– Саванна! Заходи! Джордж дает урок в кабинете. Хочешь воды? Содовой? – спросила она. Мама Джорджа была очень милая, поэтому я прикусила язык и ничего не сказала про содовую. Не стоило втягивать ее в мой страстный крестовый поход, направленный на то, чтобы сделать слово «газировка» окончательным термином для любого газированного напитка, прежде известного под названием «содовая».
– О, мне не обязательно оставаться. Я просто хотела закинуть практический тест для Джорджа, который забыла распечатать и отдать ему на нашем прошлом занятии.
– Вот еще! Он закончит через десять минут. Давай я принесу тебе что-нибудь выпить, – сказала она, проводив меня в кухню.
Чувство покоя и уюта охватило меня, когда я вновь оказалась на этой кухне. Несмотря на то что мы ужинали вместе всего несколько вечеров назад, у меня было ощущение, будто меня уже принимали здесь задолго до этого. Именно здесь мне было мирно и спокойно, чего я с некоторых пор не чувствовала в своем собственном доме.
– Мне хотелось бы вас еще раз поблагодарить за то, что вы недавно позволили мне присоединиться к вашему ужину, – сказала я.
– Разумеется! – воскликнула миссис Смит. – Мы были тебе рады. С твоей стороны было очень мило прийти послушать, как играет Джордж. Я знаю, это много для него значило.
– Это было реально очень здорово, – сказала я. – То есть я знала, что Джордж, должно быть, талантлив, но не осознавала, насколько он хорош.
Улыбка миссис Смит стала еще шире.
– Ты уже решила, что будешь пить? – спросила она.
Хотя мне и нравилось проводить время наедине с мамой Джорджа, но все больше не терпелось увидеть его самого, и внезапно стало совершенно необходимо сию минуту взглянуть на него хотя бы краешком глаза. Я не могла усидеть на месте от предчувствия встречи с ним.
– Вообще-то мне надо в туалет, – сказала я.
– Конечно. По коридору и налево, – сказала миссис Смит.
Я двинулась по коридору по направлению к туалету, но потом вместо этого пошла на звук, похожий на гоготание гусей. Гоготание раздавалось с регулярными интервалами, служа доказательством того, что на самом деле в соседней комнате не было никакого умирающего гуся, а вместо него там был ребенок, который учится играть на инструменте – иными словами, мой личный кошмар.
Дверь в комнату была слегка приоткрыта, и я увидела затылок Джорджа. Он сидел напротив крошечного человеческого существа с хвостиками. Существо, оказавшееся девочкой, огорченно вздохнуло и поставило инструмент, который я идентифицировала как кларнет – благодаря моему многолетнему научному опыту с инструментом из Губки Боба.
– У меня никогда не получится, – сказала она.
– У тебя уже почти получается, Аделаида! Давай попробуем еще одно дыхательное упражнение, хорошо? – сказал он и вдруг очень оживился, приободряя ее и показывая, как сесть прямо в кресле и глубоко вдохнуть. Он считал ее вдохи и выдохи, сопровождая счет словами ободрения.
– Представь, что ты задуваешь все свечи на самом большом торте в своей жизни, – сказал он, широко разводя руки.
Ее глаза заблестели, когда она посмотрела на него, и могу признаться, что мои горели точно так же. Учитель Джордж был совершенно другим человеком, не похожим на ранее виденного, но он быстро становился моим любимым. Ну, сразу за краснеющим Джорджем, конечно.
– Отлично, теперь мы попробуем то же самое, но с инструментом. Ты готова создавать музыку, Аделаида? – спросил он.
Она с воодушевлением закивала. Подавленный ребенок, которого я видела всего несколько минут назад, исчез. Джордж прикрепил мундштук к кларнету и подал Аделаиде.
– Помнишь, как мы практиковались с мундштуком? Да, да, правильно, убедись, что губа туда не заезжает. Хорошо. Сейчас делай так, как мы тренировались до этого. Дуй таким же способом. Прямо через инструмент, – наставлял он.
Сначала раздались только шипенье воздуха и громкий скрип, и Аделаида снова хотела было надуться.
– Все в порядке! У тебя почти получается! – похвалил девочку Джордж. – Язык вперед и… давай еще раз!
На этот раз инструмент издал нормальный звук, и мое сердце радостно забилось. Аделаида рассмеялась и попробовала сыграть еще несколько нот, и ей это удалось.
– У тебя получилось! Да! Ты сыграла гамму соль-мажор! – сказал он торжествующе. – Игра на инструменте требует упорства. Если у тебя сначала не получается, не отступай и упражняйся, пока не получится. Продолжай осваивать инструмент, и звук станет менее скрипучим. Ты сможешь позаниматься сама перед нашим следующим занятием?
– Мама сказала, что мне не разрешается так много скрипеть дома, – сказала девочка.
– Ну так передай маме, что ты занимаешься именно для того, чтобы твоя игра перестала звучать как скрип. Или я могу порекомендовать мои любимые звукопоглощающие наушники, которые она может надевать, пока ты занимаешься. Дай пять! Сегодня было супер! Отличная работа, Аделаида, – сказал Джордж.
Он наконец-то повернулся, чтобы открыть дверь и проводить Аделаиду из комнаты, и его рука застыла на дверной ручке, когда он увидел в коридоре меня. У меня сердце заколотилось где-то в горле, и кровь забурлила во всем теле. На лице Джорджа обозначилась полуулыбка, затем он снова повернулся к Аделаиде.
– Аделаида, это моя подруга Саванна, – представил он меня, – ты можешь ей рассказать, чего сегодня достигла?
– Соль-мажор, – ответила девочка, улыбаясь во весь рот. – Ты тоже играешь на кларнете? Или на саксофоне, как мистер Джордж?
– Если бы! Я вообще не умею играть, – призналась я. – Моя мама никогда не заставляла меня играть на пианино, и возможно, я на всю жизнь чуть-чуть обижена на нее за это.
– Ну, он может научить тебя играть. Он хороший учитель, – сказала девочка.
Учитель моментально превратился в прежнего краснеющего Джорджа, а мое сердце продолжило таять, образуя лужу на полу.
– Возможно, когда-нибудь я попрошу его об этом.
– Так… я провожу Аделаиду к машине ее мамы и через секунду вернусь, – сказал Джордж.
Он повел Аделаиду вдоль по коридору, и она крикнула мне через плечо: «До свидания, Саванна!» Я махала им вслед, пока не осознала, как это все выглядело. Я заявилась к парню домой без предупреждения и подкралась к нему, пока он работал. Если и был какой-то шанс, что я начинала ему хоть чуточку нравиться, я уничтожила его одним ударом, объявившись здесь сегодня. В такой ситуации у меня оставалось два варианта: ускользнуть через заднюю дверь, никому ничего не говоря, или дождаться, пока он вернется и попросит (вежливо, потому что это Джордж) меня уйти. Решив оградить себя от возможности быть вежливо отвергнутой Джорджем, а значит, от боли, я двинулась по направлению к раздвижным стеклянным дверям в конце кабинета, но тут услышала в коридоре шаги.
Я попыталась замаскировать свой план мастерского побега и присела в кресло, в котором сидела до этого Аделаида. Джордж снова появился в дверях.
– Саванна Алверсон собственной персоной, – сказал он.
– Сюрприз? – Мой голос к концу слова поднялся на октаву.
– Что привело тебя в мою комнату для занятий? – спросил Джордж, опускаясь в кресло напротив меня.
– Я слышала, что ты особенно силен в обучении людей исполнять гамму соль-мажор на кларнете. Так случайно совпало, что я умираю от желания научиться этому, – сказала я.
– Ты умираешь? – Он поднял брови.
– Мы все умираем, Джордж. Мы все – часть этого большого колеса, которое называется жизнью.
– Хммм… Да, я слышал об этом колесе раньше. Что ж, тебе повезло, что у меня случайно оказался под рукой кларнет благодаря непродолжительным попыткам Ханны научиться играть. Не могу обещать, что это самый чистый инструмент, но он все еще работает.
– Только это и важно, – сказала я, – если позволит сбыться моему предсмертному желанию о соль-мажоре.
Он откровенно прыснул, и бабочки в моем животе исполнили праздничный танец. Я готова была провести всю жизнь, пытаясь рассмешить Джорджа.
– Так ты серьезно? Ты на самом деле хочешь научиться? – спросил он.
– Я всегда серьезна, – заявила я.
Он поколебался несколько секунд, а потом тряхнул головой и открыл старый футляр с кларнетом, доставая из него мундштук и другие части, о назначении которых я не имела ни малейшего понятия. Он взял в рот маленький кусочек дерева, прежде чем присоединить его к мундштуку. Я смотрела, как он берет в рот мундштук, прежде чем подуть в него, издав, наверное, самый ужасный звук в истории человечества.