Спальня Джоаны наверху была совсем маленькой, окно выходило на море, и вдали виднелись острова. К счастью, она хорошо спала, хотя из соседней комнаты, в другой части дома, доносился шум. Астрид тоже не жаловалась на бессонницу и совсем не обращала внимания на вопли за стеной.
— Мне все равно, что там происходит, — говорила она с достоинством, — это их дело. Просто я беспокоюсь за свой любимый дом. Боюсь, он никогда уже не станет прежним.
Джоана ей сочувствовала.
— Слава богу, что хотя бы эта часть дома не пострадает.
— Я утешаю себя этой мыслью. — Астрид, одетая в длинную шелковую юбку, передвигалась по комнате, как экзотическая золотая рыбка, дотрагиваясь до своих сокровищ ухоженными руками, и ее взгляд задерживался на картинах Мунка.
Том от природы был ленив, но работал с удовольствием. Ему нравилось, когда его окружали только хорошие вещи, цену которым он знал. У него в подчинении были немцы, работающие в этом здании и в соседнем. Джоана печатала все документы, имея доступ к информации в офисе и за его пределами. Не зная, что из этого может быть полезно для освободительного движения, она решила связаться с Гунаром, назначив дату и время встречи. Стефена снова не было. Места встреч они меняли постоянно, начиная от чердаков и заканчивая многолюдными кафе.
Спустя несколько недель Джоана приехала на выходные домой. Наступило время сбора урожая. Долина с колосящейся пшеницей казалась наполненной солнцем. Увидев знакомых, она остановилась и помахала им. Они не ответили, и она подумала, что они слишком заняты. Когда то же самое повторилось на другой стороне дороги, Джоана ощутила неприятный холодок, пробежавший по спине. Впервые за свою жизнь она прошла по дороге к дому, ни с кем из друзей не обмолвившись словом и не увидев ни одной улыбки на лицах. Соседи, которые с самого детства Джоаны ходили в их дом, сейчас даже не смотрели в ее сторону. Лишь один из учеников Рольфа ответил ей, крикнув:
— Нам не нужны здесь предатели!
Все знали, что она работала на немцев, и сделали свои выводы. Она не винила их, но их враждебный настрой невозможно было выносить.
Эдвард, тяжело опираясь на трость, вышел на крыльцо ей навстречу. Она вбежала по ступенькам, и они обнялись.
— Ты выглядишь молодцом! — воскликнула она. Он много часов сидел на солнце, его лицо загорело, благодаря чему он стал выглядеть даже лучше, чем до болезни.
— Боюсь, что я стараюсь, превозмогая лень. И я могу работать только с бумагами. Тут все держится на твоей маме, а Керен ее правая рука. — Он сделал усилие, чтобы сесть на стул, стоявший на крыльце, и она присела рядом. — Но вообще у нас не так уж все хорошо. — Его радость от встречи с ней сменилась на недовольство, и он начал брюзжать: — Я должен работать в поле сейчас, а не сидеть здесь без дела. Вместо меня там трудится твоя мать, а урожай помогут собрать немцы! Мой урожай! — Он стукнул кулаком себе в грудь. — А еще этот немец тут крутится.
Джоана подняла брови от удивления.
— Это тот сержант, с которым Керен знакома еще со школы?
— Он. Они гуляют вместе все лето. А я-то всегда думал, что она будет невестой Эрика. — Он раздраженно покачал головой. — Времена изменились. Как жаль, что молодые девушки больше не могут хранить верность. Во времена моей юности женщины ждали годы, пока их мужчины устроятся в Америке и пошлют за ними, и не было случая, чтобы хоть одна из них нарушила слово.
Повернув голову, она посмотрела вниз на долину.
— Теперь я понимаю, почему меня провожали такими взглядами, когда я шла сюда. Керен тоже называют предательницей. Я думаю, вам с мамой непросто осознавать, что в вашем доме живут сразу двое, которых соседи считают предателями.
— Еще бы, черт бы вас побрал! Ты ведь могла найти любую другую работу, а Керен послать этого немца куда подальше.
Она поднялась и похлопала его по плечу, намекая, что все будет хорошо.
— Я думаю, мне надо переодеться и пойти в поле помочь.
Джоана поднялась в комнату, достала из шкафа хлопковое платье и надела его, потом повязала цветастую косынку. Она вышла через дверь черного хода, чтобы вновь не столкнуться с отцом. Перейдя мост, она направилась к работающим в поле людям, на шлагбауме немецкого поста висел военный френч. За время оккупации это был уже третий урожай. Сколько еще раз им придется собирать урожай, прежде чем эта форма перестанет попадаться им на глаза.
За эти выходные Джоана успела оценить обстановку в семье. Керен сильно изменилась. Она похудела и казалась хрупкой, почти прозрачной. Но она по-прежнему оставалась спокойной, мягкой и готова была при первой необходимости бежать к Эдварду. Вечером в субботу приехал Карл, чтобы забрать Керен куда-то на танцы. Она вышла из дома в летнем платье, похожая на фею. В окно Джоана видела, как Карл обнял ее за талию, Керен не ответила, но и не отстранилась.
Джоана отвернулась от окна и засунула руки в карманы юбки.
— Почему ты позволяешь этому сержанту приходить сюда? — спросила она Джину. Эдвард заснул над развернутой газетой и тяжело дышал, откинув голову на вельветовую подушку.
Мама, крутившаяся около стола, не подняла глаз.
— Он не заходит в дом.
— Дело не в этом. Просто все соседи в округе судачат. Надеюсь, что хотя бы ты не винишь меня за то, что я работаю у Тома.
— Нас просили, чтобы мы отправили Керен обратно в ее деревню, но я ответила, что наш дом — это ее дом и она может оставаться здесь столько времени, сколько захочет.
— Я рада слышать это. — Джоана подошла к матери и заглянула ей в глаза. — Что это у вас с Керен за тайна? Почему вы обе поощряете этого немца?
Быстро взглянув в сторону мужа, чтобы убедиться, что он спит. Джина посмотрела на Джоану и выпрямилась.
— Я могу честно сказать, что мы с Керен это не обсуждали. С тех пор как сержант Мюллер появился здесь, она, бедняжка, сама не своя. Взамен на ее дружбу он готов не докладывать своему начальству, что твой отец поправляется.
— О боже мой! — прошептала Джоана. — А отец этого не знает? Почему вы не сказали ему?
— Он может сделать какую-нибудь глупость.
— Ты имеешь в виду сдаться?
— Я предпочитаю не думать об этом. — Джина дернула плечами, как будто хотела скинуть какой-то невыносимо тяжелый груз, лежавший на них, выражение ее лица сделалось суровым. — Добродетель Керен бесконечна, а жизнь твоего отца нет.
Джоана не знала, что ответить на это.
Когда Керен вернулась с танцев, она застала внизу Джоану, которая ждала ее. На ней была пижама из китайского хлопка. Судя по тому, что розы на ней выцвели, пижама была куплена еще в довоенное время.
— Почему ты не спишь? Уже поздно.
— Я хотела поговорить с тобой. Давай выйдем на крыльцо.
В ночной тишине был слышен вечный шум водопада. Керен откинулась на спинку стула.
— Я так понимаю, ты догадалась.
— Это было нетрудно. Мы все у тебя в долгу — родители, братья и я.
Керен ответила ничего не выражавшим голосом:
— Я не хочу ничьей благодарности. Карл — это не Гитлер, и хотя он носит форму, иногда я забываю, что он нацист и начинаю воспринимать его как того мальчишку, которого когда-то знала. А все могло быть хуже. Намного хуже. Я позволяю ему целовать себя и обнимать, чтобы он считал, что я честна с ним. — Она говорила это с отрешенным видом, как будто бы для самой себя. — Он хорошо относится ко мне и надеется, что со временем я отвечу ему взаимностью. Еще мне его жалко. Война испортила ему жизнь, просто он не осознает этого.
— А есть шанс, что его отправят куда-нибудь на север или юг Норвегии, подальше отсюда?
— Сейчас вряд ли. Кстати, я рада, что ты знаешь правду. Я больше ни с кем не могла бы поговорить так, как разговариваю с тобой. Я люблю Эрика и всегда буду его любить. Я жду его возвращения, и если он любит меня так же, как я его, то он не станет слушать других. И еще я надеюсь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Эдварда не забрали в заложники.
Впервые за все время Джоана заметила, как похожи ее мама и Керен. Они обе обладали большой силой воли.
Когда выходные закончились. Джина облегченно вздохнула, потому что беспокоилась, что Джоана случайно обмолвится при Эдварде о настоящем положении дел. После отъезда дочери она решила, что теперь они увидятся не скоро.