Но почему потом, когда я в мастерскую вернулся, было у меня это жуткое чувство, что кто-то смотрит прямо на меня? Даже сейчас это ощущение вызывает ужас, представь!
Птича сидела в оцепенении.
Длинный день… Очень длинный. Устала она за сегодня. И как-то… Повзрослела, что ли. Чувствовала она себя старой, никчемной… Зачем все это? Все усилия, старания, напряги… Если в результате – ни у кого счастья не выходит. Ничего не выходит, как ты ни бейся… Ей душу грела мысль, что у сестры с мужем все так хорошо, крепко, по-настоящему… Все эти годы она только их примером и держалась. А теперь – что? Пшик… Пустота…
– Слушай, – произнесла она осипшим голосом. – Слушай… А вот зачем? Зачем ты мне все это рассказал? А? Зачем эти подробности? Мне – зачем? Я тебе не священник, грехов не отпущу… Как мне жить с этим, ты хоть подумал? И – как сестре жить с тобой, если она все видела?
– Как – все? – с выражением ужаса на лице спросил Петр.
– Откуда я знаю, как… Ты вот говоришь, что чувствовал в мастерской взгляд. А если это ее взгляд был? Что тогда? Если она все-все видела? Как ей жить, если мне так хреново от всего, что дальше некуда?..
– Нет, нет! Там не было никого! Я все обошел, в шкафы заглянул… Это точно…
Петр бормотал, как лунатик во сне.
– Ладно, не будем гадать, – подвела итог Сана, стряхнув с себя оцепенение. – То, что сестра что-то знает, – это я уверена. Каким образом узнала – вопрос второй. Или та твоя пассия сообщила, или она что-то видела. Кстати, я почему-то думаю, что второе скорее всего. Потому как она так тебя любит и так тебе верит, что если кто-то бы и позвонил, она б просто послала это существо далеко и навсегда. И еще тебе бы рассказала, чтоб вместе посмеяться.
– Точно, – подтвердил Петр.
– Значит, второй, худший вариант, наиболее вероятен. Я ей позвоню. Скажу, что ты здесь. И дальше посмотрим, да?
– Нет, ты просто с ней поговори. Да-да, конечно, скажи, что я прилетел, что я тут. Но она со мной говорить не будет, а тебе что-то скажет.
– Хорошо. Позвоню. Только завтра. Просто у меня на телефоне денег очень мало. А положить я не могла. Я ж тут с ребенком и без машины.
– Я завтра с утра съезжу в поселок и кину тебе много денег на телефон, – горячо пообещал Петр. – И поверь…
– Ладно, Петь… Мне-то что… Мне лишь бы все между вами утряслось… Давай спать укладываться… А то на мне ребенок… Устала я.
Птича пошла тяжелой старческой походкой в дом. Спать! Лишь бы Викуся поспать дала!
Геныч сидел на веранде уткнувшись в книжку. Рядом с ним стояла коляска с мирно сопящей Викусей.
– Птич, ты иди поспи одна у себя. Я ее к себе возьму. Мне ничего не станет. Я ее, если что, подкачаю. А тебе выспаться надо.
– Правда? Ты сможешь?
Сана почувствовала, что ей захотелось улыбаться. Просто ни с того, ни с сего стало легче и веселее.
– А чего тут мочь? Иди, спи, Мухина, не мешай нам!
– Спокойной ночи! А ты правда мой жених?
Вопрос выпрыгнул из нее случайно, сам собой.
– На другое и не рассчитывай.
Как же хорошо ей спалось той ночью! И это после всего того, что… Значит, устала по-настоящему!
Звонки
Проснувшись, она даже не сразу поняла, где находится.
Села на кровати и принялась оглядываться, Викусю искать.
Потом сообразила: она же у Генки. Добрый Рыцарь дал Предкрасной Даме хорошенько отоспаться. Неужели сам справился?
Сана вскочила, наспех умылась-причесалась и отправилась к людям. На веранде вовсю уже гоняли чаи. Стол был уставлен таким количеством деликатесов, что аппетит пробудился богатырский. Викуся сидела на руках у Геныча и озиралась по сторонам.
– С добрым утром, люди! – удивленно провозгласила Птича – Как вы тут без меня? А Викуся ела?
– Конечно, ела Викуся, а как ты думаешь! – голосом заботливой няньки отозвался дед-академик.
– А как вы смесь сделали? – продолжала тревожиться Птича.
– А мы, деточка, читать умеем. Прочитали на коробочке и размешали, – успокоил ее дед.
– А вот еда… стол такой… Это все откуда?
– Да садись уже ешь наконец. Все добыто абсолютно честным и законным путем. Мы с Петром съездили и закупились, – пояснил Геныч, – нас же теперь много. А будет еще больше, как я понимаю. Скоро Нелька твоя вернется.
– Верно! Молодцы какие!
Птича принялась завтракать с детским беззаботным аппетитом. Давно она не чувствовала себя так спокойно! За ней не подсматривали, не выискивали ошибки, просчеты. Ей просто радовались, и все тут.
Вот оно, счастье!
Все болтали ни о чем… И Викуся агукала, вмешиваясь в общую беседу. Это всех веселило и настраивало на особый, добрый и радостный лад. Стали вспоминать собственное детство…
– Я дико боялся Мойдодыра, – рассказывал Генка. – Он на картинке такой грозный. Просто оружие массового уничтожения…
– А я Федориного горя боялась… Как от нее все убегало…
– Так и в «Мойдодыре» тоже все убегали…
– Теперь понятно, чему я обязана…
– Вот ты о чем… Что я вчера к тебе заявился? Ну да – позорно бежал от Мойдодыра! А ты – смышленая.
– Только сейчас заметил?
– Агуууу, – веселилась со всеми Викуся.
– Чайку подлить? – заботился дед.
Только Петр сидел, не участвуя в их беззаботной болтовне. Улыбался, прихлебывал чай, но, похоже, мыслями витал где-то далеко.
Птича вдруг отчетливо вспомнила весь их вчерашний разговор. Сердце ее ухнуло.
Сегодня предстоит разговор, который сделает ее сестричку несчастной. И Петр уже сам себе не рад. Расплата за измену? Ну, хорошо, а сестра за что должна платить? Она никогда не изменяла, трудилась на благо семьи… Но говорят же: муж и жена – одна сатана. Если они единое целое, то и за грехи одного платят вместе. Вот ужас-то!
Только сейчас до Птичи дошло, что это значит, когда на венчании говорят: «И станут одна плоть…» Да – единый организм. Вот поранил левую руку, рана нагноилась, заражение попало в кровь – болеет весь человек, обе руки, обе ноги… Надо все вместе лечить. И скорее, скорее…
– Петя, ты деньги положил мне на телефон? – спросила она, вставая из-за стола.
– Да, много денег положил. И вот – карточку еще купил, чтоб с мобильного звонить за границу.
– Тогда пойдем, я готова. Ген, давай, я Викусю возьму, мы на улице позвоним, а я ее покачаю.
– Иди, иди, я сам покачаю, – не согласился Геныч.
– Мы тренируемся, – поддержал внука дед, подкатывая к нему коляску, чтобы уложить Викусю баиньки.
– Какие же вы молодцы, – невольно заулыбалась Птича, – вам надо штук пять нарожать, чтоб тренировки даром не пропали.
– Мы на тебя рассчитываем в этом плане, – уверенно провозгласил Генка.
Птича с Петром направились к выходу, когда мелодично забормотал телефон Петра.
– Минутку, – сказал тот, доставая аппарат и вглядываясь в номер. – Непонятно, кто по мою душу…
Он быстро сбежал по ступенькам крылечка, чтобы разговором не помешать укладывать малютку, и откликнулся:
– Алло? Да, я. Я вас слушаю.
Собеседник Петра, видимо, говорил что-то очень удивительное.
– Как вы сказали? Исчезла? Пропала? Откуда вы знаете? Ах, вот оно что!
Петр жестом подозвал Птичу к себе. Они отошли на несколько шагов от дома. Петр включил громкую связь.
– Повторите, пожалуйста, еще раз, я на улице, тут помехи, не все услышал, – попросил Петр.
– Я живу в доме напротив. Напротив того дома, где Сабина Мухина живет. Я видел, как ее избивал муж. Очень сильно. А потом она исчезла. Я боюсь, что он ее убил. Он домой вернулся, а ее нигде нет – я искал. Прошло уже много дней. Надо в милицию. А от меня не примут. Я чужой. Вот, я по всем номерам звоню, которые у меня есть. Всем, кто имеет отношение. Вы – муж сестры. Вот – я нашел ваш номер.
Птича слушала, совершенно пораженная. Какой-то совершенно чужой человек ее потерял!
И волнуется! Вот чудеса-то!
– У меня камера работала, – слышала она юношеский голос. – У меня все это избиение записалось… Так что доказательства есть. Если вы мне не верите. Я понимаю – я совсем чужой. Но это не розыгрыш. Все зафиксировано.
«А Генка возмущался, что доказательств нет, – пронеслось в голове у Саны, – вот, доказательства сами плывут в руки, топают. Грозные, как Мойдодыр».
– Нам надо встретиться и лично все обсудить, обо всем поговорить, – ответил Петр. – Я сейчас за городом. Вы не могли бы подъехать? Тут недалеко, сорок минут на электричке. А на станции я вас встречу. Спокойно поговорим.