– Ты хочешь что-нибудь съесть? Попить? Я могу пойти и купить что-нибудь, – сказал он.
Я помотала головой, но он все равно пошел за едой. С его типом нервной энергии он просто не мог спокойно усидеть на месте. Моя же нервная энергия работала противоположным образом. Мне казалось, что я не могу нормально функционировать, и у меня не получалось выкинуть из головы картину – мама, лежащая без сознания на полу. Что, если бы я не пришла из школы пораньше? Очнулась ли бы она и продолжила свой день как ни в чем не бывало? В первый ли раз она так теряла сознание? У меня к ней был миллион и один вопрос.
Я никак не могла решить, пора ли уже звонить Эшли. Что, если сейчас выйдут и скажут, что у мамы просто анемия и пониженное давление, которое вызвало потерю сознания. В глубине души я знала, что ситуация наверняка более серьезная, но, откладывая звонок Эшли, могла цепляться за эту надежду чуть дольше.
Вернулся отец с банкой газировки и упаковкой «Обжигающих читос», и я удивленно приподняла брови, потому что он никогда не любил острую еду. Он пожал плечами и продолжал запускать руку в пакет, пока там не осталось только мелкое крошево, которое он высыпал себе в рот. Надо думать, разные люди по-разному справляются со стрессом.
– Я рад, что ты мне позвонила, – сказал он, распаковывая пачку доритос.
– Ну да, конечно, – буркнула я.
– Саванна, – сказал он, – я знаю, что у нас были непростые несколько недель, но ты должна знать, дочка, что я всегда тебе помогу. Когда бы ты в этом ни нуждалась.
– Ты же знаешь, пап, что в прошлом все это было пустыми обещаниями. Не надо делать вид, что это всегда было твоим девизом.
Он отложил свой пакет с чипсами и пересел так, чтобы оказаться прямо передо мной.
– Я пытаюсь изменить это, Савви. Моя жизнь перевернулась в тот момент, когда твоя мама выкинула меня из дома. Мы жили вместе с тех пор, как закончили колледж. Моя жизнь без нее изменилась до неузнаваемости.
– Ты весьма ясно дал понять, что не был счастлив, когда жил с ней.
– Мы оба не были счастливы. Я знаю, что это не может быть оправданием тому, что я сделал, – сказал он, – но это вовсе не значит, что мне не было сложно приспособиться к новой жизни, в которой мои дети мне больше не доверяют.
– Разве не ты учил нас, что доверие надо заслужить? – спросила я, повышая от злости голос, и тут же оглянулась вокруг, чтобы проверить, смотрел ли кто-нибудь на нас. Но к счастью, похоже, все были слишком заняты собственными семейными драмами, чтобы обращать внимание на нашу.
– Да, я, – сказал он. – И я продолжаю так считать. Саванна, я хочу снова заслужить твое доверие. Я знаю, что просто произнести эти слова вслух недостаточно для того, чтобы все произошло волшебным образом, но ради этого я готов постараться.
– Саванна Алверсон? – послышалось с другого конца комнаты ожидания.
Я поняла, что наступил тот самый момент, когда у меня больше не получится питать иллюзии, что с мамой все будет хорошо. Я должна быть готова к тому реальному положению дел, о котором мне сейчас скажут. Мы с папой одновременно встали и направились к доктору, стоящему у входа в комнату. Мы шли, казалось, вечность, но я не смела жаловаться. Пока что все еще было в порядке. Как только врач откроет рот и озвучит нам диагноз, ничто уже не будет прежним.
– Мистер Алверсон? – спросил доктор. – Здравствуйте, я доктор Джефферсон. Я уже разговаривал с Саванной сегодня.
Мы оба одновременно кивнули.
– У меня для вас и хорошая новость, и плохая. Хорошая новость заключается в том, что все время, пока она была без сознания, она дышала, соответственно, мы не видим признаков повреждения мозга или других внутренних органов. Плохая новость – то, что ее анализы крови показывают, что она серьезно недоедает и фактически морит себя голодом. Мы отправили заявку в наше взрослое психиатрическое отделение, которое специализируется на расстройствах питания и настроения. Посмотрим, найдется ли там для нее место. Когда я сталкиваюсь с пациентами с такими признаками, которые больше не способны самостоятельно делать выбор, мы их кладем в это отделение, – сказал он.
– И… что это значит? Как происходит этот перевод? Когда? – спросил отец.
В моей голове все его вопросы слились в один. В тот момент, как доктор произнес слова «морила себя голодом», я буквально оцепенела. Я же видела, что она странно себя ведет, и ничего с этим не сделала. Я все это могла предотвратить. Мама бы не оказалась в больнице, если бы я сказала что-то раньше.
– Мы продержим ее здесь так долго, как только сможем, и будем надеяться, что появится место в нашем взрослом психиатрическом отделении. Если нет, мы пошлем запрос в другие отделения в этом районе, пока не найдем для нее место в одном из них. В таких случаях, как у нее, минимальное обязательное пребывание в больнице составляет две недели с ограниченными посещениями на первой неделе. Я смогу вам предоставить больше информации, как только мы будем знать, в какую больницу ее переведут, – сказал он.
Доктор Джефферсон положил руку мне на плечо, и я опустила голову. Отец продолжал задавать доктору вопросы, но я не могла сосредоточиться на словах, которые они произносили. Я зажмурилась в надежде, что, когда я снова открою глаза, все это пройдет как ужасный кошмар. Но куда бы я ни посмотрела, меня все еще окружали пластиковые фиолетовые стулья и грустные люди.
Папа решил, что нам следует проинформировать родственников, и вызвался позвонить большинству из них. Я настояла на том, что позвоню Эшли, но сначала отправила ему телефоны всех остальных, кто, как я думала, должен знать.
Я решила позвонить Эшли с улицы, где пели птицы и светило солнце. Если бы кто-то сказал мне, когда я сегодня утром выбиралась из кровати, что сегодня буду звонить своей сестре с ужасными новостями о нашей матери, я бы не поверила. Но вот я здесь, и новости ужасные.
Эшли взяла трубку после третьего гудка.
– Привет, сестренка, какие новости?
– Эш, это насчет мамы, – произнесла я дрожащим голосом.
– Что случилось?
– Я пришла домой из школы пораньше… не спрашивай почему… нашла маму без сознания на полу в кухне и не могла ее заставить прийти в себя. Приехала «Скорая», и ее забрали в неотложку.
– О боже…
– Мы только что поговорили с врачом, и он сказал, что ее положат в отделение для пациентов с расстройствами питания, потому что она морила себя голодом, – сказала я.
Эшли несколько секунд молчала. Я уверена, она пыталась рассчитать, как добраться до дома и разобраться со всеми этими неприятностями. У нее не было машины в колледже, так что либо кто-то должен был съездить за ней, либо она должна была найти междугородний автобус, который бы ехал в нашу сторону.
– Я посмотрю, смогу ли одолжить машину у Яэль на несколько дней и приехать домой. Я должна буду добраться к вечеру. Ты там одна? – спросила она.
– Папа со мной. Он обзванивает остальных родственников, кто, как нам кажется, должен знать.
– Слава богу, что он там. Держись, сестренка. Я знаю, что это ужасно. Но все образуется. Так всегда бывает.
– Сейчас в это сложно поверить.
– Просто помни, что я скоро приеду и это все не будет больше на тебе одной. Я доберусь так быстро, как только смогу, – сказала она.
Наши близкие начали прибывать в комнату ожидания в больнице через час после того, как мы начали их обзванивать. Грэйс приехала первой и теперь сидела рядом со мной, держа меня за руку, пока не пришел врач с новой информацией. Удалось найти место в психиатрическом отделении больницы, и маму переводили туда как пациента с расстройством питания. У врачей пока не было уверенности, как это классифицировать, но, основываясь на результатах анализов и экстремальной потере веса, они считали, что это правильное решение.
Мне велели идти домой и привезти вещи, которые могли понадобиться маме, – зубную щетку, пижаму, подушку, в общем, все, что может пригодиться, когда вы остаетесь у кого-то ночевать. Была одна специфическая просьба – никаких острых предметов. Грэйс отвезла меня домой и помогла мне собрать сумку. Мы ненадолго выпустили Фиеро на улицу, но он все искал маму в доме. Жаль, что я не могла взять его с собой, пусть даже на несколько минут, чтобы показать ему, что с ней все в порядке. Я знала, что он за маму переживает, и у меня защемило сердце при мысли, как долго он пытался привести ее в чувство, прежде чем я добралась домой.
Эшли взяла машину у Яэль и уже ждала в больнице, когда я вернулась туда с сумкой. Она притянула меня к себе, и это было самое крепкое объятие, какое только возможно. Я прильнула к сестре и почувствовала некоторое успокоение. Теперь, когда сестра была рядом, я знала, что смогу вынести все, что бы ни случилось.