— Перестань нести чушь, Лиза. Ты знаешь, что это неправда.

— Уходи. — Она стерла единственную слезинку, и, когда она заговорила следующее, ее голос был уверенным и холодным как лед: — Я никогда не хочу видеть тебя снова.

Нет. Прошу, нет! Я не мог оставить ее сейчас. Должен быть способ, разобраться между нами снова — убедить ее, что я никогда не намеревался играть с ней. Убедить в том, что мое сердце было в этой игре с самого первого момента.

Ее взгляд стал только жестче, убеждая, что у нас нет шанса. Больше нет.

Мое сердце болело, как и все остальное тело, когда я подошел к ней. Наклонившись, чтобы расположиться на кровати по обе стороны от нее, я искал в ее лице в последний раз проблеск надежды. Там не было ничего.

Отлично. Я потерял то, чего никогда не имел. И эта маленькая надежда, которую она разбудила во мне за последние несколько дней, сделала боль невыносимой

— На одну минуту мне показалось, что у меня есть шанс. Но теперь я понимаю, что повезет не мне, а Митчеллу.

Преодолевая последний дюйм между нашими лицами, я вдыхал ее чистый, прекрасный аромат в последний раз. Она не отступала от меня, но ее глаза сказали, что не потерпят и мельчайшего прикосновения прямо сейчас.

Я схватил кепку, находившуюся за ее спиной, выпрямился, надев ее, и спустил козырек, закрывая лицо.

— Еще увидимся, Мэтьюз.

Повернувшись, я направился к открытому окну, вылез и спрыгнул с сарая. Там не было никого, чтобы удержать меня. Никто не говорит мне прийти завтра, чтобы мы могли поговорить. Никто не сказал спокойной ночи. Была только обиженная девушка, которая закрыла окно за мной.

Глава 12

Я понятия не имел, куда шел, но знал, что ехать домой прямо сейчас было плохим вариантом для меня. Разгоняя машину по шоссе, я пытался взорвать свой разум музыкой, играющей на оглушительном уровне. Я был уже за городом, прежде чем понял, что направляюсь на юг.

Никто из моих знакомых не жил в этом районе, так что в какой-то момент я просто несся на автомобиле до полной остановки на пустой стоянке и вылез. Фары разрезали кромешную тьму, падая на спокойные волны, колышущиеся у берега. Песок скрежетал под моими ботинками, когда я шел вниз по каменным ступеням и пересекал пляж, подходя к морю. Подойдя к морю, я сел на мокрый песок, прижал ноги к груди, и позволил отдохнуть подбородку на коленях. Я смотрел на океан, пытаясь понять то, чего не мог понять.

Почему всегда так? То, чего вы хотите больше всего, у вас нет?

На пляже не было никого, кто мог бы дать мне ответ.

После нескольких минут система контроля Ауди погасила огни и оставила меня размышлять в темноте. Я не двигался… долго. Очень долго.… До того, как солнце не поднялось позади меня и медленно согревало мое холодное и жесткое тело. Я достал свой телефон из кармана. У меня была больная надежда, что Лиза хотела поговорить со мной. Но это была не она. На дисплее высветилось «Мама». Она, наверное, поняла, что моя машина не была дома и забеспокоилась. Я не ответил на звонок, но встал на ноги и потащил себя к машине. Наполовину отключившись, я поехал домой.

Перед тем как выйти из машины, я очистил свое лицо от крови, потому что не хотел никого пугать. Но разбитая губа и опухший нос все равно бы меня выдали. Как только я проскользнул через переднюю дверь, большие напольные часы в гостиной пробили 9:00. Я старался не шуметь, когда закрывал дверь, но моя мама, конечно, слышала мою машину, подъезжающую к дому. Не было никакой возможности избежать ее инквизиции.

— Райан, дорогой, где ты был?

Я знал, что это плохо, когда она зовет меня «дорогой». Это всегда указывает на то, что она волновалась обо мне. Она обхватила меня за щеки и заставила посмотреть вниз на ее лицо.

— Боже мой! Что случилось? Ты попал в аварию? — Затем она резко вдохнула. — Или ты подрался?

Взяв ее руки в свои, я мягко отстранил их от моего лица.

— Ничего не случилось, мама. Я в порядке.

Мне всего лишь вырвали сердце из груди и растоптали. В остальном, все в порядке

— Не автокатастрофа, не борьба, — не реальная в любом случае. — Мне не больно, просто устал.

— Но что-то должно быть…

— Пожалуйста, мама. Я не хочу разговаривать об этом прямо сейчас.

Я, должно быть, звучал плаксиво и жалостливо.

Для ошеломительного момента матери и сына, она смотрела в мои умоляющие, затуманенные глаза, и это, казалось, было достаточно для нее, чтобы понять. Все.

— Все в порядке, дорогой. Ты поднимайся и ложись в постель. Я принесу тебе чашку горячего шоколада.

Я всегда пил кофе по утрам, и она это знала. Но я бы не удивился, если бы в горячем шоколаде было маршмеллоу.

Подниматься по лестнице было утомительнее, чем ехать до дома 80 миль только с одним открытым глазом.

По пути в ванную, я скинул свою обувь и разделся до боксеров. Чуть не упав, я шагнул в кабину под горячие струи воды, которые обрушились на меня. Держась руками за стену, я опустил голову и тяжело дышал. Это был единственный раз, когда я дал волю слезам: они душили меня всю ночь, а вода могла смыть все следы.

Прошло полчаса, а я все еще стоял под водой. Мне не хотелось выходить из душа. Я бы остался здесь надолго: мое сердце болит так, будто его сдавили тисками.

Опираясь кулаками о стену, я прижался к ней лбом. Как моя жизнь может снова стать нормальной?

К тому времени, как я выключил воду, мне казалось, что я усну стоя. Устало высушив себя, я обернул полотенце вокруг бедер и побрел к себе в комнату, где вытащил свои шорты и футболку. На прикроватной тумбочке я наткнулся на обещанную чашку горячего шоколада, который уже остыл. Меня это не заботило, потому что, в любом случае, я не собирался это пить.

Горячий шоколад может помочь, если ты заболел или грустишь из-за того, что умер твой хомяк. Но я не слышал о том, что он мог вылечить разбитое сердце.

Упав лицом на подушку, я надеялся оставить весь мир позади и погрузится в забвение

Я так и сделал. Но снова проснувшись, я понял, что, вряд ли, был в отключке достаточно долго, мои волосы не высохли после душа. Перевернувшись на спину, я уставился в потолок… и очнулся через два часа, когда в мою дверь мягко постучали.

Моя мама осторожно просунула голову, чтобы не разбудить меня, если я спал.

Увидев меня бодрствующим, она тихо сказала:

— Твой отец и я будем обедать через минуту. Разве ты не хочешь спуститься вниз?

— Я не хочу есть, — сказал я ей, надеясь, что она поймет намек и оставит меня в покое.

Но она, все равно, зашла, и села рядом со мной, чтобы нежно погладить рукой по моим волосам.

— Что произошло, дорогой? Это была девушка?

Закрыв глаза, я позволил ей ласкать меня, изо всех сил стараясь не гримасничать ради нее.

— Серьезно, мам, я не хочу говорить об этом.

Мое горло болело, когда я говорил, и я сжал губы, чтобы остановить их дрожь.

Может быть, однажды я соберусь рассказать ей о прошлой ночи. Но не сейчас, когда я едва мог держать себя в руках.

Изабель Хантер кивнула мне с пониманием.

— Я здесь, если понадоблюсь тебе.

Она оставила мою комнату и тихо ушла.

Я снова уставился в потолок, пытаясь понять, что я сделал не так с Лизой. Я был осторожен, я бы деликатен, я ждал, когда она вырастет. Но, может быть, в этом и была вся ошибка? Может быть, она бы поняла, насколько сильно она для меня значима, если бы я был искренним с ней с самого начала. Она бы не подумала, что я играю с ней в глупые игры. И она бы не выбросила меня из своей жизни.

Я никогда не хочу видеть тебя снова.

Я вытер нос тыльной стороной ладони, борясь с внезапно хлынувшим потоком слез из моих глазах.

Во второй половине дня, снова постучали в мою дверь, но на этот раз это была Рэйчел, которая вошла в мою комнату, как в свою. Она несла тарелку, на которой лежал толстый кусок вишневого с ванильным кремом торта. Улыбаясь, она упала на матрас и покачала тарелкой перед моим носом.

— Я принесла торт. Ты — плакса.