– Обычная городская сплетня, – пожал он плечами, показывая дорогу наверх.

Спальня была довольно простая, с двуспальной кроватью, задвинутой в угол комнаты, и раскиданными по полу нотами. На стенах пока ничего не висело, словно он только что установил кровать, а потом передумал распаковывать все остальное.

– Я ожидала увидеть множество плакатов с обнаженными персонажами из видеоигр, – сказала я.

– Моя комната выдержана в стиле «ботанский шик», спасибо большое, – сказал Джордж.

Он достал из кучи одежды на полу свои обычные футболку и джинсы и повернулся, чтобы выйти.

– Я вернусь через секунду.

– Можешь переодеваться здесь, обещаю закрыть глаза.

– Думаешь, Кларк Кент когда-нибудь разрешал другим людям оставаться в комнате, когда он превращался в Супермена? Я не могу тебе позволить разведать все мои секреты.

– Да, пожалуй, ты прав. Иди… Кларк, – фыркнула я.

Джордж прошагал из комнаты в ванную. Я присела на краешек его кровати, рассматривая окружавший меня беспорядок, и внезапно остро осознала, что нахожусь в спальне Джорджа, а его родителей нет дома. Что подумали бы сторонние наблюдатели? Что мы пара? Или что меня безнадежно отправил в зону дружбы очень симпатичный мальчик-саксофонист?

Когда я снова повернула голову, Джордж стоял, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки. Мое сердце дико забилось, и мне ужасно захотелось, чтобы он сократил дистанцию между нами и поцеловал меня. Мы уставились друг на друга, и в этот момент раздался звук гаражных ворот.

– Наш выход, – сказал Джордж, все еще не отводя глаз.

Я медленно встала и пошла за ним вниз, к обещанным миссис Смит вкуснейшим спагетти с митболами.

Когда мы спустились, миссис Смит уже варила пасту и разогревала на плите восхитительно вкусно пахнущий соус. Ханна и мистер Смит сидели в гостиной и смотрели сомнительный фильм на Нетфликс, о котором ни один из них до этого не слышал. Вот что значит настоящий риск!

– Можно поболтать на кухне, если хотите, – сказала миссис Смит через плечо.

Мы с Джорджем заняли два стула у кухонного стола, в то время как миссис Смит продолжила священнодействовать у плиты, добавляя в свой соус то приправы, то чуточку воды.

– Саванна, Джордж говорил мне, что ты математик, – сказала она.

– Да нет, – возразила я, – просто люблю математику.

– Во всяком случае, ты очень помогла Джорджу. У него всегда были проблемы с математикой.

– Спасибо тебе, мама, – проворчал Джордж, слегка покраснев.

– Ох, извини! Извини! Глупость сморозила, – спохватилась она.

– Так вы или ваш муж занимаетесь музыкой? – спросила я.

– О боже, нет! Но моя сестра играет на кларнете. И Джорджи начинал на кларнете, ты знала?

Я повернулась к нему, приподняв брови.

– Я этого не знала!

– Это обычное дело, когда саксофонисты начинают как кларнетисты, – пояснил Джордж.

– Он дает уроки игры на саксофоне и кларнете, – похвасталась миссис Смит.

– Мама… – начал было Джордж.

– Что? Я просто горжусь тобой, – сказала она и крикнула в комнату: – Эй вы, двое. Я не понимаю, зачем вы начали смотреть фильм. Ужин будет готов через секунду!

Ханна и мистер Смит побурчали в соседней комнате, прежде чем подняться и пойти на кухню. Все выглядело так, будто у каждого члена семьи была своя привычная роль в подготовке к ужину, и они ее выполняли. Каждый из Смитов пошел в свою часть кухни, чтобы достать тарелки, приборы, чашки и салфетки и соответствующим образом их расставить. Я с восторгом наблюдала за их своего рода беззвучным танцем. Неужели именно так функционируют нормальные семьи из четырех человек? Единственной знакомой семьей, кроме, разумеется, моей собственной, была семья Грэйс, но их в семье было шесть человек, что делало их жизнь гораздо более хаотичной, чем у большинства других семей.

– Саванна, подходи, накладывай себе, дорогая! – пригласила миссис Смит, протягивая мне тарелку.

Я заглянула в кастрюлю, полную чудесной углеводной вкуснятины. Дома обычной лапши мы не ели уже больше года, и ее вид и запах заставили меня чуть ли не захлебнуться слюной. Прощайте навсегда, спиралевидные спагетти из кабачка!

Я положила себе порцию с горкой, налила стакан воды и вернулась к столу. Мне нравилось, что у них стол стоял на кухне, а не где-нибудь в столовой – это помогало всех вовлечь в процесс и тем самым сблизить.

В течение всего ужина за столом шел оживленный разговор, и время от времени кто-нибудь рассказывал восхитительно неловкие истории из жизни Джорджа. И при этом никто ни разу не заглянул в тарелку к кому-нибудь другому. Я насытилась уже первой порцией спагетти, но само сознание, что можно положить себе и вторую порцию и никто меня не осудит, позволило мне испытать облегчение и наполнило спокойствием.


Время, которое я провела с Джорджем и его чудесной семьей, позволило мне осознать, до какой степени я сердилась на маму и как устала от ее обращения со мной в последнее время. Понятно, ей хватало и своих трудностей из-за того, что она опять оказалась на «Сбрось вес» впервые за шесть месяцев, но это не означало, что ей позволительно слететь с катушек в присутствии моего друга. Одно дело контролировать, что ем я, и совершенно другое – что ест Джордж или что он принес в дом.

Когда я подъехала к дому, мамина машина стояла на подъездной дорожке. Вот и хорошо. Сейчас наконец-то я смогу выпустить всю накопившуюся во мне злость, которую я старалась сдерживать во имя сохранения мира между нами. Гнев, изо всех сил подавляемый мной последние недели, забурлил в моей душе, и я понимала, что вполне могу взорваться, как только ее увижу.

У меня в груди буквально клокотало, когда я заходила в дом. Из маминой комнаты были слышны частые шлепки ног по полу, что выдавало ее упражнения со скакалкой. Я взлетела вверх по лестнице, не совсем понимая, что собиралась ей сказать. Импровизация не была моей самой сильной стороной, но я знала, что если не скажу что-нибудь прямо сейчас, то уже никогда не решусь на это.

Дверь хлопнула о стену ее спальни, и она, вскрикнув, обернулась.

– Я не слышала, как ты вернулась. Ты меня ужасно напугала.

– О, я напугала тебя? А как насчет того, что ты испугала меня вчера? – спросила я.

– Ты о чем?

– О том, что когда Джордж был у нас, ты, как Годзилла, набросилась на мою выпечку.

– Не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Саванна. Я сто раз тебе говорила, что не хочу видеть подобной еды у нас дома, и ты намеренно нарушила это правило, – сказала она.

– У меня в гостях был друг. Он принес еду с собой. Это был совершенно исключительный случай, – возразила я.

Она вытерла пот со лба полотенцем, бросила его на край своей кровати и отпила воды из бутылки, прежде чем снова повернуться ко мне.

– Ты была бы гораздо счастливее, если бы просто решила вести здоровый образ жизни. У меня есть цель, к которой я стремлюсь. Когда я похудею еще на пятнадцать фунтов, то смогу снова влезть в свои купальники и заняться плаванием. Разве это не чудесно? – спросила она.

– Ты прекрасно можешь плавать и сейчас, с тем телом, которое у тебя уже есть.

– Нет, не так, как бы мне хотелось.

– И что произойдет, если ты не сбросишь эти пятнадцать фунтов? Ты никогда больше не будешь плавать? – спросила я.

Мама в ярости взмахнула руками.

– Не надо выплескивать свои негативные мысли во вселенную, Саванна. Я сброшу эти пятнадцать фунтов, и это сделает меня счастливой.

– Так что же произойдет, когда ты сбросишь эти пятнадцать фунтов? Ты будешь удовлетворена? Когда это закончится, мам? Когда от тебя ничего не останется? – спросила я.

– Не смей со мной так разговаривать! Ты думаешь, что знаешь, как лучше для всех? Я контролирую свое тело, а не ты, не твой отец и никто другой, – зло отрезала она.

Ее слова и тон заставили меня вздрогнуть.

– Я просто переживаю за тебя, – тихо сказала я, чувствуя, как исчезает мой боевой настрой.

Было видно, как мама замыкается в себе. Весь гнев, который я испытывала ранее, медленно перерастал в страх. Страх взглянуть ей в глаза, когда она кричала о контроле над своим телом. Страх из-за явно видных кругов у нее под глазами. Страх из-за выпирающих костей, еще не настолько заметных в прошлый раз, когда я ее видела;

– Я бы предпочла, чтобы ты перестала так волноваться обо мне и начала беспокоиться о себе. Прости, что пыталась спасти тебя от переработанного сахара и жирной пищи. Прости за то, что я желаю своей дочери лучшей жизни, чем у меня, когда я была…