Джоанна Линдсей - Это дикое сердце

Через некоторое время входная дверь ресторана открылась, и внутрь вошли двое. Увидев незнакомцев, которые ехали по улице, они решили рассмотреть их получше. Беспокойство Кортни усилилось. Она не любила быть в центре внимания, а оставаться незаметной в компании Чандоса было невозможно. Он не мог не вызывать любопытства.

Именно тогда, воображая, чту эти люди думают о ней, она вдруг поняла, чту подумает ее отец. Разве он не женился на своей экономке только ради приличия? Кортни путешествовала наедине с Чандосом! Боже правый, отец подумает худшее – и это худшее было правдой!

Когда Чандос вернулся, он сразу заметил ее румянец и неестественно напряженную позу. Она сидела, уставившись в стол. Что случилось? Не те ли двое парней, что заявились после того, как он вышел, побеспокоили ее? Он взглянул на них так свирепо, что те немедленно убрались из ресторана. Несколько мгновений спустя пара тоже покинула зал.

– Еда будет через минуту, Кошачьи Глаза, – сказал Чандос.

Открылась кухонная дверь, и к ним подошла полная женщина.

– Это Мама. Она присмотрит за тобой день-другой, – небрежно бросил Чандос.

Кортни пристально посмотрела на полную мексиканку, которая о чем-то быстро заговорила с Чандосом по-испански. Женщина была небольшого роста, приятная, волосы с проседью были заплетены в тугой узел. На ней были ярко-красная хлопковая юбка, белая блузка, фартук и плетеные кожаные сандалии.

– Что значит «присмотрит за мной?» – решительно спросила Кортни у Чандоса. – А где будешь ты?

– Я уже говорил. У меня дела в Парисе.

– Это и есть Парис! – сказала она, раздражаясь.

Он сел напротив, кивком отослав Маму прочь. Кортни проводила глазами мексиканку, затем уставилась на Чандоса, ожидая разъяснений.

– Ты что задумал? – сказала она, впившись в него взглядом. – Если ты считаешь, что можно…

– Успокойся, женщина. – Он наклонился к столу и поймал ее руку. – Это не Парис. Это Аламеда. Думаю, твоей лодыжке не помешают несколько дней отдыха. А я пока улажу свои дела. Не хочу оставлять тебя одну.

– С какой стати тебе оставлять меня одну? Что за дела у тебя в Парисе?

– А это, леди, тебя не касается.

О, как она ненавидела этот тон!

– Ты ведь не вернешься, да? Просто оставишь меня здесь. Я права?

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – сказал он. – Я уже завез тебя достаточно далеко, не так ли? И не собираюсь бросать в нескольких милях от места назначения.

От его слов девушке не стало легче. Кортни не хотела оставаться с незнакомыми людьми, но еще больше боялась, что Чандос ее бросит.

– Я думала, ты собираешься взять меня с собой в Парис, а потом мы продолжили бы путь оттуда.

– Я передумал.

– Из-за моей лодыжки?

– Послушай, я уйду на четыре дня, не больше. Тебе пойдет на пользу полежать в постели.

– Но почему здесь? Почему не в Парисе?

Он вздохнул.

– У меня нет знакомых в Парисе. Я часто проезжаю через Аламеду, когда пересекаю Индейскую территорию. Я знаю Маму. Я знаю, что могу доверить ей присмотреть за тобой, пока буду в отъезде. Ты в хороших руках. Я бы не оставил тебя, если бы не…

– Но Чандос…

– Черт возьми! – взорвался он. – Не заставляй меня чувствовать…

Он замолчал, увидев, что вошла Мама с большим подносом еды.

Когда Мама подошла к столу, Чандос встал.

– Я ухожу, Мама. Позаботься, чтобы она приняла ванну после еды, а потом уложи ее спать.

Он зашагал к двери, но на полпути остановился, развернулся и снова подошел к ней. Склонившись над Кортни, он приподнял ее с кресла и крепко обнял. Его поцелуй был настолько головокружительным, что у нее перехватило дыхание.

– Я вернусь, котенок, – хрипло прошептал он, дыша ей на губы. – Не вздумай царапаться, пока меня не будет.

После этого он исчез. Мама уставилась на Кортни, но девушка не сводила глаз с закрывшейся двери, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

Если она испытывала такую опустошенность сейчас, когда ему предстояло исчезнуть всего на четыре дня, – что она почувствует в Уэйко, когда он покинет ее навсегда?

Два дня Кортни просто сидела у окна спальни над рестораном, глядя на улицу. Когда Мама Альварес ворчала, что та должна лежать в постели, Кортни вяло лишь улыбалась, отказываясь спорить. Мама хотела ей только добра. Кортни и сама понимала: глупо караулить у окна, ведь Чандос, наверное, еще даже не добрался до Париса. Но девушка не могла заставить себя сдвинуться с места.

Уложив ногу на мягкий табурет, она сидела и наблюдала за жизнью маленького городка, который был лишь немного больше, чем Рокли. Она о многом передумала в этой спальне. Как бы Кортни ни спорила сама с собой, одну истину отрицать было невозможно. Она влюбилась в Чандоса. Ей казалось, что любить кого-то сильнее просто невозможно.

Ее любовь была многогранной. Дело было не только в том, что с ним она чувствовала себя в безопасности. Это важно, но было еще и вожделение. Господи, она страстно его хотела. Дело еще и в том, что он умел быть нежным, когда ей нужна была нежность, и любящим, когда она нуждалась в любви. А еще – хоть он и старался казаться независимым и настойчиво избегал всякой близости, – он был так одинок. Каким уязвимым он казался из-за этого!

Кортни не обманывала себя. Она знала, что не сможет заполучить Чандоса, как бы страстно его ни желала. Он не нуждался в постоянных отношениях и ясно дал ей это понять. Ей следовало трезво смотреть на жизнь. Никакой свадьбы с Чандосом не будет.

С тех пор, как она себя помнила, она сомневалась, что когда-нибудь найдет настоящую любовь и подарит такую же любовь взамен. То, что она оказалась права, не утешало ее.

На второй день пребывания у Мамы Кортни познакомилась с ее дочерью. Девушка ворвалась в комнату Кортни без стука и сразу назвала свое имя. При первом же знакомстве между ними возникла взаимная ненависть. Кортни узнала ее – это та самая девушка из мучительных снов Чандоса, а Калида Альварес сразу поняла, кто привез Кортни в Аламеду.

Калида была красивой, яркой, с блестящими черными волосами и карими глазами, сверкавшими злобой. Она была старше Кортни всего на четыре года, но эти несколько лет составляли весомую разницу. Страстная от природы, Калида источала уверенность и сознание собственной правоты, которых Кортни всегда недоставало.

Так это восприняла Кортни. Со своей стороны, Калида увидела свою первую настоящую соперницу – юную леди, хранившую холодную формальность и полное самообладание, чьи солнечные черты делали ее облик поистине удивительным. Золотистая кожа, каштановые волосы, сверкавшие золотыми прядями, и раскосые, как у кошки, глаза цвета виски. Кортни, с ног до головы, была темно-золотистого цвета, и Калиде захотелось выцарапать ей глаза. Вместо этого она набросилась на нее со словами:

– Надеюсь, у тебя есть веские причины разъезжать с моим Чандосом!

– С твоим Чандосом?

– Si, моим! – отрезала Калида.

– Он что, здесь живет?

Калида, не ожидавшая контратаки, запнулась, но быстро собралась и снова пошла в наступление.

– Он живет здесь больше, чем где бы то ни было.

– Это вряд ли делает его твоим, – пробормотала Кортни. – Вот если бы ты сказала, что он твой муж… – Она одарила Калиду легкой улыбкой, дав намеку повиснуть в воздухе.

– Это я отказалась от свадьбы! Если я захочу выйти за него замуж, мне нужно только щелкнуть пальцами. – Что она и сделала весьма громко.

Кортни почувствовала, как в ней закипает гнев. Знал ли Чандос, насколько уверена на его счет Калида Альварес? Есть ли у нее веские основания для такой уверенности?

– Хорошо, мисс Альварес, но пока на твоем пальце нет кольца, мои причины разъезжать с Чандосом тебя не касаются.

– Еще как касаются! – крикнула Калида так, что ее было слышно на улице.

Терпение Кортни лопнуло.

– Нет, не касаются, – медленно произнесла она, едва сдерживая ярость. – И если у тебя есть еще какие-то вопросы, предлагаю приберечь их для Чандоса. А теперь убирайся.

– Puta![16] – выплюнула Калида. – Хорошо, я переговорю с ним, не сомневайся. Уж я позабочусь, чтобы он бросил тебя здесь, но только не в мамином доме!

Захлопнув дверь за девушкой, Кортни поняла, что у нее дрожат руки. Была ли угроза Калиды реальной? Могла ли она убедить Чандоса оставить Кортни здесь? Сомнения заставили ее беспокоиться. Калида давно знала Чандоса. Знала очень близко. Кортни тоже, но к Калиде Чандос часто возвращался, а Кортни отталкивал от себя изо всех сил.