Нина Соротокина - Фаворит императрицы

Артиллерист пожал плечами и вышел. Больше его не беспокоили в эту ночь, но он долго не мог заснуть, размышляя, какую интимную часть туалета могла обронить в щель Клеопатра. Пряжка, застежка, пуговица? Но как по виду этих предметов определишь, интимный он или нет? Ох, не просто все здесь. Дурачат его дамы, забавляются. С этой приятной мыслью он и заснул.

Варвара Петровна меж тем с помощью Клеопатры оставила кресло и теперь стояла во весь рост рядом с освобожденными от гвоздей, частично сдвинутыми с места досками.

– Поднимай, Клеопатра, и тяни. Не совладаешь, Евстафия крикнем. Тяжести таскать он еще горазд.

– Деталь туалета… неглиже… – прошептала Клеопатра, с силой оттаскивая доску.

Под доской обнаружился настил из бревен. На этих бревнах и лежал большой, как наволочка, кожаный мешок с деньгами, драгоценными камнями, была там какая-то бумага, может, вексель, словом, завещанное князем Козловским богатство.

– Ну вот и ладно. Вот и нашли, – сказала Варвара Петровна, словно не сомневалась в ином исходе дела.

Клеопатра стояла на коленях, тряслась, как от озноба, и не вытирала льющиеся ручьями слезы. Честь семейства Люберовых была спасена.

Место этой главе, конечно, в предыдущей части, потому что, выйдя из лачуги могильщика, наши герои – Козловский и Люберов – немедленно приступили к исполнению задуманного: напоили крепкоградусным зельем кладбищенского сторожа, поставили на стол могильщика Яцека еще одну бутыль браги, а из его сарая «позаимствовали» профессиональный инструмент – лопаты. Но автор решил рассказать об этих событиях в конце книги по вполне понятным причинам. Наше повествование шло параллельно – две тайны; два клада, а если их нашли в одно и то же время, то пусть и в романе эти два столь важных события стоят рядом.

Не будем смущать читателя подробным описанием того, как наши герои глубокой ночью вскрывали могилу Виктора Сюрвиля. Одно скажу, работа эта была им очень не по нраву.

У людей разное отношение к кладбищу. Иные относятся к родным могилам так, словно это неотъемлемая часть их жизни, ходят на кладбище чуть ли не каждый день и, сидя в скромном палисаде, беседуют с покойным, плачут, а потом с истовой деловитостью начинают окучивать цветы, обновлять краску на ограде и подрезать сухие ветви на кустах. Есть любители просто погулять по кладбищу, почитать эпитафии, отдать дань высокому стилю их, поскорбеть о чьей-то неведомой, рано загубленной жизни и умилиться мраморному ангелу, что оплакивает ушедшие из мира души, к которым когда-то присоединится и их душа, пребывающая пока в здоровом, краснощеком и легкомысленном теле.

Родион кладбища не любил. Может быть, потому, что посчастливилось ему не похоронить пока ни одного близкого человека – ни родителей, ни сестер, ни братьев, а потому считал он пустым воссоздавать среди могил образ живого человека. Кто в гробу лежит? Да никто, камзол с башмаками. Но одно дело – отвлеченно рассуждать на эту тему и совсем другое – отправиться ночью на кладбище с лопатой.

Матвей поступил проще. Чтоб отогнать от себя ненужные переживания, он выпил у деревенского корчмаря бутыль вина, а другую прихватил с собой.

– Смотри, Матвей, напьешься, и опять твоя ладья даст течь, и нитки судьбы размахрятся. Вдруг нам с кладбища придется улепетывать во все лопатки?

– Если такое приключится, ты меня брось. Поляки пьяного человека никогда не обидят, даже если он меж могил валяется. А трезвым я в лицо покойного Сюрвиля смотреть отказываюсь. Гнусная это вещь – покойников тревожить!

С погодой им повезло. Когда лошадей седлали – лил дождь, а подъехали к кладбищенской ограде, повалил снег – первый в этом году. Не долетая до земли, он таял, ветер дул резко, порывами, потом и вовсе стих. Словом, погода была такая, в какую хороший хозяин и собаку из дома не выгонит. Правда, плохой – выпустит. Во всяком случае, уже на кладбище привязался к ним рослый, ушастый пес. Матвей отгонял его, боялся, что выть начнет, но пес наблюдал за их работой в полном безмолвии. Позднее, вспоминая эту страшную ночь, Матвей говорил, что не иначе душа Сюрвиля на время переместилась в бездомного пса, и он приходил посмотреть, как обойдутся с его могилой.

– Главное, факел не зажигать, – увещевал друга Родион, – а то нас, как Шамбера, примут за привидение.

– А у тебя он есть, факел-то? На вот, хлебни, а то потом из могилы не вылезешь, а нам золото наверх поднимать.

– Ты так уверен? Я вот, например, нет.

– Работай!

В этот момент лопата ударилась о крышку гроба. Догадка Матвея оказалась верной, они нашли, что искали. Мешки с деньгами лежали рядом с гробом – у Виктора Сюрвиля в ногах в специально вырытой нише. Мешки были плотные, узкие и длинные. Перехваченные бечевой, они походили на связку неправдоподобно толстых колбасок. Таких связок было три… Удобно и транспортировать, и наверх поднимать. Понятно, что золото в связки Шамбер уже потом упаковал, в те самые три дня между нападением на карету и появлением его на кладбище. Матвей вдруг представил, как Шамбер, страшно торопясь, бил бутылки и сливал вино вместе с золотом. Куда? Наверное, в расстеленную на земле попону, может быть, в сапоги, снятые с убитого гайдука… Потом разбил бочонок, в нем находилось главное богатство – луидоры в горлышко бутылки не пролезут. Да, тяжело в одиночку этот многопудовый груз украсть, упаковать и спрятать!

Родион стоял наверху, поднимал золото, Матвей подавал мешки снизу. Один раз оступился, и, к его ужасу, крышка гроба поехала вбок. Матвей, отведя глаза, поспешно поставил ее на место. От холода он не чувствовал рук, а спине было жарко. Работали они с Родионом как одержимые.

– Вроде все. – Матвей уцепился за веревку. – Тащи!

Зарыв могилу, друзья укрепили крест, подравняли свежий холмик, потом засыпали его мокрой листвой. Снег совсем уже по-зимнему падал хлопьями. Деревья словно принарядились в белые саваны. Красиво… В воздухе заметно похолодало. Оба подумали, что, мол, хорошо бы снег пролежал весь день. Тогда их художества не сразу будут заметны. Вслух об этом говорить не хотелось.

– Может, лошадей сюда пригоним? – предложил шепотом Матвей.

– Нет. Шамбер все один перетаскал, а нас двое. Управимся как-нибудь.

Когда золото было погружено и туго привязано к седлам, друзья не сговариваясь помчались прочь, подальше от кладбища, костела и деревни. Тяжеловато было лошадям нести седоков и груз, а непривычный к шпорам Буян даже головой мотал негодующе.

Сколько верст отскакали, не сразу и сообразишь, надо было дать лошадям отдохнуть. Они свернули в еловый лес, нашли ложбинку, запалили костерок, чтоб обогреться.

– Князь, ты осознаешь, что случилось? Мы золото нашли! – весело сказал Родион.

– Осознаю, – буркнул Матвей. Сидя на поваленном стволе березы, он счищал с сапог глину.

– Как ты догадался-то? Объясни наконец!

Родион еще перед походом на кладбище пытал друга: «Ну почему ты думаешь, что золото должно быть в могиле?», но Матвей или отмалчивался, или бросал с хмурым упорством: «А где ему быть?»

– Я когда проснулся после попойки и увидел гору трупов, то поначалу совсем голову потерял. А потом, перед тем как всех в карету грузить, думаю, ведь надобно будет их документы предъявить… кому-то, кто их хоронить будет. Документов ни у кого не было. Видно, Шамбер каждого обыскал перед тем, как скрыться, дескать, трупы, а кто такие – неведомо. Меня он не обыскивал, оставил при бумагах. Мол, если при русском князе документ есть, так даже и неплохо, пусть думают, что карета с русскими. Когда я паспорта искал, у Виктора под подкладкой нащупал бумагу. Достать ее не составляло труда. В этой бумаге были польские фамилии и подробное описание, где эти господа живут. А я эту бумагу с собой не взял. Не люблю я чужие тайны. Я тогда, помнится, подумал, зачем мне лишние неприятности? Это тайна Сюрвиля, пусть с ним в могилу и уходит. А потом все у меня совсем из головы выскочило.

– То есть ты хочешь сказать, что в Петербурге об этом и не вспомнил?

– Нет, вспомнил. Помнишь, Бирон говорил, что в Варшаву от имени Сюрвиля пришли два письма? И каждому из польских панов было отказано в деньгах. Но поначалу я не сообразил, что Шамбер этих варшавских адресов не знал, и ему их надо было заполучить.

– Странно, что он не взял их сразу у мертвого Сюрвиля.

– Говорю, торопился. Все документы выгреб, а под подкладкой жюсокора пошарить не догадался. А может быть, ему что-то помешало. Кажется, зачем золото из кареты выгружать? Проще покойников вынуть – и скачи себе на все четыре стороны! Ан нет… Могло такое случиться, что кто-то из нападавших остался жив. Или карету ждали… Словом, ему надо было как можно скорее увезти золото и стать его полновластным хозяином. А хорошая мысль написать в Варшаву пришла к нему уже в дороге. По-моему, логично, а?