Петр все правильно делает, надо же, умный какой, зауважала зятя Птича. А вдруг это все-таки розыгрыш? Вдруг это фанат какой-то безумный? Зачем сразу все карты раскрывать? Пусть подъедет, пусть покажет свои доказательства… А там можно его и успокоить: жива Сабина Мухина! Но – вряд ли он болтает просто так. Про избиение-то он откуда узнал?
Ха – от Славика! Вот откуда! Славик его подослал! Ищет ее, а самому звонить ее родным неудобно. Вот и все дела! Он хитроумный, Славик! Сколько раз ей говорил, чтоб знала: все будет так, как он хочет, как он решит, как он пожелает. Конечно! Кто, как не Славик! Тут и думать нечего!
Птича понурилась и вздохнула, опустив голову. Ей хотелось плакать.
Петр тем временем диктовал вокзал, название станции и даже примерный график движения поездов.
Парень записывал.
– А простите… Можно вопрос? – спросил вдруг «посланец Славика».
– Конечно, можно. Спрашивайте.
– Можно ли я к вам приеду с котом?
– В каком смысле «скотом»? В маске скота? – не понял Петр и невольно засмеялся.
А Птича поняла сразу. Парень на том конце спросил про кота! Можно ли ему приехать со своим котом.
Она зажала рот рукой, чтоб не слышен был ее смех.
– Нет, не в виде скота, – терпеливо пояснил говорящий, – а со своим котом. Он не любит один быть, сердится. Он любит на свежий воздух… Родители поехали на дачу, а он захотел со мной остаться. А теперь я поеду за город, а ему в духоте сидеть. Несправедливо. Он разозлится.
– Конечно, можно с котом! Конечно, – горячо отозвался Петр, широко улыбаясь. Договорились.
Я вас буду ждать.
Почему-то разговор о коте совершенно избавил Птичу от подозрений по поводу того, что звонил Петру подосланный Славиком агент.
– Ну – ничего себе! Тебя бог любит! – воскликнул Петр, закончив разговор. – Ты прости, я не стал ему говорить, что ты здесь и жива-здорова. Подумал: вдруг это Славик развлекается. Кто его знает. Ищет тебя наверняка. Посмотрим на парня, на доказательства его, решим.
– Я тоже так подумала, представь! Мне аж плохо сделалось. А потом, когда тот про кота спросил, отпустило. Это не Славин партнер. Тот таких чудаков и близко не подпустит.
– Мы с тобой и мыслим одинаково! – с грустной улыбкой вздохнул Петр. – Меня тоже именно кот обнадежил. Ну что ж! Парень обещал прибыть часа через полтора. Дождемся. Посмотрю на него. На его материалы. Если внушит доверие, привезу сюда. Поговорим.
Теперь оставалось одно: звонить сестре. Звонить и пытаться помочь что-то склеить, если действительно она что-то каким-то образом видела в тот злополучный день.
Ухищряться с сестрой Птича не умела. Она знала, что спросит, как дела, скажет, что Петр приехал… А там видно будет.
Она решительно нажала на кнопку вызова, и Рыся тут же отозвалась, очень оживленно и радостно.
– Птичуша! А я только собиралась тебе позвонить! Как ты? Что нового?
Сестры не говорили друг с другом несколько дней. Но столько всего за вчерашние сутки произошло, что непонятно было, с чего начать.
С этого Сана и начала:
– Рыся, столько всего случилось. С чего начать, не знаю. Ну, про себя я потом… Все хорошо. Даже очень. За меня не волнуйся. Но вот… Я о тебе. Сюда, на дачу, Петя приехал. Прилетел из Швейцарии и приехал сюда, потому что найти меня не мог. Он этого номера не знал. Еще чудо, что нашел меня, потому что я как раз была у Генки. Мы машину увидели Петину, как она к нам едет, Генка побежал и сказал…
Птича тараторила, чтобы заполнить жуткую пустоту на другом конце провода. Но что-то уж очень там тихо… Разъединилось?
– Алё, Рыся…
– Я тут, – отозвалась сестра. – Он сказал, зачем приехал?
Все она знает. Все она видела. Это Сана поняла с тоской.
– Да, он сказал. Он мне все рассказал, Рысенька. Он думает, что ты знаешь. Тебе кто-то позвонил? Тебе что-то наговорили?
– «Весть летит со всех сторон, Лысый, лысый Джакомон», – процитировала сестра стишок из их любимой детской сказки про Джельсомино в Стране лжецов. – Да, Птич, мне позвонили. Вернее, позвонила… Одна гадина. Но я к тому времени все знала и мне, в общем-то, было на этот звонок плевать с высокой горы. Главное – другое. Он там? Тебя попросил позвонить… Трус…
– Нет, Рысь, он не трус, – вступилась сестра. – Он сам много раз пытался, ты же с ним не говорила. А он хочет все объяснить. Сам. Но у него не получается. Понимаешь?
– А что тут объяснять? Он тебе все-все сказал? Про все свои похождения?
– Да. Мы долго говорили вчера. Он мне рассказал, в чем виноват перед тобой. Он очень боится тебя потерять. Очень. Он очень жалеет о том, что так произошло.
– А ты его защитница? – горько установила Рыся.
– Нет. Я – твоя защитница. И Петю я люблю. Я хочу, чтоб ты его простила. Вот что.
Птича вдруг сама поняла, чего она очень сильно хочет: чтоб сестра с мужем помирились, чтоб все стало как раньше.
На том конце раздались всхлипывания.
Рыся плакала.
И почему-то это внушило Птиче какую-то надежду.
– Не плачь, – попросила она на всякий случай.
– Передай своему Пете (имя было произнесено особенно иронично), передай своему ненаглядному Пете: я все видела. То, что эта его сука звонила, это все детский лепет. Я с ней так поговорила, что она скорей яду выпьет, чем решится мне еще раз звонить. Она думала, я цветочек из гербария. Или, как там, вобла сушеная… Недооценила… Но с ней – фиг. А вот другое – передай: я была в мастерской и все видела.
Телефон давно уже работал с включенным звуком. Слышно было хорошо. Петр стоял белый, как мел.
– Соскучилась. Не могла одна дома сидеть. Не спалось. Пошла к нему в мастерскую, улеглась у лестницы на втором этаже. Ну а потом пришел он с этой… И я все видела. – Рыся говорила короткими фразами, переводя после каждой дух.
– Бедная моя, – прошептала Птича.
– Я сама виновата: мне надо было сразу, как только они вошли, сказать: «Привет, Петя, я тут». Но меня как парализовало. Мне неудобно было. Стыдно за него. Он же сказал, что вернется в другой день. А тут – вот те раз – он в Москве. Да еще не домой пошел, а в мастерскую. Да еще с этой… Гадкой бабой… Он знал мое к ней отношение. Она у меня на курсах училась. Тогда же, когда и он. Он слышал, как она мне хамила. Совершенно немотивированно хамила. А я проглатывала. Просто, чтоб не раздувать. Пропускала мимо ушей. Но он все это видел. Короче, мне не хотелось с ней никоим образом общаться. Я сначала поняла так: он поработает, сделает эскиз с нее… Ну и все… Мало ли что… А оказалось, там не только по работе… Ну что? Грязно очень и пакостно на душе. Все рухнуло. Внутри все сгорело. Как дом – знаешь – сгорает? Стены есть, а внутри ничего. Только запах гари и головешки. Хорошо, хоть они не тлеют, не горят, не дымят. Это прошло. Осталась пустота и разруха.
– Ты что-нибудь решила? – на всякий случай спросила Птича сестру, хотя прекрасно понимала, что состояние пустоты не может привести ни к какому решению. Время нужно и покой.
– Время нужно и покой. Но главное – время, – словно эхо, откликнулась на мысли сестры Рыся.
– И знаешь, ты вот сказала: стены есть. Стены – остались? А все остальное – можно вернуть…
– Да. Может быть. Я тоже так думала. И думаю. Я не хочу горя Юрке. Он должен расти с отцом, в покое и уверенности, что родители у него нормальные, приличные люди, с которых можно брать пример. Без этого ему очень трудно будет жить и справляться со многим. Мы ж с тобой по себе знаем, как это, когда отец слабак…
– А может быть, Рысенька, ты как-то попробуешь с ним хоть чуть-чуть поговорить? Ты же сама понимаешь, он тут рядом. Он очень страдает. Поверь, я знаю.
– И я знаю, что он рядом. Естественно. Я и говорила это все сейчас ему…
Тут Петр взял у Рыси трубку, выключил громкую связь и сказал:
– Прости…
А больше Сана ничего не слышала.
Она скачками бросилась к дому, желая только одного: чтобы Петя как-то сумел подольше поговорить с женой. Чтоб все наладилось…
А еще ей хотелось рассказать Генычу и деду про странное обстоятельство – про этот удивительный звонок, предшествовавший разговору с сестрой, про парня с котом, который скоро к ним приедет, про то, что вот Генка ругался, что она не зафиксировала побои, а доказательство все равно нашлось…
Вот сколько всего произошло за каких-то несколько минут. А они сидят рядом с коляской со своими книгами и в ус не дуют.
Рассказывать приходилось шепотом, чтобы не потревожить младенца. Генка восхищался, убежденно заявляя, что приедет к ним честный посторонний свидетель, а не Славкин ставленник.