а его жена промокнула глаза. — Я твердил себе, что это связано с тем, что так страшно потерять своего ребенка. Это, конечно же, так и есть, но все же было что-то большее, чем просто потеря. Это было более… противоестественным, чем казалось на первый взгляд. Словно это было даже больше, чем просто неправильность.
Миссис Андерсон прочистила горло. Она смотрелась очень достойно для своих лет, но под глазами у нее появились темные круги и выглядела опустошенной.
— Когда ты позвонил нам, нам показалось, что мы ждали именно этого звонка двадцать лет, — сказала она. — Мы не знали всего того, о чем ты нам поведал, но мы ожидали что-то в этом роде. Твоя мать считала, что Даниэль никогда не была достаточно хороша для тебя, Джеймс. Даниэль говорила мне об этом. Я всегда думала, что твоя мать, в конце концов, подружится с ней, увидев, каким прекрасным ребенком в действительности она была. Теперь я знаю правду. У моей дочери никогда не было шанса.
Она начала плакать, и Мистер Андерсон притянул ее к себе. Я отвернулся.
Два детектива бостонской полиции, с которыми мы уже поговорили ранее, ожидали неподалеку. В аэропорту уже находились репортер из «The Boston Tribune» и фотографы-папарацци.
— Каким образом пресса узнала об этом? — шепнула мне Одри.