Все это я заметила с одного взгляда. Но не успела сообразить, с чего это меня вызвали, как гонец повернулся и внимательно посмотрел на меня.
— Это вы — Алиса?
— Да, сэр.
Когда меня позвали, я ползала на коленях под деревьями в саду, собирала упавшие с ветвей сливы, и теперь вид у меня был встрепанный, а башмаки в грязи. Безуспешно попыталась отчистить юбки от налипшей земли и травы. Ну, с башмаками вообще ничего нельзя было сделать.
— Вы должны поехать со мной, мистрис. — Он оглядел меня с головы до ног и прищурился, явно обнаружив изъяны в моем наряде. — Вам понадобится плащ. — Он повернулся к настоятельнице. — Не затруднитесь распорядиться.
Я взглянула на матушку Сибиллу в ожидании ее указаний. Мать настоятельница дернула плечом, как бы отвергая всякое свое участие в происходившем. Неужели кто-то снова купил меня в качестве служанки? Пресвятая Дева! Только бы не новое замужество. Гонец же по-прежнему обращался ко мне с непроницаемым видом, не сообщая никаких подробностей.
— Вы умеете держаться в седле, мистрис?
— Нет, сэр.
— Она поедет на седле у тебя за спиной, Роб. Веса в ней, считай, никакого.
Через минуту-другую меня закутали в плащ из грубой шерсти, знававший когда-то лучшие дни, и забросили, будто вязанку хвороста, на широкий крестец кобылы конюха.
— Держитесь покрепче, мистрис, — проворчал человек, которого звали Робом.
Кобыла ударила о землю копытом, шарахнулась в сторону, и я вцепилась с обеих сторон в его кожаную куртку. Земля была где-то далеко внизу, я то и дело съезжала набок. Человек, столь стремительно изменивший мое будущее, подал знак, охрана перестроилась, и мы, не обменявшись больше ни единым словом, помчались по улочкам города, вырвались на дорогу, петлявшую средь полей и лесов. Те, кто сопровождал меня, были людьми неразговорчивыми, очевидно, ожидая того же и от меня. Но какая женщина станет молчать, когда ее любопытство возбуждено до предела?
— Сэр! — окликнула я гонца, скакавшего теперь чуть впереди меня. Ответа не последовало, и я крикнула погромче: — Сэр! Куда мы направляемся? — Когда-нибудь, мысленно поклялась я себе, я сама стану определять, куда мне следует ехать.
— В Хейверинг-Атт-Боуэр[17]. — Он даже не повернул головы. Он называл меня «мистрис», но никаких иных знаков уважения от него я, кажется, не заслуживала.
— А зачем? — Мне это название ни о чем не говорило.
— Вас велела привезти королева.
— Для чего? — спросила я, не веря своим ушам. — Зачем я понадобилась королеве? — Отчего это она вспомнила обо мне? Я ведь ничего не сделала, всего лишь возвратила ей четки. И все же мы неслись в неизвестность; меня, возможно, ожидали приключения. Даже затылок вдруг похолодел, дрожь пробежала по спине. — Значит, Хейверинг-Атт-Боуэр — это королевский дворец?
Мой собеседник немного придержал коня и махнул рукой конюху, чтобы тот держался рядом. Когда мы поравнялись, он натянул поводья, и все мысли на его лице стали понятными, как колонки цифр в гроссбухе. Он поджал губы с таким видом, словно все происходящее было выше его понимания. Я легко могла понять отчего. Юбка и платье у меня были перепачканы липким соком фруктов из монастырского сада, волосы были небрежно перевязаны тряпицей, а плащ с чужого плеча никак не назовешь приличным. Он пустил коня шагом, и мы покачивались рядышком, пока он раздумывал, что я такое и до каких подробностей можно снизойти в разговоре со мной.
— Для чего же королеве понадобилось вызывать меня? — повторила я свой вопрос. Ну почему мужчины так необщительны?
— Понятия не имею. Несомненно, ее величество сама вам об этом скажет.
Он крепче взялся за поводья, словно собираясь пришпорить коня, и наша беседа, таким образом, оборвалась бы без всякого результата. Мне этого было мало.
— А кто вы, сэр?
Он не удостоил меня ответом — из нежелания, думаю, а не потому, что не расслышал вопроса. Я окинула его внимательным взглядом. Ничего особенного. Уже не молодой, но еще и не старый, черты лица правильные, немного суровые, немного печальные. Он явно привык повелевать, но мне показалось, что он не воин. И не из придворной обслуги, как я вначале подумала. Слишком уж властный был у него вид. Глаза непонятного цвета: зелено-карие, яркие, живые, как у белки. Мне подумалось, что он слишком важничает для человека, еще не достигшего старости. Значит, мы так и поедем молча до самого Хейверинг-Атт-Боуэра? Мне этого не хотелось. Я покрепче ухватилась за куртку Роба и наклонилась к своему немногословному спутнику.
— Мне нужно многое узнать, сэр, — начала я. — Далеко ли отсюда до Хейверинг-Атт-Боуэра?
— Часа два. Три, если вы не станете двигаться быстрее.
— Времени достаточно, — сказала я, пропустив мимо ушей его насмешку. — Вы в силах помочь мне. Например, рассказать о том, чего я не знаю.
— О чем, например?
— Например, о том, как мне держаться, когда мы приедем в Хейверинг-Атт-Боуэр, — торжественно проговорила я, раскрыв пошире глаза, чтобы подчеркнуть невинность вопроса. Он явно заколебался. — И как мне называть вас, сэр?
— Я Уильям де Уикхем[18]. Подозреваю, вам это ни о чем не говорит.
Я изобразила улыбку. Обаятельную, притворно-беззаботную, только подбородок гордо вздернула. Как еще можно выудить сведения из мужчины, если не дать ему говорить о том, что важно для него самого? В этом я убедилась на примерах Дженина и Гризли. Заговорите с ними о деньгах, о процентах на капитал — и они станут совсем ручными.
— Пока ни о чем, — согласилась я. — Но скажет, если вы меня просветите. Как мне обращаться к вам? Какую должность вы занимаете?
— Можете называть просто Уикхемом. Я служу его величеству. Иногда и ее величеству королеве Филиппе. — Я заметила, что об этом он говорит с немалой гордостью. — Я занимаюсь церковными делами… и строю дворцы.
— О! — Занятие, быть может, и не героическое, но весьма достойное. — И много вы построили?
Вот я и попала в цель. Уикхем распахнул двери настежь. Весь остаток пути он рассказывал мне о своих достижениях и замыслах. О башенках и арках, о контрфорсах и колоннах. О перегородках и наилучших методах обогрева помещений. Пресвятая Дева! Он был пресным, как ужин на Великий пост, совершенно неспособным, подобно Дженину Перрерсу и Гризли, соблазнить монашку, принесшую нерушимые обеты. Наверное, все мужчины в сущности своей такие же черствые и скучные. Я хотела узнать у него о подробностях жизни в королевском дворце, о пище, о модах, о важных лицах, а слышала лишь детальное описание новой башни в Виндзоре, но не пыталась остановить его. Неужели всякого мужчину так легко разговорить? Кажется, куда легче, чем женщину. Улыбнуться только, задать вопрос, поинтересоваться его успехами, сыграть на гордости. О Хейверинге я почти ничего не узнала, зато узнала о том, как строятся замки. А потом впереди, за густыми зарослями деревьев, показались внушительные башни.
— Ваша путешествие, мистрис Алиса, подошло к концу. Да, совсем забыл… — Он взял поводья в одну руку, другой порылся в седельной суме. — Это передала вам ее величество. Она решила, что они вам понравятся и позволят скрасить долгий путь молитвами. — Он уронил в мою руку четки. — Не думаю, чтобы они вам очень пригодились. Вы способны говорить гораздо больше, чем любая известная мне женщина…
Во мне немедленно начали бороться между собой восторг перед подаренными четками и возмущение из-за несправедливого обвинения. Второе взяло верх.
— Да вы ведь говорили больше, чем я!
— Глупости!
— Да успокойся же, наконец, женщина! — зарычал на меня Роб. — Ты прыгаешь в седле, как блоха по теплой собачьей шерсти!
— У меня все болит! — засмеялась я.
— Задница у тебя скоро пройдет. А мне ты все бока ободрала своими когтями!
Тут даже Уикхем расхохотался. Смех его был мягким, дружелюбным, и это помогло немного ослабить нараставший во мне страх перед ожидавшей меня неизвестностью.
— Отчего же она дарит мне такую дорогую вещь? — Я подняла четки повыше, солнце заиграло на золоте и жемчугах, заставляя их переливаться всеми цветами радуги.
Мой спутник оглядел меня от перевязанных тряпкой волос до перепачканного в земле подола, словно никак не мог взять этого в толк.
— Право, даже не представляю.
Я тоже не представляла.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ