Прокладывая себе путь к учительскому столу, физик мельком покосился на доску и замер на полпути, смешно занеся ногу над грязноватым полом. Точно не решался на нее ступить. Но всё же ступил, и перешагнул, и подобрался поближе к доске, чтоб рассмотреть этот неизвестный науке феномен во всех подробностях. Вон и про свои таблицы забыл:
— Это что, тоска по русским лицам?
Десятый «А» дружно оценил его остроумие, опять поднялось то, что Оксана по–одесски называет «хай»:
— Не вытирайте!
— Пусть будет!
— Тише! — физик поморщился, словно от разыгравшейся не на шутку мигрени: — Скалы Крайнего Севера во время птичьего базара.
Физик у них университетский, молодой и бородатый, Яна пока что не запомнила, как его зовут. Как–то кучеряво. Оксана по секрету рассказывала, что он то ли математический, то ли еще какой талант — несмотря на свой не слишком солидный возраст, успел защитить две диссертации. Кроме него, в лицее много преподавателей из соседнего универа — лицеисты считаются там вроде как подшефными. А всё директор постарался, непонятно вот только, какими калачами их сюда заманивал?.. И еще в прошлом году ввел вместо обычных школьных уроков пары, как в высших учебных. Явно по принципу: «Главное в нашей жизни — хоть чем–то отличаться!» Переборщил с этими парами дальше некуда — попробуй высидеть без движения восемьдесят минут! Ни в одной нормальной школе такого нет, гестапо самое настоящее…
Зато выпускные экзамены из лицея будут одновременно вступительными в тот самый технический универ неподалеку от лицейского корпуса — конечно, для тех, кто захочет. (Янка после каникул в этом сильно сомневалась. Только маме до поры–до времени решила не говорить, нечего заранее воду мутить…) И вообще, не надо ей такого гарантированного будущего, что даже разницы никакой на новом месте не почувствуешь! Те же самые университетские преподаватели и примелькавшиеся за три года физиономии лицеистов, и привычный троллейбус — «восьмерка» по утрам — скукотища!
Хотя если так подумать, задача номер один — сохранить в полном составе их лихую компанию, а всё остальное — это уже дело десятое. Вот бы поступить куда–нибудь всем вместе, хотя бы в Одессу, совсем ведь рукой подать… Вот это была б студенческая жизнь!..
Но что ни говори, а «взрослые» преподы выгодно отличаются от обычных учителей. Не кричат и не переходят на личности (как историчка), а называют всех исключительно на «Вы», от чего хочется вести себя сдержанно и солидно, как настоящие студенты. Но не всегда получается; верней, почти никогда не получается. Чаще бывает так, как возмущается их тоже университетская математичка Елена Аркадьевна: «Неорганизованная масса!» Не слишком–то приятно, наверно, этой ученой братии со всеми их степенями и прочими регалиями возиться с детьми…
— Тема нашего занятия: «Электромагнитные колебания», — физик принялся развешивать на доске разноцветные картонные таблицы, для нескольких не хватило места и он заметно растерялся. Неужели не знает, что куда девать?
Минуты две Яна мучительно раздумывала: может, проявить свой врожденный гуманизм и вызваться в качестве добровольной помощницы? (А что скажет Макарова со своими приспешниками, так кого это колышет!) Но на ее голову уже назревали события посерьезней… Галька, по–видимому, решила не терять времени попусту, а сразу брать быка за рога, и ухватила Яну за локоть своими цепкими клешнями–пальцами. По выражению Галиного лица было яснее ясного, что отпираться больше не имеет смысла:
— Ну, и сколько ему лет?
— Не знаю… — действительно, как–то забыла спросить, показалось не важно.
— А где он учится? Или работает?
— Не знаю, — говорили–то с Сережкой о чем угодно, только не об анкетных данных «что–где–когда»! «И в самом деле, где же он учится? Живет как будто бы на Острове, или нет?..» — Яна почувствовала себя непроходимо глупо. Да и Галина батьковна аж никак не способствовала поднятию самооценки, косилась на нее с нескрываемой иронией, насмешливо поджав накрашенные вишневой помадой губы. Подумаешь, великий специалист в сердечных делах!
— Ну ты, мать, даешь! А его телефон у тебя есть?
— Нет! У него есть мой, — резко оборвала ее Янка. Кажется, начинает заводиться, с чего бы это?.. Чтоб успокоиться и занять чем–то руки, она принялась бездумно перебирать на столе свои тетради в ярких «сериальных» обложках, и вдруг вытащила из–под самой нижней сложенный вчетверо тетрадный листок в клетку. На развороте красовались крупные корявые буквы синей пастой: «Я. В.» (Яне Вишневской, иначе и быть не может! Потому как нет у них в классе никаких других «Я. В.».) Сгорая от любопытства, она неловкими от спешки пальцами развернула листок, перед глазами поплыли неровные строчки: стихи, что ли? «Любовная записка! Вот стихов мне еще не посвящали… — это была самая первая мысль. — Только почему печатными буквами?»
«Мне нужен труп.
Я выбрал вас.
До скорой встречи!
Фантомас.»
Она замерла в полной растерянности с приоткрытым ртом, и отчаянно захлопала длинными, похожими на кукольные, ресницами (которым завидовали все девчонки в классе): «Вот это да! Вот те и записочка…» Галька, не теряя ни минуты, выхватила у нее из рук этот литературный шедевр и жадно впилась в него взглядом:
— Первый класс, вторая четверть! Кто?
Чувствуя себя еще более глупо, чем во время Галькиного допроса с пристрастием, Яна в недоумении потрясла головой: ну что на это можно сказать?.. Не давая ей опомниться, с задней парты потянулась нетерпеливая Юлькина рука, на этот раз без линейки:
— Чего это там у вас? Дайте позекать! — секунда — и они на пару с Алиной взахлеб читают ее записку, глаза прямо–таки горят от восторга. Не хватало еще, чтоб по рукам пошло! Подтверждая Янкины наихудшие опасения, остальные члены банды на первой парте тоже заволновались — видимо, отдаленные слухи добрались и до них. Зая жалобно на весь класс заныла:
— Дайте мне! Ну что вам, жалко? Ленин завещал делиться!
Зато Машка — Марианна была предельно деловита, бизнесвумен:
— Что там такое?
— Кто–то прикололся, — доходчиво объяснила Юлька и захихикала.
Физик уже минуты две как смотрел на них с неописуемым укором в красивых прозрачно–карих глазах. «Ему бы еще бороду сбрить и прическу подправить — был бы очень даже ничего," — совершенно невпопад подумала Яна.
— Девочки! Я вам не мешаю? — они из вежливости притихли, готовые в любую минуту возобновить увлекательное обсуждение этого ЧП. Яна откинулась до упора на своем расшатанном стуле и принялась взглядом сканировать класс, пытаясь вычислить, кто бы это мог быть. (Всё равно рано или поздно себя выдаст, просто не может не выдать!) Вот и первые подозреваемые: Денис, мелкий пакостник, тихо на своей галёрке веселится, и зловредный Капля по правую руку лыбится во весь рот! Давно она не видела, как эта мрачная личность смеется… Так ничего и не решив, Янка склонилась к Гале и заговорщицким шепотом спросила:
— Как ты думаешь, кто?
— А кто еще может быть? Больше некому.
Не сговариваясь, девочки синхронным движением обернулись и многозначительно уставились на Дениса — тут бы и самого толстокожего проняло до костей. Но тот решил сыграть в полную непонятку, в притворном недоумении вытаращил раскосые восточные глаза. Вышло вполне правдоподобно — талант!..
После физики — ну наконец–то! — они были свободны. Но девчата расходиться по домам не спешили: бурно обсуждали самый главный за сегодняшний день инцидент и в сотый раз перечитывали «Фантомаса». Зато Яна как–то сразу, в одночасье, от всего устала, недавнее возбуждение быстро прошло и настроение упало до катастрофической отметки. (В первую минуту действительно показалось прикольно, но сейчас, если задуматься, то как–то не очень… А она еще радовалась, как дурочка: «Йес, любовная записка!» Подфартило, короче.)
Яна на секунду закрыла глаза, нисколько не заботясь, что о ней подумают всякие досужие языки во главе с Катериной Макаровой, и попыталась сосредоточиться. Но вИдение упорно не приходило, словно решило взять бессрочный отпуск на всю оставшуюся жизнь… «Ну хоть какую–нибудь подсказку, ну пожалуйста!» — взмолилась она мысленно, непонятно к кому обращаясь. Теперь ни за что на свете не сможет спать спокойно, пока всё не выяснит!
И вдруг почувствовала на себе знакомый неподвижный, тяжелый по ощущениям взгляд: Стас Капля смотрел на нее издали, не отрываясь, и через бесконечно долгое мгновение небрежно улыбнулся уголком рта. От этого сочетания Янку прошиб холодный пот и одновременно с тем бросило в жар: леденящий душу безжалостный взгляд и любезная улыбка на губах, чтоб подсластить пилюлю… В самых глубинах памяти заворочалось что–то давно забытое и откровенно жуткое: кто–то невидимый глазу монотонно забубнил как будто бы на латыни, и пахнуло неизвестно откуда промозглой сыростью подземелья. Так вот почему она не может на него долго смотреть, всё внутри сопротивляется! Он когда–то был…