У нас есть десять минут, прежде чем начнется балет. Мы берем бинокли, а затем проходим в зал на свои места.
Стоит отдать должное парню, он не поскупился. Купил билеты около сцены, на партере. Мы пробираемся через людей, а затем занимаем свои места, все это время Глеб не перестает меня держать за руку. И от этого я по-странному чувствую себя защищенной и не одинокой.
Глеб отдает мне программу, и я быстро ее просматриваю, довольно кивая головой.
Свет тухнет, и Баринов наклоняется ко мне, обжигая своим дыханием мою кожу, и шепчет на ухо:
— А здесь, как в кинотеатре, целоваться можно?
Мое дыхание перехватывает.
Он так близко, что стоит мне повернуть голову, и наши губы соединятся. Как бы мне ни хотелось сделать это в полумраке, когда его ладонь так крепко и несколько властно сжимает мое колено, но я отдаю себе отчет в том, что в таком месте это было бы сверх неприличным. Поэтому немного отклонюсь и отвечаю: — Не-а.
Я знаю, что покраснела, а мои глаза блестят.
— Жаль, — вздыхает он, а затем заправляет мне за ухо прядь волос и, все же не удержавшись, целует меня в щеку.
Я в протесте бью его ладошкой по руке, что по-прежнему лежит на моем колене, и слышу, как Баринов усмехается.
Все остальное время мы смотрим балет. Я с искренним с восхищением наблюдаю за балетом и наслаждаюсь игрой оркестра. Я кидаю, в очередной раз, взгляд на парня. Тот сидит с измученным, обреченным видом, словно его пытают. Должно быть, он далек от этого, но стоит отдать ему должное, сероглазый не жалуется, а с достоинством терпит. Мне даже становиться его жаль. Впрочем, где-то в глубоко в душе я радуюсь, что парень оказался не таким уж идеальным. Мне уже начало казаться, что он робот. Весь такой галантный и честный, обходительный, в какой-то степени, обольстительный. Что ж, теперь я знала, что в чем-то он не идеальный. Это меня больше порадовало, нежели расстроило.
Начинается антракт, и я благосклонно, решив больше не мучить парня, встаю и тяну его к выходу.
— Ты в буфет хочешь? — тотчас же всполошился черноволосый, — прости, я не подумал…
Я хихикаю, и он резко смолкает. Я улыбаюсь ему, после чего тяну к гардеробу.
— Идем уже, горе-мученик, — усмехаюсь я.
Парень и не пытается скрыть свое облегчение, между тем, доставая из кармана номерки.
Мы одеваемся, а затем уже он тянет меня к выходу, чем заставляет меня рассмеяться.
Стоит нам только оказаться на улице, как Глеб притягивает меня в свои объятия и, хитро прищурившись, спрашивает:
— Смешно?
Я тщетно пытаюсь сделать серьезное лицо, но моя попытка с треском проваливается. Из меня вырывается очередной приступ хохота.
— Нет, что ты, — все так же смеясь, говорю я.
Он прижимает меня еще ближе к себе и говорит:
— Полагаю, я заслужил награду за свои мучения.
Наши взгляды встречаются. Устанавливается зрительный контакт.
— Да? — невинно, хлопая ресницами, молвлю я.
— Да, — шепчет сероглазый.
— И какую же награду ты хочешь? — задаю я вопрос, в то время пока наблюдаю за тем, как его лицо приближается к моему.
Я знаю, какую. Но мне необходимо было что-то сказать.
Парень не отвечает мне и трется своим носом о мой, а затем оставляет поцелуй на моих губах. Один, второй, третий. Все они невинные, мы по-прежнему не закрываем глаз. Он трется своей щекой о мою, и чувствую его гладко выбритую кожу. Его щеки немного покраснели, что придавало ему особый шарм. В следующий миг его голова смещается, и он проводит своим языком по моим губам, а затем оттягивает ее и углубляет поцелуй. Синхронно мы закрываем глаза. Поцелуй не длится долго. От силы секунд двадцать, но я все же чувствую острую необходимость быть ближе к нему. Жар поднимается во мне, но прежде, чем он распространяется по всему телу, Глеб отстраняется.
— Я думаю, что готов терпеть такие мучения за такие награды, — промурлыкал как довольный кот Баринов, подмигнув.
Я лишь пожала плечами.
— Идем, — проговорил парень, а затем потянул к машине.
Как только мы сели и отъехали от театра, мы направились в сторону моего дома.
Мне сразу же стало досадно, что наше свидание так быстро заканчивается, однако пыталась не показать своего расстройства, но, к моему удивлению, мы проехали мимо него и направились к высоткам.
Я в замешательстве посмотрела на Баринова.
— Куда мы?
— Не думала же ты, что я почти месяц упрашивал у тебя свидание, чтобы так быстро тебя отпустить?!
Я лишь пожала плечами.
На душе вновь потеплело. К чему лукавить, я была рада продолжению. Несомненно, в рамках приличия. Впрочем, я не сомневалась в порядочности парня. Он был напорист до ужаса, но не стал бы действовать против моей воли.
Спустя недолгое время мы оказались около отеля. Он был высоким и дорогим, и я хмурым взглядом окинула Баринова. Неужто я ошиблась, и мне стоит бежать?! Однако я не спешила делать выводы. Мне казалось несправедливым из-за одного промаха перечеркивать все хорошее. Вполне возможно, здесь хороший ресторан или еще чего.
Мы вышли из машины и направились ко входу. В отеле нас встретил какой-то мужчина и, дав ключ Баринову, ушел.
Меня начало бросать в дрожь. Страх, сомнение, замешательство. Должно быть, на моем лице было все написано.
— Черт, — прошипел сероглазый, кинув на меня взгляд, — что творится в твоей голове, зайка?
Я помотала головой и слабо улыбнулась.
Мы зашли в лифт, и парень, нажав на кнопку, резко повернулся ко мне, крепко сжимая мои плечи своими руками.
— Запомни, я не причиню тебе вреда. И это последний раз, когда я тебе об этом говорю. Мы закрываем эту тему и больше к ней не возвращаемся. Я не буду больше оправдываться за то, чего даже нет в моих мыслях, — его тон был резкий.
— Я поняла, — шепчу я.
Лифт щелкает, и мы выходим из него.
Я оглядываюсь. Мы оказались на крыше. Стеклянный купол окружал нас повсюду. Парень потянул меня к противоположном концу, и я только сейчас заметила, что дверь была открыта. Я выбралась за дверь и ахнула.
Вниз вела железная лестница, которая, ко всему прочему, шаталась, а за ней был стеклянный пол, на котором расположилась подстилка с пледами и корзинкой с едой.
Я до жути боялась высоты, поэтому, несмотря на всю красоту, сделала несколько шагов назад от злосчастной двери. Меня пронзил страх.
Глеб обернулся, когда пересек лестницу, и нахмурился, узрев, что я все дальше и дальше отхожу, а затем вернулся ко мне.
— Я не пойду, — пискнула я.
— Да ладно, зайка, пошли, — потянул меня за руку.
Я уперлась ногами в пол и отчаянно помотала головой.
Баринов вздохнул, а после подхватил меня на руки.
Я закричала.
— Отпусти меня! — верещала я.
Сероглазый, не обращая внимания, понес меня к лестнице, и стоило шагнуть на первую ступень, как я скукожилась на нем, и крепко ухватилась за его шею, зажмурившись.
Лестница под нами шаталась, в моем горле от страха пересохло. Сердце билось о ребра. Казалось, с каждым его шагом во мне, что-то обрывается. Еще несколько ступеней и мы на прочной земле. Я открываю сперва один глаз, затем второй, и расслабляюсь.
Я зло зыркаю на черноволосого, в то время, пока, пыхтя, я выбираюсь из его цепких рук, плавно скользя по его телу.
— Идиот, — рычу я, на что получаю усмешку.
Под моими ногами город, над нами небо, здесь не было крыши, лишь открытое бескрайнее небо. Оно было темное. Я заметила телескоп и поняла, что парень хотел посмотреть на звезды, однако с такой погодой вряд ли нам это удастся.
Я потираю свои плечи. Здесь было довольно прохладно, и на мои плечи тот же миг опускается плед.
Я оборачиваюсь и смотрю на Баринова, который уже уселся на покрывало, а затем подхожу к нему и, скинув туфли, сажусь около черноволосого.
Парень, между тем, пыхтя, открывает бутылку вина. Как только ему это удается, он тут же наливает «красное сухое» в бокалы и протягивает один из них мне.
Я отпиваю, а затем заглядываю в корзину, находя там фрукты, нарезанный сыр и мой любимый мармелад. Я не могу сдержать свою радость и сразу же набрасываюсь на него, чем вызываю смех сероглазого.