Эти необъяснимые перепады температуры у нее случаются до сих пор, и точно так же, как в раннем детстве, обычно за полдня всё проходит. По врачам они с Мариной больше не бегают, надоело до чертиков — толку с того, если официальная медицина не может сказать ничего вразумительного! Последний эскулап мямлил что–то про подростковый возраст и гормоны, на чём и порешили. Надо будет у Янки спросить: а вдруг уже прошло, зря он себе душу–то разбередил?..
Как же им всё–таки повезло, что она ничего об этом не знает и не помнит! А Марина до сих пор день и ночь начеку, смотрит на малую, как на бомбу замедленного действия: вдруг опять что–нибудь не так, вдруг опять «отклонения от нормы»?.. Хотя правды ради стоит заметить, иммунитет у дочки хороший: болеет редко, от силы раз в год. Cлучалось несколько раз, что семейство в полном составе один за другим слегало, подкошенное сильнейшим гриппом, одна Янка отделывалась легким насморком. Всем бы такие «отклонения»…
Воспоминания понеслись всё глубже в прошлое: в скором времени после тех изматывающих событий он увлекся «Агни–йогой» — да так, как еще ничем и никогда в жизни не увлекался! Сидел ночи напролет над своими драгоценными, с огромный трудом заказанными по почте книгами и переписывал их вручную от корки до корки: «Зов», «Озарение», «Община», «Мир Огненный»… Казалось, только так сокровенное знание может войти в самое сердце — через усилие пишущей руки и ежедневный кропотливый труд.
Примерно в то же время стали сниться прекрасные, тревожащие душу сны, наутро от них оставалось лишь чувство чего–то полузабытого и родного, как в детстве. Однажды среди глубокой ночи ему четко послышался негромкий ясный голос, настойчиво два раза повторил: «Владимир Александрович!» Что любопытно, сна было ни в одном глазу, всё происходило явно и отчетливо наяву. Володя ни капли не испугался, напротив, в радостном возбуждении растормошил жену и сбивчивым шепотом попытался рассказать, что произошло (дети уже спали). Но Марина была в своем репертуаре: обозвала его сумасшедшим и раздраженно перевернулась на другой бок, только издевательски скрипнул пружинами матрац. А Володино сердце колотилось гулко и сильно, отдаваясь горячими волнами по всему телу, пока потихоньку не успокоилось. На смену бешеному сердцебиению пришло сдержанное ликование и удивительно четкая мысль из «Агни–йоги»: «Именно так ученик ощущает присутствие Учителя.»
В следующие месяцы было еще много похожих опытов, один из них отпечатался в памяти на всю жизнь. Володя проснулся среди ночи, будто от толчка извне, взглянул на свои руки и спокойно про себя отметил, что они мягко светятся серебристо–голубым в темноте. (Достаточно яркий свет, при желании при нем можно даже читать.) Будить Марину на этот раз не стал, расхаживал по квартире и экспериментировал с непонятным свечением, как ребенок с новой игрушкой: нежгучее яркое пламя послушно переходило на дверную ручку, чашку с кофе, зеркало и кухонный шкаф. Нестерпимо хотелось поговорить с Янкой, расспросить, не так ли она когда–то видела свои «шарики»? Но дочка заканчивала второй класс, бредила новым увлечением — зоокружком — и про всякие детские причуды больше не вспоминала. Все ее разговоры за завтраком, обедом и ужином сводились к тому, согласится ли мама приютить умыкнутого на летние каникулы бездомного хомячка, самая насущная проблема…
Пожалуй, те бессонные несколько лет были самыми счастливыми в Володиной жизни. Каждый вечер перед сном он читал детям отрывки из «Агни–йоги» или Библии, «Нового Завета» — возрожденная со времен далекого детства традиция семейных чтений. Перебивая друг друга, они втроем спорили и смеялись, и мечтали вслух на всю катушку, засиживаясь допозна. Ребята задавали вопросы, а Владимир с поражающим самого себя красноречием рассказывал сочиненные на ходу сказки о том, что всё вокруг нас живое: деревья и травы, неподвижные камни, даже звезды и небо над головой. Во всем есть искорка Бога, душа.
Дальше — больше: учил детей перед сном посылать добрые мысли всей планете, самыми простыми словами: «Пусть миру будет хорошо! Пусть всей Земле будет хорошо!» Говорил о том, что мысль материальна — «что бы мы ни думали, рано или поздно сбудется», — а потому нужно быть особенно осторожными. Не знаешь ведь, не причинишь ли своей случайной раздраженной мыслью кому–нибудь вреда — или кому–то из близких, кто в тот момент находился рядом, или самому себе. Вернется бумерангом и стукнет с размаху по лбу, соображай потом!..
Трудно сказать, какую часть из его философских историй — одну сотую или, может, десятую? — Слава с Янкой могли в том возрасте понять. Но Володя верил всем сердцем: когда–нибудь в них прорастут эти посеянные щедрой рукой зерна, просто не могут не прорасти… Марина его самодеятельными «духовными занятиями» (как Володя свои чтения называл) была откровенно недовольна и часто пыталась скандалить: «Чему ты их учишь, как они дальше будут жить, когда вырастут?!» Но ребята слушали с горящими от восторга глазами, особенно Янка. (Ярик всегда был скорее «мамин», с характерной практической жилкой: «Не учите меня жить, лучше помогите материально!»)
А еще через пару лет всё постепенно сошло на «нет»: прекратились зовущие в неведомые дали сны, исчезло свечение рук и ослепительно–голубые, цвета сварки, вспышки перед глазами. Как будто бы он предательски незаметно скатывался вниз по наклонной плоскости, пока не приземлился в привычном опостылевшем мире, где никогда не было места фантазерам и чудакам… «Агни–йогу», правда, по старинке до сих пор иногда почитывает, но без прошлого фанатизма и на трезвую голову.
И всё равно порой бывает неудержимо, до сжимающей сердце тоски жаль тех летящих дней, которые, по сути дела, ничего хорошего ему не принесли… Враждебность и отчуждение жены, насмешливые комментарии друзей и тревожные мамины глаза. Не хотелось бы, чтоб Янка повторила тот же самый сценарий взлетов и падений, и горького разочарования под конец. Пока что она с завидным упорством дублирует почти все его юношеские увлечения: фантастика, музицирование с утра до вечера, психология, философия… Разве что радиоэлектроникой и всякой программистской бедой не интересуется, а в остальном — уменьшенная в полтора раза копия отца, женский вариант в мягком переплете.
Глава одиннадцатая. «Фантомас»
Всю жизнь я борюсь с чужим эгоизмом! До своего руки никак не дойдут.
Как ни крути, а опоздание на третью пару — это уже диагноз! Но даже сей прискорбный факт не мог испортить Янкино безоблачное настроение, да плюс еще мягкое осеннее солнце и ее любимые желтые листья на ясене у самого лицея… (Скоро он станет совсем золотоголовым, как молодой Сергей Есенин. Где–то она видела такой портрет…) «Опять Сергей! Мадемуазель, что–то вы зарапортовались!» — подначила мысленно саму себя и только тут обнаружила, что с лица — и похоже, с самого дома — не сходит глуповато–счастливая улыбка. То–то встречный народ шеи вслед выворачивает — ладно еще, когда молодые ребята, а то и солидные дяденьки с портфелями с ними заодно… Вот этого, извините–подвиньтесь, нам не надо!
В класс Янка влетела за две минуты до звонка. Едва завидя ее на пороге, Галя разразилась навстречу гневными упреками:
— Где ты вчера была? Я весь вечер звонила!..
«Ничего себе претензии! — Янка невольно улыбнулась, не теряя бодрого расположения духа. — А как я ей звоню по десять раз и никто трубку не берет, так это в порядке вещей.»
— Заведи мобильник, — сочувственно предложила Машка. Янино превосходное настроение мигом улетучилось без следа…
— Так где ты вчера была? — в Галькиных глазах разгорелся опасный огонек: ну вот, опять сегодня целый день проходу не даст!
— Как его зовут?.. — дурашливо подхватила Юлька, и девчонки с готовностью захихикали. К счастью, в аудиторию вбежала Оксана Юрьевна без обычной своей улыбки, с бровями нахмуренными дальше некуда и видом весьма решительным. Почуяв, как в воздухе явственно запахло жареным, десятый «А» с поспешностью разбежался по местам и нервно зашуршал учебниками.
— Не наелся — не налижешься! — полным сострадания голосом поставила в известность англичанка, конфискуя у них учебники вместе с тетрадями. И устроила развернутую, зверской сложности контрольную на целую пару. (Вот тебе и «своя в доску», держи карман шире!..) Она иногда так умеет: сыпет своими одесскими шутками–прибаутками, улыбается, закрывает глаза на всякие мелкие проколы с нарушениями, но стоит лишь расслабиться — и на тебе, сюрпрайз!