Слезы ручьями хлынули из ее глаз, и когда Мэгги подставила плечо, она прильнула к нему. Это было так унизительно. Но боль была слишком сильной, чтобы держать ее в себе.
Кортни знала, что никаких прав на Чандоса у нее нет, и знала, что он был не тем, кем она его считала. У него была какая-то жуткая мстительная сторона, абсолютно не понятная ей. Наверное, стоило радоваться, что они расстались. Но ее терзало ощущение, что ее бросили и предали. Господи, как же это было больно!
Мэгги усадила Кортни на диван (дорогой чиппендейловский предмет мебели, которым Кортни впоследствии не раз восхищалась) и вручила ей кружевной носовой платок. Оставив гостью ненадолго одну, хозяйка зажгла пару ламп в гостиной, потом вернулась. Она обняла Кортни и сидела с ней, пока девушка не начала успокаиваться.
– Ну вот. – Мэгги заменила мокрый носовой платочек сухим. – Я всегда говорила, что хорошенько поплакать очень полезно. Только мужчинам этого не скажешь, а у нас здесь одни мужчины. Так приятно для разнообразия немного понянчиться с женщиной.
– Простите меня, – сказала Кортни, всхлипывая.
– Нет, девочка, не нужно извиняться. Когда хочется плакать, нужно плакать. Тебе уже лучше?
– Не очень.
Мэгги погладила ее по руке, ласково улыбаясь.
– Ты так его любишь?
– Нет, – быстро и решительно ответила Кортни, а потом простонала: – О, я не знаю. Я любила его, но как я могу его любить после того, что узнала сегодня? Он способен делать такие ужасные вещи…
– Боже мой, что он с тобой сделал? – тихо произнесла Мэгги.
– Не со мной. Он… он изувечил человека, а потом убил его из-за мести.
– Это он тебе рассказал? – поразилась Мэгги.
– Я и так об этом знала. Чандос просто подтвердил, что это сделал он. И сейчас он собирается убить другого человека, наверное, таким же жестоким способом. Может быть, эти люди заслужили смерть, не знаю, но убивать так… так жестоко!
– Мужчины делают жестокие вещи, дитя мое. Бог знает, почему, но так уж повелось. И если не все они, то большинство имеют на то какую-то причину. У твоего молодого человека есть такая причина?
– Точно не знаю, – тихо ответила Кортни и объяснила, как могла, про индейский набег. – Я знаю, что у него были друзья среди команчей, – закончила она. – Быть может, он даже жил с ними. Но разве это причина для такой жестокости?
– Может, у него была жена из этих людей? – предположила Мэгги. – Знаешь, многие белые мужчины берут в жены индианок. И если ее изнасиловали перед убийством, это может объяснить жестокость.
Корни вздохнула. Ей не хотелось думать, что у Чандоса была жена, но Мэгги, возможно, была права. Это объяснило бы, откуда Чандос так хорошо знает индейцев. Конечно же, это всего лишь предположение Мэгги.
– Не имеет значения, смирюсь ли я с тем, что он сделал, пойму ли – я все равно его больше никогда не увижу.
– И поэтому ты такая несчастная… Нет, не говори «нет», девочка. Должна признаться, мне весьма любопытно узнать, кто же этот молодой человек. Можешь его описать? Очень хочу его вспомнить.
Кортни посмотрела на свои крепко сжатые руки, лежавшие у нее на коленях.
– Чандос стрелок. Он очень хорошо умеет это делать. Поэтому я и подумала, что путешествовать с ним будет безопаснее. Он высокий, у него черные волосы, но глаза – голубые. – Мэгги ничего не сказала, и Кортни продолжила: – Он не разговорчив. Пытаться вытащить из него какие-нибудь сведения, все равно что зуб выдергивать.
Мэгги вздохнула.
– Ты только что описала дюжину мужчин, которые побывали на этом ранчо, дорогая.
– Не знаю, что еще могу рассказать о нем… Ах, да, Зуб Пилы говорил, что Чандос называл себя каким-то индейским именем, пока был здесь.
– Это немного облегчит поиск. Здесь побывало двое молодых людей с индейскими именами. Один был наполовину индеец… И да, у него были голубые глаза.
– Чандос говорит, что он не индеец, но он похож на полукровку.
– Если он не индеец, то… – Мэгги нахмурилась. – Почему он не пришел с тобой?
– Не захотел. Сказал, что здесь живут какие-то люди, которых он не хочет видеть. Боюсь, он что-то натворил здесь. Может быть, его разыскивают за какие-то преступления или что-нибудь такое.
– Он еще сказал что-нибудь? – ласковый голос Мэгги сделался настойчивым.
Кортни робко улыбнулась.
– Он велел мне не называть вас старушкой. Сказал, что когда однажды назвал вас так, вы надрали ему уши.
– Господи Боже! – ахнула Мэгги.
– Вы поняли, о ком я говорю? – спросила Кортни, на этот раз радостным тоном.
– Да, да. В тот день, когда я надрала ему уши мы и стали друзьями. С ним было непросто… сблизиться.
– Его разыскивают? – очень тихо спросила Кортни. Ей обязательно нужно было знать.
– Нет, если не считать Флетчера. Он ушел отсюда не при лучших обстоятельствах, и Флетчер… он в сердцах наговорил ужасных вещей. Они оба наговорили лишнего. Но это было четыре года назад, и Флетчер раскаивается…
– Четыре года? – прервала ее Кортни. – Но тогда он жил среди команчей.
– Да, после этого он вернулся к команчам…
Мэгги остановилась и схватилась за сердце.
– Господи Всемогущий, это нападение, это же… наверняка это… Его мать жила с команчами, девочка моя. И маленькая сестра, которую он любил больше жизни. Выходит, они обе мертвы… О, бедный мальчик.
Кортни побледнела. Мать? Сестра? Почему он не рассказал ей? Однажды он упоминал о сестре, сказал, что это она называла его Чандосом. Он говорил, что будет носить это имя, пока не доведет до конца то, что должен сделать… чтобы его сестра перестала плакать и смогла упокоиться с миром.
Кортни смотрела невидящим взглядом в окно. Как же она не поняла! Эти люди убили его мать и сестру. Невозможно вообразить, какие муки он пережил. Кортни не верила, что ее отец мертв, но как она страдала от разлуки с ним! Но Чандос, наверное, видел тела своих родных…
– Мэм, я… можем мы поговорить о чем-нибудь другом? – взмолилась Кортни, чувствуя, что новый поток слез готов хлынуть из глаз.
– Разумеется, – успокаивающим тоном произнесла Мэгги. – Может, расскажешь, зачем ты к нам пожаловала?
– Да, – ухватилась за предложение Кортни. – Я ищу отца. Чандос сказал, что, если он живет в Уэйко, вы должны его знать. Он сказал, что вы всех знаете. Боже мой, я ведь даже не представилась. Меня зовут Кортни Хорте.
– Хорте? В Уэйко есть доктор Хорте, но…
– Это он! – вскричала Кортни и вскочила с места от возбуждения. – Я была права! Он жив! Я знала!
Мэгги в замешательстве покачала головой.
– Я не понимаю, девочка моя. На последнем церковном пикнике Элла Хорте сказала Сью Энн Гиббонс, что единственная дочь доктора Хорте погибла во время набега индейцев.
Кортни округлившимися глазами уставилась на Мэгги.
– Он решил, что я погибла?
– Во время пожара, от которого дотла сгорела вся ваша ферма. По его словам, ты укрылась в доме с мачехой. Так он сказал Сью Энн.
– Но мы были в сарае, прятались в ящике!
Мэгги покачала головой, совершенно сбитая с толку. Не успела она придумать, что сказать, как Кортни спросила:
– Кто такая Элла?
– Как кто? Жена доктора Хорте. Они поженились месяца два назад.
Кортни опять расплакалась. Жена. Нет, новая жена! Это несправедливо, просто несправедливо! Неужели он никогда не будет принадлежать только ей? Хотя бы ненадолго? И надо же, опоздала всего на пару месяцев!
Охваченная горестными мыслями, она пробормотала одно из выражений Чандоса:
– Проклятье!
Глава 40
В ярко освещенной кухне не было никого, кроме Зуба Пилы, который сидел за столом со стаканом молока и куском вишневого пирога. Когда дверь черного хода отворилась, и в помещение проскользнула Мэгги, он не пошевелился. Зуб Пилы по звуку шагов понял, кто это. На Мэгги не было лица.
Пила откинулся на спинку стула и окинул ее взглядом.
– Расскажешь ему?
Мэгги какое-то время смотрела на него.
– Ты все знал с самого начала… Не хочешь сам ему рассказать?
– Нет. Хотел услышать, что ты скажешь, – улыбнулся Зуб Пилы. – Парень взял с меня слово, что я забуду о нем. Он говорил очень убедительно. Ты знаешь, как он умеет.
Мэгги сложила на груди руки и посмотрела на дверь, отделяющую кухню от остального дома.
– Он все еще наверху?
– Думаю, да, – кивнул Зуб Пилы. – Еще рано. Как там маленькая леди?