Молчание прервал лорд Рэтборн:
– У меня такое впечатление, что Наполеон больше не может ждать. Скоро начнется наступление. Все указывает на это.
– Ну, это вопрос спорный. Учитывая, что во Франции сейчас идет мобилизация, для него имело бы смысл подождать до августа. К этому времени он сможет удвоить численность своей армии.
– Очень верная мысль, но ведь то же может произойти и с нашими силами. Он опасается, что наши части вернутся из Америки, если он станет медлить.
– Вы доверяете этому малому, Луи Бурмону? Рэтборн неопределенно пожал плечами.
– Я хотел бы сказать «безоговорочно», но в нашем деле я научился не доверять даже собственной тени.
– Представляется странным, что один из наполеоновских генералов готов нам помогать.
– Он нам не помогает. На первом месте для него верность Франции. Он видит, что маленький корсиканец – напасть для страны, которую он любит.
– Чертовски трудно, почти невозможно отделить зерна от плевел. Мой письменный стол завален отчетами, противоречащими друг другу.
– Что вам подсказывает ваш нос? – спросил Рэтборн, лениво созерцая зигзаг молнии, прочертившей свой путь по небу. Яростный удар грома, разразившийся над их головами, не произвел на мужчин ни малейшего впечатления. Взгляд графа обратился к его собеседнику, офицеру, чье суждение он почитал очень высоко.
Будучи всего на пять лет старше Рэтборна, подполковник Кохун Грант превратил службу разведки Веллингтона в весьма впечатляющую организацию. Хотя он был слишком молод для того, чтобы занимать такой ответственный дост, его необъяснимое чутье и умение анализировать факты и . отделять подлинное отложного стало притчей во языцех.
Полковник указательным пальцем погладил нос, предмет своей аристократической гордости, и Рэтборн, заметив этот жест и чуть раздувающиеся ноздри собеседника, с трудом сдержал улыбку.
– Если верить словам императора, то он считает, что один французский солдат равен одному английскому, но стоит двух наших союзников. Я склонен с вами согласиться. Он понимает, что мы уязвимы, и не даст нам времени сравнять счет. Черт бы побрал этих янки —вечно он и причиняют нам беспокойство!
– Я бы скорее проклинал политиков за их близорукость. Эти распри с американцами следовало разрешить дипломатическим путем. К счастью, наша кавалерия осталась нетронутой. Это единственное утешение.
– Я позабочусь о том, чтобы у нас оказалось больше ружей и боеприпасов.
– Но ведь есть еще пушки и снаряды Конгрива. Вы о них не забыли?
– Ах эти!
– Не стоит говорить так пренебрежительно! Уверяю вас, что французы уже дрожат от мысли о новом оружии.
– Как это дошло до них?
Легкая усмешка Рэтборна таила в себе многое.
– Политика дезинформации противника, которую я выпестовал с большим трудом. Им не следует знать, что снаряды Конгрива – такой же жупел для нас самих, как и для них.
Заметив вопросительный взгляд Гранта, Рэтборн пояснил:
– Мария Дьюинтерс очень дружна с бельгийским графом, который, по нашим сведениям, сотрудничает с французами. Она сообщила ему эту информацию как бы невзначай. Позже она была подтверждена источниками, близкими к штабу Наполеона.
Грант окинул собеседника долгим взглядом.
– Вы играете в очень опасные игры, о чем я вам уже говорил.
– А в чем дело? В том, что моя личность известна врагу? Но в этом есть свои преимущества, разумеется, до определенного момента.
Граф слегка приподнял бровь.
– Я не вижу никаких преимуществ в вашей смерти, – заметил его собеседник.
– Вы слишком много об этом размышляете. Я буду осторожен. Вы разузнали, как эта информация попала к ним?
– Пока еще нет, но это лишь вопрос времени. После минутной паузы Грант спросил:
– Как идут дела у миссис Дьюинтерс?
– Лучше некуда. Кстати, должен поблагодарить вас за тактичное вмешательство. Мария везде принята.
– Я об этом слышал. И эта уловка пошла на пользу?
– Вы же видели мои отчеты! Я собираю сведения, а Мария распространяет дезинформацию. Эта стратегия прекрасно срабатывает. Известно, что мы с ней близки. Те, кто собирается использовать мои мозги, не поставив меня об этом в известность, пытается это сделать с помощью Марии. Естественно, это делается довольно тонко и хитро, но Мария достаточно умна, чтобы позволить им думать, будто они обвели ее вокруг пальца.
– Значит, ей вы доверяете?
– Больше, чем себе.
– Услышать это от вас дорогого стоит!
– Не волнуйтесь! Я никогда не плыву по воле волн. И по мере возможности получаю информацию из других источников в моей сети.
– А это приводит нас к мысли о бельгийцах. Вы убеждены, что они обратятся в бегство, как только начнутся военные действия?
Рэтборн поднял свой бокал, разглядывая янтарную жидкость на свет, и осторожно покачал его, так что в напитке закрутились небольшие вихри.
– Возможно, это произойдет не так скоро. Понимаете ли, дело не в том, что они трусы. Просто это не их война. Полагая так, они предпочитают, чтобы погибали мы.
– Не могу сказать, что осуждаю их. Я предупреждал герцога, хотя, откровенно говоря, думаю, что и он ожидал этого.
После паузы Грант спросил:
– Итак, что мне сказать его светлости? Где и когда, по-вашему, нам ожидать наступления?
– Я бы сказал, в течение следующей недели или двух. Уже много дней мы отрезаны от границы с Францией. И дело не в нас, а в тех, кто лоялен к императору, а вы понимаете, что это значит. Враг укрепил безопасность границы. Через заслоны почти невозможно проникнуть. Думаю, Наполеон скоро начнет действовать.
– Значит, ваши источники информации теперь перекрыты?
– Не совсем. Гай Лэндрон – наш человек на линии фронта. Он один из секретарей Бурмона. В этом есть ирония. Не так ли?
– А как его хромота?
– Ах это! Ему трудно ходить, но он прекрасно владеет пером и хромота ему не мешает. Говорит, что синие мундиры ему больше по вкусу, чем наши красные, как, впрочем, и французские девушки.
– Скажите ему, что у него будет полно француженок, когда мы победоносно вступим в Париж.
– Скажу. Через день-другой у нас с ним встреча.
– Конечно. Вы ведь всегда стремились находиться в гуще событий, как и лорд Аксбридж. Я же, со своей стороны, прислушиваюсь к мнению Веллингтона.
– То есть предпочитаете более отстраненную позицию?
– Как и положено профессиональному солдату. Вы еще мне не сказали, откуда следует ждать наступления.
– Я не верю, что Наполеон принял решение, а если и принял, то никому о нем не рассказывал. Но можете быть уверены, что, когда оно будет принято, он атакует нас с молниеносной быстротой.
Словно желая придать большую убедительность словам Рэтборна, небо прочертил зигзаг молнии и послышался удар грома. Молния была настолько ослепительной, что казалось, будто ночь внезапно сменилась днем. Минутой позже проливной дождь забарабанил по оконным стеклам.
– То же будет и с Наполеоном, – проговорил Грант задумчиво. – Последний взлет к славе, и потом он канет в вечность.
– Но это будет многим стоить жизни, – заметил Рэтборн и, залпом допив коньяк, налил себе еще из хрустального графина.
Собеседники погрузились в размышления.
– Итак, вернемся к вопросу о том, когда Наполеон нападет на нас, – сказал наконец Грант.
– Герцог предпочитает оборонительную стратегию в случае нападения Наполеона. По его мнению, наступать сейчас безнадежно и, рассмотрев преимущества и недостатки дороги на Шарлеруа, герцог считает ее нашей наилучшей оборонительной позицией. Жаль только, что мы не можем поместить Наполеона, куда хотели бы.
– О, не знаю. Произошли самые странные вещи. Но во что бы то ни стало сделайте без лишнего шума так, чтобы в определенных кругах стало известно: Веллингтон имеет серьезные сомнения относительно обороны города.
– Он думает, что все эти планы можно скрыть.
– Ну, это слишком оптимистический взгляд на вещи.
– Вы полагаете, мы проиграем?
– Нет, я разделяю точку зрения герцога.
– И какова роль Дейрдре Фентон во всей этой истории? Она входит в вашу разведывательную сеть?
На лице Рэтборна отразилось изумление:
– Она ничего не знает. Да я и не хочу, чтобы знала! Так безопаснее.
– Боже милостивый! И она позволила вам запугать себя и теперь принимает Марию Дьюинтерс? У меня впечатление, что между вами и этой девушкой какая-то недоговоренность.