— Долгих лет тебе, Надежда! Радости, здоровья, гармонии! Живи счастливо и знай: ты прекрасна!
Гости зааплодировали столь эмоционально насыщенному выступлению…
Вечер продолжался своим чередом. Гости пели песни их далекой молодости, выпивали, танцевали. Надежда Николаевна принимала участие во всем: напевала любимые мелодии, кружилась в вальсе, наслаждалась вкусными блюдами.
И вправду, жизнь удалась! Без иронии! И этот вечер, и содружество гостей, и сам повод — все подтверждало победоносный вывод об удавшейся жизни.
В разгар веселья она подошла к Ирине и попросила:
— Ирочка! Если возможно, пусть меня отвезут домой.
— Что такое, бабушка? Почему? Ты устала? — Ира недоумевала и волновалась одновременно. — Такой классный вечер! Так все хорошо!
— Да, да! Вечер отличный! Но я что-то устала… Знаешь, положительные эмоции в большом количестве тоже бывают утомительны. Да еще натанцевалась. Даже голова закружилась.
— Ну хорошо! Пойдем, я тебя провожу.
— Я возьму подарки. Не все, конечно, а сколько унесу… А оставшиеся вы привезете. И цветы не забудьте!
— Бабуль, и мужа своего забираешь?
— Нет. Пусть он с гостями пообщается. А потом поможет тебе все подарки забрать. Приедете позже. А я отдохну, пожалуй.
Она распрощалась с гостями и отправилась восвояси. Уставшая, но спокойная и вполне удовлетворенная.
Михаил приехал с дачи поздним вечером. В принципе он в Москву почти не ездил. Так, изредка: то раз в год нотариально заверить заявление на получение Ириной его пенсии, то купить новую куртку или ботинки, то на большие общесемейные торжества типа свадьбы или сегодняшнего мероприятия.
Но что-то не так он, видимо, понял или недопонял, но Михаил пребывал в полной уверенности, что торжество завтра. Если бы он пользовался мобильной связью, то никаких проблем бы не было. Но он почему-то принципиально игнорировал мобильные телефоны, считая, что ему вполне достаточно обычного телефонного аппарата на даче. Сколько бы дочери ему телефонов ни покупали, он их вечно терял, забывал заряжать и вообще не любил и не пользовался. Сколько уже недоразумений случалось за все эти годы именно из-за несовершенства связи! Сколько раз его уговаривали носить с собой телефон. Все было бесполезно.
Вот и на этот раз. Созванивались же, договаривались, ждали… Но потом Ирина решила, что Михаил передумал ехать, что случалось с ним достаточно часто, и успокоилась. Ну мало ли: забыл, приболел, не было настроения… Откровенно говоря, никто особенно и не расстроился. Все уже давно отвыкли от общения с ним.
Но он приехал. Пришел к себе домой. По дороге поднял голову, его еще удивили темные окна. «Странно… — подумал он и полез в карман пальто в поисках ключа. — Тьфу ты! Неужели ключ забыл?!» Ну конечно, ключ лежал себе спокойненько на подоконнике на террасе. Выходя с дачи, Михаил попросту не вспомнил о нем. И вот стоял теперь перед дверью собственной квартиры беспомощный и растерянный. Звонить соседям? Бесполезно. «Наверное, они у Надежды Николаевны все, готовятся к празднику», — решил Михаил и направился в сторону ее дома. Пешком далековато, конечно, а автобуса ждать тоже не хотелось. Он почему-то заволновался. Отвык уже от городской жизни. Расстояния большие, суета, дискомфорт. То ли дело его дача, его загородная крепость… Там он привык быть один целыми днями, жить не торопясь, никуда не спеша, ни от кого не завися. А здесь растерялся от чего-то, заволновался, заторопился. И даже поднял руку, чтобы остановить машину, доехать побыстрее… А то идти и прохладно, и боязно. И телефона нет под рукой. Мог ведь взять. Но нет, не привык он к телефону, не умел ни заряжать, ни кнопки нажимать. Раздражение одно только. А позвонить всегда можно и с городского. Хотя сейчас он пожалел об отсутствии аппарата под рукой. Мог бы с кем-то из своих связаться, поговорить.
Одиночество накатило душной волной. Вот уж от чего он никогда не страдал, так это от одиночества. Скорее, стремился к нему. Поэтому последние годы и жил в уединении на даче. Но там он успокоился. Пусть даже один, но наедине с природой, со своим садом, с домом. Там он окружен знакомыми предметами, растениями, звуками. Там его жизнь обустроена, гармонично налажена, и он по-настоящему отдыхает.
И черт его дернул приехать?! Мог хотя бы завтра с утра. Или вообще бы пропустил это мероприятие. Ничего страшного не произошло бы, никто бы и не заметил. Ирине, похоже, давно уже все равно. Она холодна с ним, и никаких общих дел, интересов, планов на жизнь у них нет. Друзей он растерял давным-давно. Остались только те двое, да и то соседи по даче. Хотя какие они друзья? Приятели. Дочерям тоже не до него. Одна вот-вот должна родить, чуть ли не со дня на день. Другая — вся в своей студенческой жизни… Никому нет дела до престарелого отца.
Да он, собственно, ни от кого ничего не ждет. Его вполне устраивает его жизнь. Только город пугает. Ночь страшит. Пешком далеко придется идти.
Первая попавшаяся машина везет его до места. Слава богу, есть свет в окнах у Надежды Николаевны. Хоть она дома. А может, и Ирина у нее.
— Здравствуйте, Надежда Николаевна! — облегченно вздохнул Михаил, переступив порог.
— Миша? — удивленно вскинула брови Надежда Николаевна. — Ты что так поздно?
— Так завтра же юбилей. Я так и планировал накануне приехать…
— Ой, Миша! Юбилей-то сегодня! Ирочка тебя вчера ждала, все утро в окно выглядывала…
— Да? Это я, выходит, перепутал.
— Ну ничего, бывает. Проходи, раздевайся.
Михаил снял куртку, прошел в комнату. Только тут заметил и красивый наряд хозяйки, и букеты.
— Подождите! А где же Ирина? Где все?
— А они еще гуляют в ресторане. Это я пораньше решила уйти. Устала. Да и сердце щемит что-то. Даже переодеться сил нет.
Михаил присел в кресло, огляделся. Давно он здесь не был. Вспомнился почему-то их с Ирой первый визит к бабушке, ее варенье из крыжовника, ароматный чай. Как давно это было! Как быстро пролетела жизнь!
— Миша, чаю хочешь?
— Можно.
— И варенье есть. Только покормить не смогу. Ничего не готовила. Ресторан, сам понимаешь.
— Да и не надо ничего. Я вечером много не ем. Просто по чаю вашему соскучился. Сколько живу, ни у кого такого чая вкусного не пил. Секрет, наверное, знаете.
Надежда Николаевна тихонько рассмеялась:
— Конечно, знаю.
И вдруг схватилась за сердце и неловко повалилась на диван, благо, что стояла рядом.
Михаил в своей жизни избегал экстремальных ситуаций, насколько это было возможно. То ли слишком ценил свое здоровье, то ли трусоват был по натуре. А может, просто берег силы, не собираясь их попусту растрачивать.
Он никогда не водил машину, не ходил в походы. Избегал места массового скопления людей. Не любил быть на улице в темное время суток. И вообще всячески себя любил, щадил и оберегал. Если какое-то мероприятие представлялось ему хоть в чем-то рискованным, он отказывался от него или предпринимал всевозможные меры, чтобы как-то себя обезопасить.
То, что случилось с Надеждой Николаевной прямо на его глазах, естественно относилось к разряду экстремальных и, более того, требовало его активного вмешательства. Что делают в подобных случаях, он не знал. Он в принципе не умел ухаживать, не привык заботиться, не хотел свои силы растрачивать на посторонних.
Но и сидеть, бездеятельно наблюдая, как пожилая женщина хватает ртом воздух, он тоже не мог. Одно дело не попадать в такую ситуацию, не видеть, не знать. Другое дело — оказаться в ней.
Он несмело приблизился к Надежде Николаевне, кое-как уложил ее на диван. Спросил почему-то шепотом:
— Чем помочь? Где лекарства?
Она одним только взглядом указала на сервант. Михаил начал открывать подряд все дверцы, выдвигать все ящики. В одном из них оказалась коробка с медикаментами. Сверху лежал нитроглицерин. Не долго думая, он положил таблетку пожилой женщине под язык. Та, продолжая держаться за сердце, облегченно вздохнула.
Михаил подошел к телефону. Звонить Ире на мобильный? Или врачу? Решил, что лучше вызвать «скорую». Не дай бог, что случится. Нет, надо «скорую».
Хватило ума на вопрос о возрасте больного ответить «шестьдесят», а не «восемьдесят». А то сколько он уже историй слышал, когда престарелых пациентов просто игнорируют, не принимая вызов. Или вызов примут, а ехать не торопятся.