Однако ее ждало разочарование.
Поначалу Кэтлин работала главным образом с бедными клиентами. По мере того как росла ее репутация адвоката, выигрывающего сложные дела, к ней стали обращаться более состоятельные люди, и Кэтлин перестала беспокоиться о том, чем ей оплачивать ежемесячные счета. Все шло хорошо... даже слишком хорошо. Она начала откладывать деньги для расширения практики и для будущего ребенка. Но, к сожалению, чем больше времени отнимали состоятельные клиенты, тем меньше она бралась за дела неимущих. Работая на свою мечту иметь ребенка, Кэтлин стала забывать о чем-то очень важном — о таких людях, как Лидия и Фрэнки.
Поэтому сейчас она и хотела забрать Фрэнки — чтобы как-то успокоить свою совесть.
Вернувшись на диван и откинувшись на спинку, Кэтлин взяла с кофейного столика золотые часы. Значит, харизма Макса, о которой так много писали, позволяла ему убеждать людей отдавать ему тяжелым трудом заработанные деньги в обмен на его одурманивающую болтовню. А он на эти деньги покупал золотые часы и дорогие миниатюрные модели машин. Какое транжирство по сравнению с тем, на что она копила свои деньги! Кэтлин очень хотелось понять, почему ее образование и интенсивная работа не приносят ей тех денег, которые Куперу приносят его идеи, приятная внешность и хорошо подвешенный язык. Какой ужасно несправедливой бывает иногда жизнь!
— Надеюсь, вы не подумываете о том, чтобы убежать с моими часами? — раздался голос Макса, появившегося в дверях гостиной. К своему широкому плечу он прижимал Фрэнки.
Кэтлин подумала, что ему не стоит высказывать такие крамольные... но очень соблазнительные мысли. Ведь у нее еще оставался неоплаченным счет за электричество.
— Нет, — ответила она, возвращая часы на столик. — Странно, что вы доверяете мне свои ценности, а Фрэнки не доверяете.
— Часы можно купить. А ребенка не купишь.
В его вроде бы беспечном ответе Кэтлин услышала предупреждение. Похоже, Макс тоже чувствовал ответственность за Фрэнки и был готов сражаться за него. Что ж, прекрасно. На этот раз она не забудет, для чего стала адвокатом, и сделает все, что в ее силах, ради клиента.
Макс отнял ребенка от плеча и поправил полотенце, которым закрывал свою черную хлопчатобумажную рубашку. Кэтлин прищурилась. Когда они встретились, он был в другой рубашке. И губы у него кривятся, словно он съел целиком лимон... или попробовал что-то очень невкусное, пока менял пеленки.
Неожиданно, несмотря на всю серьезность ситуации, Кэтлин рассмеялась.
— Он вас описал, да?
— Понятия не имею, о чем вы говорите, — ответил Макс и подмигнул мальчику. — И вообще, мы не слушаем женскую болтовню, правда, Фрэнки?
— Да ладно вам, мистер Купер! Когда вы застонали, я ни на секунду не поверила в вашу историю с булавкой. Вы меняли памперс, а малыш описал вас. Уверена, вы ничего не заметили... особенно после того, как струя ударила вам в лицо. — Кэтлин закусила губу, стараясь удержаться от смеха.
Казалось, Макс тоже сдерживается, чтобы не улыбнуться.
— Стараясь уговорить меня, мисс Седдрик, вы можете прибегнуть и к юмору, если хотите, однако я считаю вопрос с Фрэнки решенным. — Сверкая темно-голубыми глазами, Макс подошел к дивану и остановился перед Кэтлин. — Ребенка я оставляю у себя, но хочу знать, что мне надо предпринять, чтобы вы исчезли из моей жизни.
— Это вы сейчас так говорите. Но что вы станете делать, если Фрэнки с плачем проснется посреди ночи? Или не станет пить молоко из бутылочки?
Макс вспомнил, что спорит с профессионалом, и это было плохо для него, учитывая, что он не был полностью уверен в своих способностях обращаться с ребенком. Сев на диван и стараясь, чтобы на его лице не появилось ни малейших признаков озабоченности и тревоги, Макс положил Фрэнки на диван между собой и Кэтлин, на всякий случай придерживая ребенка рукой. А что действительно он будет делать, если такое произойдет? Памперс он и то с трудом поменял.
Макс устремил на Кэтлин задумчивый взгляд. Если бы он не боялся того, что Фрэнки тут же попадет в приют, как только окажется в холеных ручках с покрытыми розовым лаком ногтями, он отдал бы ребенка и тем самым избавил себя от массы неприятностей. Но, черт побери, чего он испугался? Ведь его работа заключается в том, чтобы убеждать людей, как им следует думать. И надо менять профессию, если ему не удастся убедить Кэтлин Седдрик, что он потенциальный лауреат премии «Отец года».
— Если что-то подобное произойдет, — осторожно начал Макс, — я сделаю то же самое, что сделали бы вы. — На самом деле он блефовал, не зная, что будет делать.
Книги. Должны же быть книги по уходу за младенцами.
Хотя Купер и придерживал Фрэнки ладонью, чтобы тот не мог свалиться с дивана, вид ребенка, лежащего у края, заставил Кэтлин занервничать. Она огляделась, ища, что можно подставить к дивану, тогда Фрэнки уж точно не свалится от неосторожного движения.
Вот этот стул с прямой спинкой вполне подходит. Кэтлин поднялась с дивана и отправилась за стулом. Отодвинув в сторону кофейный столик, она приставила стул к дивану.
— Так будет лучше, правда, Макс?
Кэтлин вскинула ресницы, и Макс уже ничего больше не видел, кроме ее глаз. Ему показалось, что его буквально затягивает этот черный... нет, скорее темно-карий бездонный омут.
— Я могу называть вас Максом? — спросила Кэтлин.
— Нет. Фрэнки прекрасно может обойтись и без стула. Я приглядываю за ним.
— Человеческим существам свойственно ошибаться, Макс.
— Это я и без вас знаю, — согласился Макс, наблюдая, как Кэтлин взяла с дивана длинную подушку и поместила ее между стулом и ребенком. — А у некоторых и паранойя бывает.
— Надо быть очень осторожным. — Кэтлин села на диван. — Иногда происходят несчастные случаи. Лидия сказала мне, что Фрэнки исполнилось шесть месяцев. Он может переворачиваться и только что научился сидеть. Вы знаете об этом?
— Конечно нет. Откуда мне знать?
— Вот именно.
— Послушайте, Кэтлин... я могу называть вас Кэтлин?
— Нет.
Макс усмехнулся.
— Вы даже не представляете, какое вы для меня приятное развлечение, но, думаю, вам пора ехать домой.
— Вы забыли про ребенка, — процедила Кэтлин сквозь зубы, начиная терять терпение. — Не могу поверить, что вы действительно решили оставить его у себя. Как вы себе это представляете? Фрэнки требуется постоянный уход, ему нужно питание, одежда и масса прочих вещей.
— Я знаю, что нужно ребенку. — Макс погладил мальчика по животику. — Ему нужна мать. Вы адвокат Лидии. Есть у вас какие-нибудь мысли по поводу того, куда она могла уехать?
Кэтлин едва расслышала вопрос. Взгляд ее был прикован к широкой ладони Макса. Какие длинные у него пальцы... Чувствуя, как учащенно забилось сердце, она нервно сглотнула слюну. Ей нельзя очаровываться охотником за мечтами... она не может позволить себе душевные страдания, к которым это увлечение может привести. Надо победить, добиться своего и забрать Фрэнки.
— Кэтлин, где мать Фрэнки? — повторил свой вопрос Макс.
— Ничего не могу сказать.
У Кэтлин имелся адрес Лидии, но она считала эту информацию конфиденциальной. Конечно, как только Макс отдаст ей Фрэнки, она позвонит своей клиентке, но вряд ли та оставляла чужому человеку своего ребенка для того, чтобы сидеть одной дома. Какой в этом смысл?
Где-то часы пробили девять, и Кэтлин ощутила приступ ярости. Перед тем как приехать домой и обнаружить письма Лидии, она отработала двенадцать часов. И сейчас ей хотелось только одного — отвезти Фрэнки в свою квартиру и свернуться рядом с ним калачиком на постели. Как долго еще Купер намерен мучить ее?
— Послушайте, Макс, это вам не забава. Никто не сможет помочь вам, когда Фрэнки начнет вести себя, как настоящий ребенок, а не ангелочек из телевизионной рекламы. Я читала о вас в газетах, вы же холостяк...
— Вот и хорошо. Очень не хотелось бы объяснять жене, откуда взялись вы и Фрэнки, — парировал Макс.
Он оглядел Кэтлин, в его взгляде читались одобрение и легкое изумление. Если бы он не был так раздражен ситуацией в целом, то, возможно, пригласил эту особу на свидание. Но в данных обстоятельствах...
— Макс, постарайтесь внимательно выслушать меня! — резким тоном заявила Кэтлин. — У вас есть работа...
— У вас тоже.