Волнительные мечтания! Свобода перемещаться! Счастье быть самим собой и найти другого! Так она говорила окружающим, например, троим знакомым на кладбище, которые удивлённо слушали её. Из них только Кандида чатилась, и то немного, потому что печатать на клавиатуре её нервировало, она предпочитала болтать с подругами по телефону. А Лучия вообще ничего не понимала:
— Но чем ты занимаешься, моя Пупелла? (прим. переводчика — Имеется в виду киноактриса Пупелла Маджио)
Бедная Лучия была раздосадована, так как ей очень нравилось играть в карты, но Эвандра больше не присоединялась. А втроём играть невозможно.
Однажды вечером Эвандра нашла в себе мужество и объяснилась с Бальдо. Ей было жаль говорить ему так откровенно, зная, что правда ранит, а особенно такого тщедушного и мягкого мужчину. Меньше всего она хотела причинять ему боль, но в то же время так не могло дальше продолжаться: он сидит рядом каждый вечер, пока она чатится. Под его взглядом её мысли затормаживались, пальцы застывали на клавишах, и, в конце концов, она не знала, что отвечать своим друзьям, количество которых продолжало расти, как на дрожжах. Бальдо отнимал у неё беззаботное счастье пользоваться Facebook, необходимо было как-то дать ему это понять. Так что в тот вечер, приготовив, как обычно, малиновый чай, она села рядом, посмотрела ему в глаза и сказала:
— Спасибо за всё, сеньор Бальдо! Поверьте, вы действительно мне очень помогли. Конечно, я отняла так много вашего времени, но сейчас, слава богу, я могу обходиться сама. На самом деле, сеньор Бальдо, я не хочу больше воровать ваше время… все эти вечера вы потратили впустую, теперь я…
— Но сеньора Эвандра, что вы говорите, потратили впустую… Вы не знаете, что это было для меня!..
Он чуть не выболтал самую сокровенную тайну своего сердца, он собирался сказать ей: «Вы не знаете, что это было для меня — приходить к вам этими вечерами, вы не знаете, как я возвращался домой с сердцем, переполненным страстью и желанием, вы не знаете, какую жизнь, какие мечты, какие…» Но Бальдо сдержался, не проговорился. В последующие месяцы он много раз спрашивал себя, не лучше ли было поговорить в тот вечер напрямую и искренне выразить свои чувства. Сомнения заставляли его страдать, и он пытался об этом не думать. Видимо, всё так произошло, потому что он всегда соглашался, а было бы гораздо лучше поговорить и, возможно, избежать всей этой трагедии.
Но он не признался ни в тот вечер, ни после. Попросту стал необычайно грустным и не пытался это скрывать. Эвандра, увидев его таким бледным, испугалась, что он умрёт, и сделала ему, возможно, только из жалости простое предложение. Она задала главный вопрос, который намеревалась спросить в течение нескольких месяцев:
— Извините меня, сеньор Бальдо, не могли бы мы найти друг друга на Facebook? Будем переписываться, связываться… Было бы замечательно, правда? Не говорите мне, что вас нет на Facebook!
Она часто думала о загадках такого рода: но как? Бальдо научил меня пользоваться Facebook, он знает все самые удивительные секреты и приёмы, но до сих пор не дал мне свои координаты. Это возможно? Предположим, что он не заходит на сайт. Хотя это маловероятно. Тогда почему до сих пор не предложил мне дружбу? Почему не пишет мне?
Этому не было логического объяснения. В тот вечер Бальдо несколько смутился, перед тем как ответить:
— Скажем, я был на Facebook. Но сейчас нет, я больше туда не захожу…
Так загадочно ответил Бальдо. Эвандре хотелось узнать побольше, например, почему он прекратил, по какой причине убедил себя оставить занятие, что поднимает настроение. Но она не стала вмешиваться в его личную жизнь, о которой он так неохотно говорил. У него имелись свои причины, сказала она себе. И он решил отказаться.
Эвандра с волнением и благодарностью попрощалась с сеньором Бальдо, приглашая его иногда заходить в гости. Бальдо вернулся домой подавленный, с бременем громоздких невысказанных и невыраженных чувств, которые присутствовали в его жизни. Осознавая всю грусть окончания и того, что освещавшие его существование вечера стали лишь горьким и мучительным воспоминанием.
Глава 15
У сеньоры Нунции Пассалакуа Споссато был единственный сын, которого, спустя восемь месяцев ожидания с того дня, как поняла, что беременна, она назвала Джезуальдо.
— Он был таким долгожданным, — говорила она, используя именно эти слова, — так как ждала его более двенадцати лет. — Такие и пошли разговоры, даже сейчас, когда сыну было пятьдесят пять лет. — Я ждала, а его всё не было… — Она обвиняла мужа, инженера Каллисто Споссато. Часто во время близости говорила ему: — Ты медленный, медленный, медленный… — Что именно имелось в виду, не было ясно даже ей самой, но, по её мнению, идея медлительности мужа отлично сочеталась с их трудностями зачать ребёнка.
— Забудем? — предлагал ей Каллисто Споссато, который был скорее не медленным, а спокойным мужчиной. Тихим и конкретным, довольным своими работой и красивым домом восемнадцатого века, который он унаследовал от отца, графа Эванджелио Пассалакуа ди Тарси.
Прождав его так долго, сеньора Нунция называла его Джезу (прим. переводчика — Иисус) — такой собственнической была её любовь.
— Ох, как же тебя любит мама! Как же сильно тебя любит! — всегда говорила она ему, даже взрослому.
Тот факт, что Джезуальдо, называемый матерью Джезу, а остальными Бальдо, не был никогда женат, никак не связан с материнским собственничеством, но люди в городке любили намекать и все читатели этой истории, безусловно, подумают по-другому. А это далеко не так! Мать много раз пыталась подтолкнуть его к браку. Например, она хотела, чтобы он увлёкся Марией-Антониеттой Фулкро деи Патрасси, старшей дочерью древней и благородной семьи. С раннего возраста она ласково вынуждала его ходить с ней на дни рождения, куда наряжала сына прекрасным сказочным принцем или магом Мерлином или херувимским ангелом. Даже специально покупала костюмы. Но мальчик был угрюмым. Непокорным.
— Непокорный — это мой сын! — жаловалась она подругам, подчёркивая его резкий характер.
На самом деле он был застенчивым и замкнутым ребёнком, который плохо переносил праздники, дни рождения, костюмы принца, формальные визиты к бабушкам и дедушкам, приветствия подруг матери, в общем, говоря несколькими словами, ему не нравилось притворство. Он был искренним и задумчивым. Ему бы подошло изучать философию, если бы не мать, которая желала, чтобы он был местным помещиком, центром светской жизни.
Но дети не всегда становятся такими, какими их хотят видеть родители. Вот почему на них часто оказывают давление.
Бедный Джезуальдо был в некотором смысле сбит со своего пути и был вынужден продолжить в другом направлении. Выучился на делового консультанта и устроился на работу, получая отличную зарплату. А с девушками он пришёл вот к какому выводу: чем она привлекательнее, тем дальше от неё следует держаться.
И он избегал их, потому что у него было всего две возможности и обе казались непрактичными: или подчиниться и встречаться с девушками, которые нравились матери, либо втайне встречаться с теми, которые нравились лично ему, хорошо зная, что так он пренебрежёт доверием матери и подвергнет себя невыносимым душевным страданиям. Однако был и третий путь, что ему казался чересчур труднодостижимым и поэтому он на него никогда не рассчитывал, хотя и не переставал хранить в сердце тайну и надежду: рано или поздно встретить женщину, которая понравится одновременно и ему, и матери. Так он и жил, упорно надеясь, но, несмотря ни на что, не страдал от серьезных психических заболеваний, никогда даже не думал об алкоголе, наркотиках или самоубийстве, то есть ни об одном непоправимом радикальном решении.
Именно поэтому, не желая признавать причинно-следственные связи между своим внутренним самоощущением и тем, каким его сделала мать, Джезуальдо Споссато до сих пор не смог сказать Эвандре всё то, что хотел бы. Но он продолжал видеться с ней, помогая с Facebook, потому что даже при таких обстоятельствах видеться с ней было лучше, чем не видеться вообще. Только сейчас появился страх застрять. Да, поступая так, он застрял. Словно попал в пещеру и не мог из неё выбраться. Он чувствовал себя заключённым, закрытым навсегда без возможности выйти.
Его пещера была такова: на самом деле он ненавидел Facebook. Он хотел бы признаться Эвандре, что лучше видеться вживую, встречаться, иметь возможность прикоснуться к её руке вечером в ресторане. Но не признавался. И вместо того, чтобы быть с ней, он превратился в преподавателя Facebook. Какая трагедия! Правда, некоторое время он пользовался им, но только по работе, потому что в бухгалтерском офисе фирмы скатертей его практически вынудили.