Через десять дней после прибытия Кортни решила уехать. Дело не только в том, что она чувствовала себя абсолютно бесполезной. Флетчер Стрэтон был прав. Ей было неуютно от осознания того, что она оказалась внутри недавно созданной семьи. Эдвард и Элла и так проводили вместе мало времени, а теперь им приходилось большую часть этого времени посвящать ей. Они все еще притирались друг к другу, и ее присутствие нередко заставляло всех чувствовать неловкость.
По ночам было хуже всего. Кортни слышала, как ее отец и Элла ворковали в соседней комнате, а потом слышала, как они предавались любви. Утром, встречая их, она краснела. Это было невыносимо. И некуда от этого деться, потому что в доме всего три спальни, и третью занимала миссис Мэннинг.
Такими были причины отъезда, или Кортни убедила себя в этом. Но на самом деле она так скучала по Чандосу, что чувствовала себя совершенно несчастной, и изображать радость было слишком трудно.
Она сказала отцу, что собирается съездить к Мэгги на несколько дней, но в действительности Кортни намеревалась подыскать какую-то работу у Флетчера Стрэтона. На таком огромном ранчо наверняка есть, чем заняться.
Флетчер обрадовался, когда она рассказала о своем желании. Девушка знала, что он будет рад, ведь ему приходилось каждый день отправлять своего человека наблюдать за домом ее отца.
Потребуется определенное мужество, чтобы сказать отцу, что она не будет жить в его доме. Он очень опечалится. Он скажет, что ей не нужно работать. Напомнит, что они только воссоединились. Кортни же ответит ему, что ее отъезд не означает невозможность видеть друг друга так часто, как им хочется, ведь она будет находиться всего в четырех милях от него.
Но правда сводилась к одному: девушка хотела жить на ранчо и надеяться, опираясь на уверенность Флетчера Стрэтона, что Чандос туда вернется. Она нуждалась в этой надежде больше, чем в чем-либо.
В тот вечер ужин с Флетчером прошел приятно. Хозяин постарался сделать так, чтобы она чувствовала себя как дома. Мэгги и Зуб Пилы ужинали с ними и высказывали предложения, чем Кортни может заняться на ранчо. Среди предложений была каталогизация библиотеки Флетчера, украшение большого дома и даже присвоение имен новорожденным телятам. Зуб Пилы чуть не подавился едой от смеха, когда Флетчер сказал, что дает имя каждому теленку.
После обеда они предавались оживленным, теплым воспоминаниям. Мэгги рассказала, как Флетчер нашел ее в Галвестоне. Он долго искал домработницу и понял, что она именно то, что ему нужно. Но она не собиралась оставаться в Техасе и хотела ехать в Нью-Гемпшир к сестре.
Однако Флетчер пообещал отдать управление домом полностью в ее руки. Мэгги поняла, что у сестры такой возможности не будет, и согласилась. Флетчер утверждал, что она не соглашалась на работу, пока он не пообещал ей собственный дом, точно такой же, какой она оставила в Англии. И сдержал слово: она получила свой коттедж – тот самый, который оставила на родине. Его перевезли сюда из самой Англии со всем содержимым!
Под всеобщий хохот Зуб Пилы рассказал историю их знакомства с Флетчером пятнадцать лет назад. Это случилось ночью на равнине. Каждый решил, услышав шум, что наткнулся на индейца. Ночь была темной, слишком темной для разведки и уточнения причины шума. Оба провели бессонную ночь, затаившись в скатках в двадцати футах друг от друга! Утром же, оглядевшись, они от души рассмеялись.
Кортни легла спать, чувствуя себя намного лучше, чем в последние дни. Ей нужно было находиться рядом с людьми, которые были близки с Чандосом. Ну, может, не так уж и близки. Он не допускал этого. Но всем им он был не безразличен. И никто из них не сказал бы Кортни, что он не ее тип мужчины, как наверняка сказал бы ее отец, если бы узнал, в кого она влюблена.
Легкий ветерок шевелил занавески на открытом окне. Кортни перевернулась в постели, сонно потянулась, и ахнула, когда кто-то зажал рукой ее рот. Тяжелое тело опустилось на нее, прижав к кровати и сковав ее движения. И на этот раз у нее не было пистолета под подушкой. Кортни думала, что на ранчо она в безопасности.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Его голос был грубым и яростным, но это был самый желанный звук, который она когда-либо слышала. Она попыталась ответить, но он не убирал руку с ее рта.
– Я чуть не загнал лошадь, когда ехал сюда. Напугал старушку несколько минут назад, явившись к ней. Я же думал, ты живешь у нее. И что я вижу? Ты совсем не там, где должна быть. Ты здесь, в этом чертовом главном доме, куда я поклялся никогда не входить. Я, наверное, сошел с ума! Какого черта ты здесь делаешь?
Кортни покрутила головой, пытаясь сбить его руку. Почему он не забрал руку? Наверняка он понимает, что она не будет кричать, что она вне себя от радости. Но нет, он этого не понимал. Она убежала от него. Он пытался настроить ее против себя, и, вероятно, подумал, что ему это удалось. Тогда что он здесь делает?
Он прижался лбом к ее голове и вздохнул. Его гнев утих. «Что он здесь делает?» – снова спросила себя она.
Как будто, прочитав ее мысли, он сказал:
– Я беспокоился. Я должен был убедиться, что с тобой все в порядке, что все получилось так, как ты хотела. Все хорошо? Нет, конечно нет, иначе ты была бы не здесь, в «Бар М», а в городе со своим отцом. Я знаю, что он там. Я видел его, дом, жену. Что случилось? Ты расстроилась, потому что у него есть жена? Слушай, ты можешь покачать головой или кивнуть.
Она не стала ни качать головой, ни кивать. Она не позволит так с собой обращаться. Она оскалила зубы и сильно укусила его.
– Ай! – прорычал он, отдернув руку.
– Так тебе и надо, Чандос! – огрызнулась Кортни. – Прижал меня, не даешь говорить и при этом ждешь ответов на все свои вопросы? – Она села и сказала: – Если ты приехал только для того, чтобы узнать, что со мной все в порядке, можешь с чистой совестью уходить. – Он встал с кровати. – Не смей уходить! – выдохнула она, схватив его руку.
Он не ушел. Вспыхнула спичка, и он поставил лампу у ее кровати. В те секунды, пока он зажигал лампу, она любовалась им. Но выглядел он ужасно: темная одежда в пыли, под глазами темные круги, не бритый. Все в нем – от макушки до пяток – напоминало о том, как он может быть опасен. Но для нее это было великолепное зрелище.
Он посмотрел на нее сверху вниз. Кортни почувствовала напряжение внизу живота, когда бледно-голубые глаза скользнули по ней. Она была одета в скромную ночную рубашку из белого хлопка, которую купила, когда Элла взяла ее с собой за покупками. Насыщенный золотистый загар ярко выделялся на белом фоне, ее глаза были лишь немного темнее кожи. Каштановые волосы с выбеленными солнцем прядями разметались по плечам.
– Почему ты стала… еще красивее?
Она попыталась скрыть, как взволновал ее этот вопрос.
– Может, просто ты меня слишком давно не видел?
– Возможно.
Ни одному из них не пришло в голову, что десять дней не такой уж большой срок. Он прошел через ад, как и она. Десять дней были для них вечностью.
– Я думала, что больше никогда тебя не увижу, Чандос, – тихо сказала она.
– Да, и я так думал.
Он присел на край кровати, заставив ее подвинуться и освободить место для него.
– Я собирался отправиться в Мексику после того, как уехал из Сан-Антонио, – рассказал он. – И один день, один чертов день езды – это все, на что меня хватило, прежде чем я развернул лошадь и поскакал обратно.
Она надеялась на признание, но он просто злился, оттого что пришлось возвращаться против воли. От разочарования она вспыхнула.
– Почему ты вернулся? – потребовала она ответа. – И если ты скажешь мне еще раз, что просто для того, чтобы увидеть меня живой и здоровой, клянусь, я ударю тебя!
Он почти улыбнулся.
– После того, как мы расстались, я не думал, что ты примешь какую-нибудь другую причину.
– А ты попробуй.
– Я не мог все просто так взять и оставить, кошачьи глаза, – сказал он, глядя ей в глаза. – Думал, что смогу. Думал, если ты возненавидишь меня, мне будет проще держаться подальше. Но не сработало. Все, что могло бы удержать меня вдали от тебя, никогда не срабатывает.
Надежда вернулась.
– Это так плохо? – тихо спросила она.
– Разве нет? Ты же не хотела меня снова видеть.
Она знала, что он надеялся на отрицательный ответ, но после того, через что он заставил ее пройти, она бы не отпустила его так просто.
– Если ты веришь в это, я удивлена, что у тебя хватило наглости прийти.