Я покачала головой.

Девушка накрыла мою ладонь и, наклонившись ближе, произнесла:

— Мы не слышали много, но если тебе не наплевать на него, пойди к нему и докажи, что он не прав.

Я фыркнула, кинув на девушку взгляд полный недоверия.

— И как же?

Сегодня я была крайне пессимистична, словно вернулась на несколько недель назад.

— Я не знаю. Тебе сердце должно сказать, а не я.

Я опустила голову на парту и простонала:

— Я не знаю, как смотреть ему в глаза, а вдруг ему уже все равно, и ничего уже не исправить. Возле него вон сколько красоток.

Девушка улыбнулась и покачала головой, словно я говорила чушь. Впрочем, возможно, так оно и было.

— Камила, ты ему нравишься. Поверь, если ты завтра придешь и хотя бы подойдешь к нему, он будет рад.

— Я не знаю, — обреченно прошептала, уставившись на парту.

Яна вздохнула и потрепала меня по волосам.

— Сделай выбор до вечера. Только ты можешь понять, насколько он тебе нужен.

Больше мы на эту тему не поднимали, а я между тем пыталась понять, что же я чувствую к этому парню. Я смотрела на него во время перемен и все сомневалась. Если бы все закончилось, моя жизнь бы встала на круги своя. Я как и планировала, училась бы, получила профессию, стремилась к чему-то. Я не могла говорить о любви к этому парню, но то, что я чувствовала, было больше, чем обычная заурядная симпатия. Больше, чем когда-либо. Я хотела всего лишь спокойствия, но сейчас было ли оно мне так нужно?! И хотела ли я этого на самом деле?! Вряд ли. Я просто закрылась, зарылась в книги. Полагаю, так легче. Он не смотрел на меня. Вообще. И мне не хватало его взгляда, от этого мне стало горько. Пусть мне было неловко, но это лучше, чем то, что я испытывала сейчас.

День пролетел, словно в дурмане. Дома меня ожидала тишина, однако в этот раз она не успокаивала, а напротив, раздражала. Раздражала настолько, что хотелось начать бить всю посуду, дабы ее разбавить. Она давила на меня.

Вечером бабушка снова застала меня в плохом настроении. Она не спрашивала ничего, однако прежде, чем я легла спать, зашла ко мне в комнату, что-то держа в руке.

— Помнишь, как вы с мамой ставили спектакли на Новый Год? — улыбнувшись, спросила она, между тем садясь на кровать.

— Да, — слабо улыбнулась.

— Давай-ка посмотрим, — подмигнула бабушка.

Я резко подорвалась и, взяв ноутбук, принесла его на кровать. Бабушка протянула мне диск, что держала в руке, и я вставила его, а затем включила.

— Ты такая кроха, — прошептала бабушка.

И правда, я была на голову ниже остальных. Пожалуй, с пяти до десяти лет у нас была традиция. Мы всегда отмечали Новый Год в большом кругу. Приходили мамины и бабушкины друзья, родственники, и было достаточно много детей. У нас был специальный новогодний чулок, в который мы складывали листочки с ролями, дабы детям было не обидно, что кто-то снегурочка, а кто-то снежинка. Когда мы выбирали свои роли, нам давали листочки с репликами. Мы несколько минут повторяли, а затем выходили на импровизированную сцену около елки и начинали играть. И пускай мы читали и даже где-то запинались, однако все это было так по-настоящему. Все это было для веселья. Мама всегда была ведущей и всех детей вела за собой. Она нам подсказывала, а когда мы еще не умели читать, говорила на ушко слова, которые нужно было повторять.

Вот она. Я стою впереди всех и читаю стишок. Здесь мне, пожалуй, лет восемь. Я дочитываю, а после выходит Дед Мороз и дарит нам подарки. Мы начинаем весело прыгать, а мама смотрит на меня с любовью.

Я плачу и, кинув взгляд на бабушку, замечаю, что и она не может сдержать своего горя.

Я притягиваю ее в свои объятия, и мы вместе продолжаем смотреть.

Уже с подарками мы поем песню.

— Трусишка зайка серенький, — подпеваю я себе маленькой и понимаю, что я и правда трусишка зайка. Глеб не прогадал, когда назвал меня «зайкой».

Я смотрю, как я весело вожу хоровод, и каждый ребенок такой счастливый. Нам много не нужно, всего лишь вера в волшебство. Что Дед Мороз существует, что он дарит нам подарки, а не родители их покупают. Однако волшебство не в этом, а в моменте. В том моменте, когда все счастливы. Когда улыбки не натянутые, а когда ты не можешь их сдержать. Когда непроизвольный смех вырывается из груди, и ты наслаждаешься всем, что происходит.

— Мне так ее не хватает, бабушка, — шепчу я ей в плечо, как только вижу маму в кадре. Громкий всхлип вырывается из моей груди.

— Я знаю, милая. Я знаю, — хлопает она мне по плечу, между тем вытирая слезы. — Мне тоже, — шепчет она.

Запись заканчивается, когда мы все поклоняемся, и взрываются хлопушки, мы по-прежнему сидим в обнимку, разделяя свое горе.

— Ты должна ее отпустить, — шепчет мне бабушка.

— Я знаю, — киваю головой и отстраняюсь, вытирая рукавом слезы.

— Милая, она бы хотела для тебя лучшего, — гладит меня по волосам.

Я вздыхаю. Проходит еще несколько минут, а затем бабушка вытаскивает диск и поднимается.

— Ты поняла, зачем я тебе это показала? — спрашивает она слабым голосом.

Я качаю головой в знак отрицания.

— Милая, маму уже не вернуть, но разве ты жалеешь о каждом проведенном мгновении с ней?

— Конечно, нет, — без раздумий отвечаю.

Она загадочно улыбается.

— Конец не так важен, как процесс. Жизнь не дает никаких гарантий. Спокойной ночи, — говорит бабушка, а после за ней закрывается дверь.

Я сижу в смятении. Оказалось, бабушка понимает меня больше, чем я сама себя. Она права, нельзя постоянно прятаться только из-за страха, что все закончится.

Слова бабушки дают мне толчок, поэтому я немедля строчу смс Яне.

«Я иду» — гласит смс.

« Окей)» — пишет она.

Прежде, чем заснуть, я вновь открываю сообщения с Глебом и тяжело вздыхаю.

***

Глеба не было сегодня в универе, что, впрочем, не было удивительным. У него сегодня игра. Пары проходят, и я взвинчена, когда мы покупаем билеты. Я специально прибыла на полчаса раньше, чтобы хоть как-то пробраться в раздевалку, поэтому, как только мы занимаемся места, я направляюсь вниз и пытаюсь найти лазейку.

Повсюду охрана, и так просто меня не пустят.

Я возвращаюсь на место и прошу ребят отвлечь охрану, а сама тем временем становлюсь около входа. Я без понятия, куда он ведет, и лишь надеюсь, что в раздевалку. Я наблюдаю за тем, как Яна подходит к охране и что-то говорит, и как только Егор отвлекает второго, я быстро прошмыгиваю в проход.

Я иду вдоль. Везде тихо и никого нет. Первой попавшейся мне дверью оказывается туалет, поэтому я иду дальше. Я начинаю слышать отдаленно голоса и ускоряю свой шаг. Я заворачиваю в ту сторону, откуда слышатся голоса, и замечаю открытую дверь. Подхожу к ней, а затем, сделав глубокий вдох, захожу.

Внезапно смех затихает. Благо, это не раздевалка, а комната отдыха. Я осматриваюсь и замечаю знакомое лицо. Среди всех я замечаю Тима и машу ему, он кивает головой и, прежде, чем я успеваю спросить, где Баринов, как позади меня хлопает дверь.

Я оборачиваюсь и замечаю девушку, что была в его комнате. Мои кулаки сжимаются, а глаза превращаются в щелочки.

— Я тебе уже говорил, меня это не интересует, — отвечает ей Глеб.

Она хнычет, а затем, соблазнительно к нему прильнув, произносит:

— Я могу тебя утешить.

Из моего горла вырывается непонятный для меня звук, и парочка оборачивается на него. Девушка фыркает, а парень удивлен. Должно быть, не ожидал, что я наберусь смелости сюда прийти.

— Он уже нашел тебе замену, — мерзко улыбнувшись, говорит это недоразумение.

Я в ответ фыркаю.

— Ты ему не нужна, — снова вырывается из её рта.

— Позволь ему самому решить, — огрызаюсь в ответ.

Баринов приходит в себя и отстраняет девушку, тем самым создавая между ними пространство, на что она окидывает меня недовольным взглядом.

— Рита, тебе лучше уйти, — твердо произносит он ей, по-прежнему смотря на меня.

— Но, Глебушка, — начинает она, как он ее бесцеремонно обрывает.

— Я тебе уже все сказал.

— Ты еще пожалеешь, — бросает она, скорее мне, чем ему, а затем, развернувшись, уходит.