Потом, ничего не объясняя, он уложил вещи, взял меня, и мы отправились в Лондон.
— Почему вы мне ничего не сказали?
— Дурная примета — говорить заранее. Мне еще нужно уговорить Палату лордов. — Он был угрюм, погружен в свои мысли, взгляд устремлен в пространство. Вероятно, он сам был далеко не так уверен в исходе, как пытался убедить меня, и меня пробрала дрожь. Потом Виндзор вдруг усмехнулся. — Однако им ничего не удастся противопоставить моим доводам, а потому вам совершенно незачем печалиться.
Вестминстер. Он будил во мне воспоминания, и я даже стала оглядываться по сторонам. Отчего так происходит, что страх въедается в нас крепко и легко пробуждается, даже когда для него давно уже нет оснований? Когда мне пришлось предстать перед Палатой лордов, Виндзора туда не допустили. И меня заставят долго ждать в передней, среди пажей и слуг, пока он будет пытаться заключить сделку с высокочтимыми лордами — сделку, от которой те не смогут отказаться? Мне эта мысль была крайне неприятна, потому что она подчеркивала мое полнейшее бессилие как-то повлиять на происходящее.
Я даже толком не знала, почему Виндзор настоял на том, чтобы я поехала вместе с ним.
— А зачем я нужна здесь, Вилл? — задала я вопрос, когда мы оказались в той самой злополучной передней, где я чуть не лишилась чувств после приговора о ссылке.
— Вы так напуганы? — Он посмотрел на меня с удивлением. — Алиса, любовь моя! Неужто я привез бы вас снова сюда, если бы вам угрожала малейшая опасность? — С неожиданной торжественностью он поднес мою руку к губам и поцеловал. — Вы прибыли сюда как леди де Виндзор, моя замечательная супруга, и находитесь под моей защитой. Со стороны закона вам ничто не грозит…
— Да нет, дело не в этом, — призналась я. — Просто я не понимаю, зачем я вам здесь нужна…
— Затем, что мне важно, чтобы вы были рядом. Как вы думаете — сумеете вы в течение следующего часа изображать из себя оскорбленную невинность?
Я смотрела на него и ничего не понимала.
— Вероятно, не сумеете. Ладно, ничего не говорите, пока никто не обратится прямо к вам. Взор держите потупленным, как надлежит почтительной жене. И поддакивайте мне. Да, вот еще…
Он порылся в висевшем на поясе кожаном кошеле и извлек оттуда нечто, сверкнувшее золотом. Взял мою левую руку и стал надевать мне на палец. Кольцо шло очень туго. Виндзор, недовольно бурча (как будто я была в этом виновата!), налег, и кольцо все же оказалось на месте.
— Постарайтесь, чтобы его заметили все присутствующие!
Я не успела его больше ни о чем расспросить, потому что Виндзор пропустил меня внутрь залы; я стала разбираться в царившей там атмосфере. Лорды беззаботно сходились на заседание, чтобы без хлопот утвердить назначение Виндзора на должность. Вид у всех был донельзя самодовольный — пока я не вошла в залу вместе с Виндзором, пока он, отметая всякие возражения, не обратился к Палате лордов с поразительной настойчивостью. Я едва сдержала смешок: приятно было наблюдать, как на всех без исключения лицах проявилось крайнее раздражение. Виндзор не обратил на это ровно никакого внимания.
— Милорды! — Его уверенный голос и горделивая поза привлекли к себе их взоры. — Эта леди, всем вам хорошо знакомая, находится здесь по моему приглашению. Она — моя жена, милорды. Леди де Виндзор. Дело прямо ее касается, а закон в таком случае требует ее присутствия. Не годится, чтобы она стояла. Будьте любезны подать ей табурет.
Служитель поспешил принести табурет. Виндзор усадил меня, не обращая внимания на шумные протесты. Я опустилась на табурет, пытаясь изобразить оскорбленную невинность, а кровь шумела в ушах от нахлынувших предчувствий. Я вертела на пальце золотое кольцо с вправленным в него рубином. Поворачивалось оно с немалым трудом. Ради Бога, что это должно значить? К моему облегчению, Гонта не было на заседании, однако для Виндзора, подозреваю, это не имело никакого значения.
Виндзор поклонился мне, затем почтенному собранию и начал свою речь без долгих вступлений.
— Я считаю великой честью для себя, милорды, ваше предложение занять пост коменданта Шербура.
— Мы высоко ценим ваш опыт, сэр Вильям. — Граф Генри, к моему большому удовольствию, говорил с заметной неуверенностью.
Виндзор снова поклонился, проявляя в своей учтивости исключительную сдержанность.
— Я польщен этим. И тем не менее я нахожу, что мое согласие принять эту честь стоит под вопросом, я пребываю в нерешительности. Речь идет о мелочи, уладить которую только в вашей власти, милорды.
— Мы сделаем все, что в наших силах…
— Речь идет о положении моей супруги, милорды.
Похоже, все в зале затаили дыхание. Я тоже.
— Вот как, сэр? — На этот раз у графа Генри не было в руке бумаг, которые могли бы его выручить. Я не улыбнулась: сидела, кротко потупив очи.
— Я прошу вас, милорды, отменить все принятые против нее постановления. — Голос Виндзора ясно разносился по всей зале. Сам воздух, казалось, сгустился, как дым.
«Что ты затеял, Виндзор? Они же никогда не пойдут на это».
— Закон требует, чтобы всякого человека — мужчину или женщину, — обвиненного в столь тяжких преступлениях, как мошенничество и измена, судил суд Королевской скамьи[108]. Когда моя жена предстала перед вами по вашему требованию, достопочтенные милорды, ее судила назначенная вами комиссия. — Он позволил себе обвести задумчивым взглядом растерянные лица членов Палаты. — Суд Королевской скамьи не рассматривал надлежащим образом дело моей жены, хотя на это она имеет законное право. Исходя из этого, я считаю, что принятые против нее решения комиссии: об изгнании из пределов королевства, а более всего — о конфискации принадлежащего ей имущества, — противоречат закону.
— То было время крайней неустойчивости в государственных делах, сэр Вильям, — пробормотал граф Генри.
— То было время, когда закон следовало всемерно поддерживать и соблюдать, милорд, и нам обоим это совершенно понятно. — Виндзор перешел в атаку. — Более того, моей жене не позволили присутствовать в зале в продолжение всего обсуждения вопроса о ее виновности или невиновности. Ее попросили покинуть зал заседаний. Мне это хорошо известно, как и все события, происходившие в период упомянутого обсуждения. Это противоречит закону, милорды. Надо ли продолжать? Ибо мне, к великому сожалению, известно и о другом серьезнейшем расхождении между вашими поступками и законами нашей страны.
— Э-э-э… Я не уверен…
— Моей жене, милорды, не было предоставлено достаточное время для отыскания свидетелей и надлежащей подготовки защиты по делу.
— Но, сэр Вильям…
Ах, как он заставил их юлить и изворачиваться! Ах, как я этому радовалась!
— Только вторая половина дня и одна ночь, милорды. Я знаю об этом совершенно точно, поскольку был вместе с женой и помогал ей отыскивать тех, кто мог бы выступить в ее защиту. Предоставленное время не являлось достаточным. А это противоречит закону.
Наступило молчание. Граф Генри рассматривал пол у себя под ногами.
— И последнее, милорды. Мою жену судили как femme sole, то есть одинокую женщину, под тем именем, которое она носила до замужества. — Как решительно он выступал перед собравшимися лордами! Говорил он не громко, и все же мне казалось, что его голос эхом отдается от каменных сводов. Правда, в моих ушах его почти заглушал отчаянный стук сердца.
— Так не должно было произойти — вы и сами понимаете это, милорды. Вы сочли более выгодным иметь дело с одинокой женщиной. Однако Алиса де Виндзор моя жена — следовательно, она находится под моим покровительством. По закону все ее имущество принадлежит мне. В чем бы ее ни обвиняли, у парламента не было никакого права конфисковать ее имения, поскольку, говоря простым языком, милорды, эти имения уже не находились в ее собственности. — В его голосе ясно слышались нотки презрения. — Они принадлежат мне, милорды, и я требую, чтобы мне их возвратили. Без промедления. Равно я требую отмены приговора, осудившего леди де Виндзор, как вынесенного вопреки требованиям закона.
О, он нашел убийственные аргументы и мастерски их изложил. Но повлияют ли на лордов эти безукоризненные юридические выкладки? Я увидела, с какой силой его пальцы мнут шляпу.
— Если вы надлежащим образом рассмотрите мои доводы, милорды, и восстановите в этом деле законные права моей супруги, я охотно рассмотрю вопрос о принятии на себя предложенной мне должности. В противном же случае…