Она стояла с подвыпившими офицерами, которые развлекали ее своими шутками, и, хотя она смеялась, он заметил, что она обрадовалась при его появлении.
— Я думаю, нам пора уходить, Том. — Она не дала ему возможности предложить поужинать. — Я только возьму шаль. Всем приятного вечера.
Молодые офицеры шутливо пытались удержать ее, но она решительно взяла под руку Тома и повела его из зала.
— Разве ты не проголодалась? — спросил он, с сожалением подумав об ужине.
Там подали обжаренную холодную свинину, ветчину, красную капусту и салями, а еще яблочный пудинг и много всего вкусного.
— Я перекусила с Астрид, когда выходила из дома.
От вида стола у нее закружилась голова. Изобилие еды шокировало ее больше, чем враги в униформах. Она подумала о своем народе, который почти голодал. Астрид никогда не жаловалась, не считая шутливого тона, когда рассказывала, как в магазине прямо перед ней был продан последний кусок мяса. Сейчас у нее перед глазами стояла огромная чаша с апельсинами. Норвежские дети уже успели забыть, какие они на вкус, а те, кто родился после захвата страны, и вовсе не знали, что это такое. Джоана резко остановилась, когда они подошли к лестнице.
— Я бы хотела один апельсин.
— Я возьму пару, — ответил он.
Это спасло им жизни, потому что, когда он вернулся в зал, а она осталась ждать его в холле, на выходе прогремел мощный взрыв. Взрывной волной убило охранников, а припаркованные машины разбросало как игрушки. Окна в здании повыбивало, и стекла хрустели под ногами Джоаны и Тома, когда они спускались вниз. Зеркало, висевшее на стене, разбилось вдребезги. Послышались крики, женские вопли и топот. В воздухе стоял запах гари и пыли, которая забивалась в нос и оседала в горле.
— Джоана, ты в порядке? — закричал Том.
— Думаю, да. — Повернув голову, она увидела кровь, стекающую по его щеке. — Ты ранен!
— Наверное, в меня попал осколок. Не о чем беспокоиться. Дай мне руку, пойдем посмотрим, чем мы сможем помочь. — Они снова вернулись в толпу офицеров. Сейчас здесь царил хаос, у одной из женщин началась истерика. Залепив ей пощечину, чтобы привести ее в чувство, Джоана догнала Тома. У нее были кое-какие навыки поведения в подобных ситуациях. Вскоре появился доктор, которого подняли с кровати, и он зашел в помещение в белом халате, надетом прямо на пижаму. Том нашел уцелевшую бутылку бренди и предложил Джоане выпить.
Она сделала глоток, не дыша, и вернула бутылку Тому.
— Доверяй мне, когда нужно найти что-то самое лучшее. — Он со смехом стал предлагать выпить остальным.
Когда они вышли, Том увидел свою искореженную машину.
— Придется добираться пешком.
Том совсем не привык ходить пешком. К тому же дорога поднималась в гору. В суматохе Джоана потеряла туфель и шла босиком по обочине дороги, поросшей травой. Повсюду были немецкие солдаты, проверявшие у прохожих документы, Джоана с Томом не вызвали у них подозрений. Когда они подошли к дому Астрид, Том достал из кармана апельсин.
— Я захватил его, когда ходил за бренди.
— О, Том. — Она взяла апельсин, не понимая, как ее дядя может вызывать в ней столь противоречивые чувстве. — Спасибо, что не забыл.
Войдя в дом, она наткнулась на Астрид, которая вышла из комнаты в ночной рубашке.
— Иди сразу в подвал, Джоана, — прошептала она. Потом у нее вырвался вздох, когда она увидела, на кого похожа Джоана. Босая, в порванное платье, лицо перепачкано грязью. — Я слышала, где-то был взрыв. Ты была рядом?
Джоана кивнула и внезапно почувствовала, как она устала.
— Я взяла апельсин для соседского мальчика, — произнесла она, отложив его в сторону. — И я боюсь, что ваше изумительное платье теперь в ужасном виде.
— Ты жива, моя девочка, а все остальное неважно. Сейчас спустись в подвал, а утром расскажешь мне обо всем, что случилось. Ты еле стоишь на ногах.
— А вы знаете, кто в подвале?
— Был Гунар, а есть ли с ним кто еще, не знаю.
Подавив тяжелый вздох, она нашла под лестницей потайной ход. Свет фонаря ударил ей в лицо, и она не успела опомниться, как ее схватили и бесцеремонно швырнули на стул. Из темноты раздался голос Гунара:
— Где тебя черти носят? Ты заставила нас ждать.
Она ответила ему тем же самым злым тоном, щурясь на свет:
— Танцевала с офицерами, чтобы помочь освободительному движению, и чуть не погибла от взрыва, а потом босая шла пешком домой. Это веская причина, для того чтобы опоздать? Тем более что я не знала о вас. Кто еще с тобой?
Она попыталась прикрыть глаза, чтобы всмотреться, но свет слепил ее.
— Что за двойную игру ты ведешь? Тебя посадили в офисе Рейна, чтобы ты получала необходимую информацию, а не браталась с ними. Сегодня вечером тебя видели в машине, на которой ты приехала в их штаб.
— Я расскажу, как все произошло. Возможно, я неправильно поступила, не согласовав это с вами. Но если бы я и сегодня не приняла приглашения, то получилось бы, что я слишком часто отказываю немцам. Том уже намекал на это.
Джоана услышала слабое эхо своего голоса, отразившееся от каменных стен. Хотя она никого и ничего не видела из-за света, бившего в глаза, она почувствовала, что в помещении находятся несколько человек.
И тут Гунар произнес слова, которые повергли ее в шок:
— А это правда, что когда тебя вызвали на допрос в Осло, то почти сразу же отпустили? Свобода в обмен на сотрудничество с врагом? Разве не странно, что немцы собирались арестовать твоего отца, но не сделали этого? Кто придумал историю, которую ты сейчас рассказываешь нам?
Она чувствовала себя все более и более измученной, с трудом держала голову, и только неподдельный страх не давал ей расслабиться окончательно. Во время взрыва она наглоталась пыли, и у нее так пересохло в горле, что только глоток свежего воздуха мог помочь ей, но сама она не решалась сказать об этом.
— Я обвиняю тебя в том, что все это время ты снабжаешь нас бесполезной информацией, — жестко произнес Гунар.
Джоана приставила пальцы к вискам, чтобы унять боль и собраться с мыслями. Потом, опустив руки на колени, заговорила тихим голосом, потому что пыль, осевшая в горле, не давала говорить ей громче.
— Меня только что упрекнули в бесполезности моей работы. Я не осознавала ее значительности, но сейчас понимаю. Если бы не я, то никто бы из вас не узнал о планах немцев перенести склад боеприпасов севернее к Норвику два дня тому назад.
Она почувствовала, как атмосфера изменилась. Люди в подвале зашевелились. Гунар заговорил с ней совершенно другим тоном:
— Некоторые из нас знали об этом, другие нет. Прости меня за резкость. Ты отлично справилась. Повремени немного, люди, которых ты не знаешь, сейчас должны уйти. — Он так направил свет фонаря, что она смогла разглядеть только тени людей, покидающих подвал. Она уронила голову, чувствуя себя полностью обессиленной. Гунар обошел стол и коснулся ее плеча. Она не шевельнулась.
— Запомни еще одно. Если тебя арестуют, попытайся хотя бы двадцать четыре часа не выдавать известных тебе имен. Больше никто не сможет выдержать под теми пытками, которые применяют гестаповцы.
— Я запомню, — пообещала она.
— Как ты себя чувствуешь? Как только ты вошла, все сразу заметили, что тебя качает от усталости. Но мне необходимо было провести этот «допрос», чтобы ни у кого не осталось сомнений, что ты не растеряешься, если гестапо начнет допрашивать тебя.
— Я бы не хотела, чтобы ты вновь так меня испытывал. — Она, казалось, по-прежнему не в силах пошевельнуться. — Ты знаешь, что в этом районе есть отделение СС?
— Нам известно. Это часть нового подкрепления. Надеюсь, сегодняшний взрыв дестабилизирует ситуацию и выведет остальных из равновесия. Сейчас ложись и спи. Ты заслужила хороший отдых.
Перед тем как выйти из подвала, она услышала, как он разговаривает с кем-то. Лампа на столе освещала то место, на котором сидела Джоана, и она подумала, что, наверное, пробыла здесь не меньше двух часов. Только выпрямившись и поднявшись, она заметила Стефена, стоявшего с другой стороны стола и смотревшего на нее. Глубоко вздохнув, она с силой сжала кулаки.
— Ты! Здесь! И ты ни словом не заступился за меня?!
Со всей силы она ударила по столу, забыв о лампе, которая упала на пол и покатилась, задев чернильницу. Резко повернувшись, она двинулась к выходу. Стефен одним прыжком догнал ее и схватил, но она попыталась вырваться.