Сейчас ненужные мысли проносились сквозь его разум, когда он пытался справиться с воспоминанием об огромной улыбке на ее лице, когда она прогуливалась по музею. Остин провел большую часть ночи, пытаясь не пялиться на часы и надеясь на повод уйти пораньше. Кэрри же расцветала, разговаривая, смеясь и не беспокоясь о том, кто был перед ней, художник или чиновник.

Она приспособилась здесь.

После попытки манипулировать ею и завоевать ее, совершив целую кучу мужского вздора, чтобы получить свое, он наконец-то понял. Она хотела быть в Вашингтоне. Дело было не в нем, говорящем правильные вещи, или вообще имело отношение к нему. Она, музей, вот что имело смысл. Он был той частью, которая не вписывается.

Сегодняшняя публика вращалась в мире, очень отличающемся от его собственного. Много денег и странные интересы о том, что люди делают в жизни. Остин покачал головой, задумавшись над вопросом «где вы отдыхаете?», что будет преследовать его еще долгое время. Он «отдыхал» в течение часа перед сном каждый вечер. Недели в Европе не привлекали его, и у кого, черт возьми, есть время и деньги на подобное дерьмо?

Даже со всеми этими вопросами о нем вчера вечером, он никогда не провел и минуты, желая иметь больше денег или другую жизнь. Остин, конечно, не считал людей с несколькими именами и личными смокингами лучше себя. Это не означало, что он был частью этого. Но она была, и это меняло все.

Кэрри передвинула ноги под простыней и откинула руку поверх пустой половины матраса. Когда ее пальцы натолкнулись только на пустоту, она поднялась с плотно натянутым одеялом на груди.

Откинув волосы с лица, моргнула несколько раз, словно пытаясь привыкнуть к темной комнате.

— Остин?

— Я тут.

Кэрри протянула руку и включила светильник на минимум.

— Сейчас середина ночи.

— Без четверти пять.

— Как я и сказала. — Она бросила ему сексуальную улыбку, похлопывая по измятой подушке. — Возвращайся в постель.

— Мне нужно добраться до участка. — Он должен собраться и покончить с этим.

Остин потер рукой грудную клетку, пытаясь облегчить жжение внутри. Неважно, как сильно он прижимал руку, колющая боль под ребрами не унималась.

— Ты в порядке? — спросила она голосом, наполненным беспокойством.

Остин услышал шелест простыней и почувствовал, как прогнулся матрас, прямо перед тем, как ее руки обвились вокруг его шеи. Губы коснулись его уха, а волосы рассыпались по плечу.

Его тело пробудилось к жизни прямо перед тем, как боль спустилась по руке, проникая в каждую косточку.

— Я должен извиниться перед тобой.

Кэрри глубоко вздохнула, потом нежно прикусила мочку его уха.

— Мне нравится, как это звучит.

Его рука погладила мягкую кожу ее плеча.

— Я убедил себя, что работа в городском музее было своего рода мечтой, которую ты преодолеешь.

Она замерла на секунду, прежде чем снова погладить его.

— Я знаю.

Наконец он повернул голову и коснулся ее губ своими.

— Правда?

— Хитрость не лучшее твое качество.

— Это было эгоистичным бредом. Словно ты не знаешь, чего хочешь, а я знаю. — Он покачал головой. — Мне следовало увидеть это и не подталкивать тебя.

— Твой план тяжело начинался, но я счастлива, что ты сейчас здесь.

Ее шелковистые волосы щекотали его грудь. Остин вплел в них пальцы, наслаждаясь теплом прядей около кожи.

— Я был козлом. Ты должна была еще неделю назад отправить мою жалкую задницу в Холлоуэй.

— Но это такая милая задница. — Она одарила его громким, причмокивающим поцелуем в щеку. Потом схватила за руку и помахала перед ним, вглядываясь в лицо. Ее улыбка исчезла секундой позже.

— Что-то на самом деле не так. Что случилось?

— Ты любишь свою работу.

Она переместилась на его колени, свесив на него ноги, а рукой уперлась в его голый живот.

— Это хорошо.

Для нее. Не настолько для них обоих.

— Ты пыталась сказать мне, но я не слушал. Я услышал сейчас. Я не пытаюсь обмануть тебя или выяснить, как добиться своего. Я действительно слушаю.

— Я верю тебе. — Потом она поцеловала его, коротко и почти мучительно от сладости.

— Извини, что у меня заняло так много времени, чтобы понять это.

Она покачала головой.

— Время не имеет значения. Чего я хотела, так это, чтобы ты понял — у меня есть эта профессиональная сторона, эти мечты, которые нужно взращивать. Я не хочу, чтобы ты отвергал или преуменьшал то, что так для меня важно.

— Я именно так и поступал. — Сожаление нахлынуло на него потоком. — Я испортил все в манере большого, глупого парня.

— Теперь с этим покончено. Ты приехал сюда за мной и пошел со мной сегодня вечером. Женщинам нравится такая преданность. — Кэрри постучала пальцем по его носу.

Ее легкий тон и веселое настроение делали каждое слово, что он выжимал из себя, еще труднее. Слова застряли в горле, пока он пытался вытолкнуть их.

Кэрри вела себя так, как если бы они достигли некоего прорыва, когда в действительности они дошли до конца. Все, что он принимал за ее мотивы и потребности, было неправильным. Она не нуждалась в Холлоуэй, или семье, и даже в нем. Она отлично устроилась в Вашингтоне, сама по себе.

Этот факт ударил его под дых и продолжал бить. Остин всегда любил ее независимость и силу. Кэрри никогда не отступала в споре с ним. Никогда не пряталась и не плакала. Она напористо сталкивалась с ним лоб в лоб, что только распаляло его.

Но он знал, что происходило, когда женщине требовалось чего-то большего, чего-то лучшего, чем мужчина, который спал рядом с ней. Она оставляла его и сбегала. Остин уже пережил такую историю. Его мать преподала ему суровый урок, когда ушла и не удосужилась позвонить хоть раз. Кэрри предостерегала его, что она видела свое будущее унылым, как у своей матери, если она не попробует сейчас. Тогда он не поверил в эту теорию, но сейчас поверил.

Резкая боль разрывала его грудь. Он вынужден был закрыть глаза и стиснуть челюсть, чтобы не закричать.

— Остин? — Паника проявилась в ее широко раскрытых глазах и шоке в голосе, когда она распахнула его рубашку в обе стороны и пробежалась руками по телу. — Тебе больно?

— Я в порядке. — Угасающий внутри, но внешне все нормально.

— Ты побледнел. Может быть, ты слишком долго был на холоде. — Когда он нахмурился, из нее вылетело еще больше слов. — Я знаю, что ты привычный к улице парень, но ты человек. Ты можешь заболеть, как обычные люди.

— Я хотел, чтобы меня было достаточно для тебя.

Вот, он сказал это. Кэрри вела себя так, словно была на грани: вызвать «скорую помощь» или сделать ему дыхание «рот в рот», а он выдал свой большой секрет. Он не мог себе представить, что могло бы еще пойти не так.

Она явно слышала его большое признание, потому что ее руки, по-прежнему обхватывающие его рубашку, замерли.

— Что?

Остин хотел, чтобы это был последний разговор с ней. Это означало бы, что ему никогда больше не придется делать этого снова, но это было не так.

— Я хотел значить для тебя больше, чем работа.

— Ты и так значишь.

Он не значил. Любой идиот увидел бы это. Кэрри ушла от него не из-за предложенной работы. Он заставил ее выбирать, но продолжал думать, что сможет найти правильные слова, чтобы изменить ее мнение.

Остин прокручивал варианты в своей голове так много раз. Там были способы решения и на расстоянии.

Не идеальный вариант, но возможность. Холлоуэй и ее квартира всего в двух часах езды. Не пропасть, которую невозможно преодолеть.

Но их проблемой оказалось не расстояние. Она хотела чего-то другого, но не его. Да, она любила его, и ей нравилось быть с ним. Он знал: этого было не достаточно. «Снова спасибо, мама, за суровый урок».

— Поскольку Спенс прикрывал меня прошлым вечером, этим утром мне нужно быть первым на участке и сделать всю дерьмовую работу. — Остин сдвинул ее с колен и встал.

Она остановила его от ухода, схватившись за концы рубашки.

— Ты изменился. Это из-за чего-то еще.