— Ты была мужчиной? — Володя уже прокашлялся, перевел дух и решил больше ничему в этой жизни не удивляться.
— Иногда, в основном женщиной. Тогда я была таким женственным, — она забавно растопырила в воздухе длинные тонкие пальцы, показывая, каким именно, — с меня все смеялись, говорили, что не мужик! Приходилось с ними драться. — В этом месте дочка тяжело вздохнула: — Потом было какое–то сражение и я не захотела никого убивать, не смогла. Тогда убили меня. Еще в другой жизни мы с Галькой кавалера не поделили, это сейчас опять вернулось…
— Как вернулось? — не понял он.
— Ну, просто вернулось, почти такая же ситуация. Мастер говорит, нам надо до конца отработать эту карму, а не то в следующей жизни опять подсунут…
Володя схватился ладонями за вискам и протестующе воскликнул:
— Подожди! — неуклюже попытался перевести всё в шутку, чтобы скрыть этот внезапно накативший иррациональный страх. Залопотал дурацким голосом на ломаном русском: — Ямщик, не гоните лошадей!
— Что, перегруз? — Янка смотрела на него, явно забавляясь — может, и вправду всё придумала, решила пощекотать отцовские нервы? С нее станется, с таким–то богатейшим воображением! Сокровищница царя Соломона, а не воображение… С другой стороны, подобными вещами она б шутить не стала, прекрасно ведь осведомлена о его бурном эзотерическом прошлом. Хатха–йога, «Агни–йога», дыхательные упражнения, тот же Кастанеда — столько всего было…
— Что твои эти… рейкисты говорят? — вот про Рейки он когда–то от кого–то уже слышал, еще до Янки, только сейчас вспомнил. Японская традиция из последних новомодных, что–то в этом ключе.
— Они там радуются, хотят, чтоб я работала с ними. И Мартын тоже хочет. Но я не знаю…
— А Мартын тут при чем? — неприятно удивился Володя, уж этого–то никак не ожидал. Олег Мартынов — его старинный университетский приятель, именно так Янка и попала в свой Клуб кастанедовцев. Может, и не стоило бы…
Володин назойливый вопрос дочка царственно проигнорировала и минуту–другую просто молчала, тщетно пытаясь утопить ломтик лимона в чашке с холодным чаем. И опять сбивчиво заговорила, с каждым словом всё больше распаляясь:
— И еще, знаешь, такое чувство интересное… Как будто бы внутри я всегда была такой, как сейчас, каждый раз. Меняются костюмы и декорации, даже пол меняется, а я остаюсь… И даже события жизни похожие, как один и тот же сценарий по многу раз проигрывается! И люди вокруг почти те же самые, их легко можно узнать, если присмотреться. Представляешь?..
Он уже ничего не представлял, но Янка неслась галопом на своей волне:
— Вот ты часто был, это я помню! Мастер говорит, что бывают родственные души, они стараются воплощаться вместе. Специально ждут другого, сразу не рождаются… Могут века ждать в тонком мире… А маленькие дети сейчас какие, обалденные просто! Никогда не замечал? Такая сила в них чувствуется, аж жутко иногда становится, как прислушаешься. Я по сравнению с ними — вроде допотопный динозавр.
Володя поневоле улыбнулся на этого «динозавра», и вспомнил неизвестно где подхваченное:
— Каждое следующее поколение индиго сильнее предыдущего.
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво уставилась на него Янка своими плошками–глазами. — А-а, значит, и ты тоже!.. В принципе, я так и думала.
— Что — «я тоже»?
— Ты из раннего поколения индиго, — со смешным торжеством в голосе провозгласила дочура. — Всё с вами ясно!
— Ну, скажешь еще… — озадаченно протянул он, чувствуя себя крайне польщенным. Но Янка в сотый раз за этот вечер перебила:
— Мастер говорит, что такие… в общем, особенные дети приходят только к подготовленным родителям. К кому попало не придут. Я вот тебя выбрала… — Володя опять не удержался от улыбки: «особенные дети», значит! Потрясающая скромность, ай да телепузик!
А Янка ни на что не обращала внимания, с горячечным блеском в глазах сыпала словами:
— Я недавно фильм смотрела: оказывается, индиго в последний раз воплощались на Земле в таком количестве, как сейчас, очень давно. В двенадцатом–тринадцатом веке, около того. Жанна д'Арк, например, и все эти ранние христиане… Их потом сжигали на кострах, как еретиков, — она подавила тяжелый вздох: — Знаешь, мне иногда кажется, что меня тоже когда–то сожгли, такие сны, бывает, снятся… Как будто бы посреди ночи стук в ворота и крики: «Ведьму прячете?!» И я знаю, что это за мной, мне лет шестнадцать, и мама рядом плачет и кричит… А потом какое–то подземелье, и вереница женщин в длинных серых балахонах с капюшонами, у каждой зажженная свеча в руке, и я среди них…
Володю пробрал ледяной озноб, но дочка ничего не заметила, продолжала, уставившись перед собой немигающим взглядом:
— Помнишь, я в детстве боялась спички зажигать? А зажигалки до сих пор не умею, смешно, да? У нас в классе один мальчишка есть — по–моему, он как раз оттуда… Из инквизиции.
— Ну, это ты нафантазировала! — перебил Володя нарочито–бодрым тоном. — А что там за мальчишка? Вот с этого места, пожалуйста, поподробней.
— Тебе только что–то рассказывать! — она сразу же надулась и замолчала, упрямо сжав губы в узкую полоску, всем своим видом подчеркивая: ну всё, теперь ты и слова от меня не дождешься!..
— Да-а, ясновидящие всем нужны, — совершенно невпопад пробормотал Владимир. Озноб уже прошел, остался в напоминание только липкий обжигающий холод в груди, где–то у солнечного сплетения.
Вот уже много лет он старался не вспоминать один невероятный случай, когда попросил четырехлетнюю Яну «посмотреть» на будущих партнеров по бизнесу. Случилось это после «шариков», когда дочурка никаких странностей больше не проявляла, вела себя на удивление примерно. (Если б Марина узнала, им бы обоим несдобровать!) Володя успокаивал себя тем, что слишком уж критическая назревала ситуация: страна с головой погрузилась в пучину рыночной экономики, ну и он не стал исключением из правил, по простоте душевной попался на нехитрую удочку. Прельстился обещанными баснословными барышами некоей — более чем сомнительной — компании, как и многие соотечественники в те времена… (Сейчас–то и дураку понятно, что к чему, шито белыми нитками! Но тогда сделка рисовалась просто сказочной, такой, что дух захватывало от перспектив.)
Владимир отказался в последний момент, перед подписанием контракта. И именно из–за Янки: малютка–дочка с недетской серьезностью выдала нагора, что «дядя изнутри черный»… Только это Володю и отрезвило, ушат холодной воды на разгоряченную голову.
Ну, а все остальные друзья–товарищи влетели по полной программе, как водится, — не захотели его слушать. После того смотрели волками и не здоровались на улице, и охаивали при случае за глаза, всякое бывало… А Марина швырнула в лицо увесистым обвинением, как булыжником, что это из–за него Янка растет «странная» и непохожая на других детей — маленький белый вороненок.
«Может, в чем–то она права, в этом есть моя вина…» — Володя с трудом вернулся в настоящее, то самое Янкино «здесь и сейчас» — в уютный полумрак пиццерии со слабым духом чего–то подгоревшего из кухни:
— Ты кому–то об этом рассказывала?
Малая с обезоруживающей честностью принялась перечислять, по–детски загибая пальцы на левой руке:
— Девочкам в классе, нашей банде… Да, еще Денису, потом Сергею немного… Он все равно не поверил.
«Ну конечно, и половине Города впридачу! Еще этот Сергей, как я мог забыть? — Владимир мысленно с натугой покряхтел: — Лишняя головная боль.»
— Ну, и маме тоже, в самом начале. Она меня хотела к психиатру отправить! — пожаловалась Янка, скорбно морща брови.
«Это на Марину похоже, — отчего–то без всякого раздражения, с пугающим ледяным безразличием подумал Володя. — Сказать такое ребенку!..»
— Я видела, в одной прошлой жизни она меня насильно замуж выдавала! Где–то в Индии. Я так плакала…
Официант застыл рядом с их столиком, словно джинн европейской наружности. Уже не сопливый мальчишка, а матёрый вышколенный гарсон с безупречно–вежливым лицом и далеко не вежливыми квадратными глазами… Володя, чуть замешкавшись, раскрыл деликатно протянутую ему коричневую кожаную книжечку со вложенным в нее счетом:
— Спасибо! — и успокаивающе щелкнул дочку по носу: — Никто тебя не отправит.
Только в машине, в приятной убаюкивающей полудреме, Янку осенило вдруг ни с того ни с сего: сложила два да два и получила… «Такие вещи вслух не говорят! — издевательски вспыхнуло в голове самое первое предупреждение Мастера Ольги. Сколько же их было после того — предупреждений, чтоб не трепала зря языком и не порола лишний раз горячку…