Розалинда Лейкер - Эта сияющая земля

Рихтер был седой, с острыми чертами лица и в очках в золотой оправе. Он не поднялся, когда она вошла, а просто показал ей на стул.

— Доброе утро, фройлен Рейн. Мне сообщили, что вы бегло говорите по-немецки, поэтому я буду обращаться к вам на своем родном языке. Вы будете правдиво отвечать на мои вопросы, не увиливая. Я знаю, что вы были хорошо знакомы с Акселем Вернером.

— Мы знали друг друга еще в детстве.

— Как вы можете охарактеризовать ваши отношения?

— Это было знакомство, корни которого уходили в прошлое.

— Вы были любовниками?

— Нет! — Это предположение было настолько нелепо и оскорбительно, что ответ вырвался из нее.

— А майор Рейн другого мнения.

Она посмотрела на него недоуменно.

— Должно быть, его не так поняли. Он знает, что между мной и Акселем Вернером никогда ничего не было.

— Он достал вам несколько лисьих шкур, чтобы сшить шубу, но она не подошла вам по размеру, и он послал ее жене.

— Никогда не слышала ничего более абсурдного.

Рихтер кашлянул и продолжил:

— Вы и Вернер часто бывали вместе на вечеринках в доме майора Рейна. Вы помните ту ночь, когда подожгли соседнюю деревню?

— Да. — Она встревожилась. Том все свалил на нее. Не в состоянии найти оправдание, куда делся документ, он решил упомянуть ее имя.

— Один из тех людей был застрелен при попытке убежать, второго так и не нашли, хотя нет сомнений, что его ранили. Похоже, ему помогли спрятаться, что скажете?

— Нет, если он смог добраться до гор.

— Не смог, потому что пришел в дом майора Рейна, и именно вы впустили его, а потом выхаживали, пока он не поправился и не сбежал.

Ярость охватила ее от того, как подло Том предал ее.

— Вы не можете располагать фактами, как в ту ночь обстояли дела в доме Тома. Ни один скрывающийся, находящийся в здравом уме, не пришел бы в дом, похожий на муравейник, полный офицеров и солдат.

— Давайте не будем притворяться, фройлен. Вы впустили его, и майор Рейн узнал обо всем и доложил Вернеру, но его влюбленность остановила его от того, чтобы принять меры. — Он пальцем показал на нее: — Из-за вас Вернер сбился с истинного пути! Он угрожал майору Рейну немедленным заключением, если он выдаст вас. Последнее, что он успел, это сделать из майора Рейна козла отпущения, выставив его виноватым, когда сам из-за своей безалаберности потерял важный документ. — Он пристально посмотрел ей в лицо, и его очки сверкнули. — Сейчас я хочу услышать от вас имя раненого, которого вы спрятали в доме в ту ночь!

Теперь ее задачей было тянуть время.

— Я ничего не знаю.

Она повторяла эти слова каждый раз, когда находила в себе силы. Они прижигали ее грудь сигаретами и вырывали ногти, но так и не добились от нее ответа.

В концентрационном лагере Грини содержалось несколько тысяч заключенных. К апрелю 1945 года Джоана провела в заключении больше шести месяцев, когда услышала о смерти президента Рузвельта. Эта новость опечалила ее. Он был другом Норвегии. Когда королева с детьми эмигрировала в Швецию, он послал военный корабль, чтобы перевезти их на безопасную американскую территорию. Позднее президент ставил Норвегию в пример всему миру. Ей было жаль, что он не дожил до конца войны.

Почти все оккупированные страны были освобождены: на востоке — русскими, на западе — британцами и американцами. Норвегия все еще оставалась под фашистским гнетом, нa севере русские пересекли Финляндию и приблизились к Норвегии.

Каждое утро Джоана брала щетку, совок и корзину для мусора и отправлялась на уборку территории. В лагере было двадцать пять серых бараков, административные здания, казармы для охранников и восемь наблюдательных вышек. Лагерь огораживала колючая проволока, по которой проходил ток, за оградой находилось минное поле. Вдали виднелись крутые склоны холмов, поросшие деревьями, а за горизонтом был Осло, жизнь в котором по сравнению с лагерным существованием могла показаться вполне сносной. Заключенные носили деревянную обувь, изготовленную заключенными мужчинами, и по всему лагерю постоянно слышался громкий стук башмаков. Часто женщины от непосильной работы буквально валились с ног.

Ногти Джоаны отросли, а раны от ожогов зажили, хотя шрамы остались. Она не сомневалась, что избежала дальнейших пыток, убедив немцев, что могла скрывать тайного агента, не зная его имени. Действительно, борцы освободительного движения хранили свои имена в секрете. Когда допросы закончились, ее посадили в грузовик для перевозки скота вместе с другими заключенными и отправили в Грини.

Она постоянно испытывала чувство голода. Однако при возможности она стремилась обменять свою миску с похлебкой на иголку и моток ниток, если они у кого-то были. Шитье помогало забыться. Случалось выменять карандаш и лист бумаги, тогда Джоана продолжала писать письмо Стефену. Так она чувствовала себя рядом с ним. Иногда, увидев его во сне, она просыпалась и не сразу могла поверить, что лежит одна, а не в его объятиях. Нередко женщины, просыпавшиеся рядом, плакали, после того как во сне видели свои дома и любимых. И постоянно, во сне и наяву, люди не могли избавиться от постоянного чувства голода.

Даже если бы Джоана знала, где находится Стефен, она бы не смогла написать ему, так как заключенным запрещалось отправлять и получать письма. Она только чувствовала, что он жив, и все свои эмоции выплескивала на бумагу, а потом прятала листки под матрас кровати, которая стояла четвертой по счету в одном из длинных рядов.

Вместе с ней в бараке содержались, в основном, норвежки и еще шесть французских проституток, которые работали на кораблях-борделях, курсирующих вдоль побережья. Они начали конфликтовать, когда дело коснулось порядка и чистоты, что для скандинавок было само собой разумеющимся, но потом присмирели и каждый день стали вытряхивать на улице одеяла и убираться в бараке.

Все бараки на ночь запирались, и был случай, когда одна из француженок забыла свое одеяло на веревке и выпрыгнула в окно, чтобы забрать его. Она увернулась от прожектора и, вернувшись, забросила одеяло в окно, а потом поняла, что оно расположено слишком высоко. Джоана с двумя другими женщинами помогли ей влезть. Если бы ее заметили, то немедленно бы последовала пулеметная очередь с ближайшей вышки. Но она успела влезть в окно, разбив при этом стекло. Спустя несколько секунд свет прожектора упал на разбитое стекло. Завыли сирены, и вбежали охранники. В бараке все лежали в кроватях, с головой укрывшись одеялами. Проверив помещение, они убедились, что все на месте. Разбитое стекло так и осталось загадкой.

Правда, поводов для радости было куда меньше, чем для печали. Женщины болели и умирали. По приказу начальника охранники играли в страшную игру. Они приносили белый носок, бросали его женщине, которую выбирали, с требованием надеть. Потом на перекличке ее вызывали из строя и уводили. Больше ее никто не видел. Белый носок стал самым устрашающим знаком в лагере. Женская половина отделялась от мужской, и, хотя контакты были строго запрещены, иногда они видели друг друга через забор. Мужчины носили черные робы и полосатые брюки. Им приходилось еще сложнее, чем женщинам, так как за провинность их приговаривали к смерти.

Тяжелее всего Джоане было убирать в бараке с забитыми окнами, где приговоренные к смерти проводили свои последние часы. Все стены были покрыты трагическими посланиями, иногда написанными карандашом, но чаще нацарапанными краем жестяной миски: «Пожалуйста, скажите моей жене…», «Дайте знать моим родителям…», «Моя любимая, мысленно я…», «Последний привет…»

Она придумала, как помочь исполнить их последнюю волю. Каждый раз, когда ей приходилось убирать там, она переписывала послания и имена на бумагу, которую выменивала или получала у сочувствующих. Находились способы передать сообщения за пределы лагеря, хотя иногда приходилось ждать неделями, прежде чем удавалось это сделать. К тому времени, когда она услышала о смерти президента Рузвельта, она передала больше сорока предсмертных посланий.

Сейчас все в лагере стало меняться. Охранники работали без отдыха, некоторые даже вели себя дружелюбно, а большинство сделались агрессивными, чувствуя, что близится развязка. Слухи ходили разные, как среди немцев, так и среди вновь прибывших заключенных. Первого мая лагерь облетела весть, что Гитлер мертв. После такой новости два охранника покончили жизнь самоубийством.