Нина шепнула Юре на ухо:
– Пойдем отсюда!
– Куда? – удивился тот.
– Ты хочешь остаться?
– Нет, лучше пойдем! – Юра принялся быстро доедать заливное. Подумав, положил себе на тарелку еще винегрета. Нина улыбнулась, глядя на него. – Я сейчас…
Они незаметно выскользнули из квартиры, спустились по лестнице этажом ниже. Нина открыла чужую дверь, втянула за собой Юру.
– У меня здесь подруга живет. Она сейчас в отъезде, я к ней захожу цветы поливать…
Нина включила торшер, села на диван.
Юра медленно приблизился к ней, сел рядом, обнял за плечи.
– Нина, мне иногда кажется, что мне снится сон… – прошептал он.
– Какой сон? – засмеялась она.
– Ты удивительная женщина… Умная, красивая. У тебя чудесная мама!
– Ты тоже умный и красивый. У тебя чудесный папа.
Она отложила очки в сторону и поцеловала Юру. Он обнял ее еще сильнее, и нечто вроде стона вырвалось у него:
– Если бы ты знала… Мне с тобой так хорошо, так спокойно! Я тебя люблю…
Было тихо, очень тихо – и лишь их прерывистое дыхание.
Потом она лежала у него на плече, разглядывая потолок, по которому бежали тени. «Он слишком худой… Но ничего, мы с мамой его откормим. Волосы… Нет, определенно с его волосами надо что-то делать! Отведу к Лизочке, у нее чудо как хорошо удаются мужские стрижки. Куплю специальный шампунь, лечебный… И постепенно отучу его от сигарет – он просто пропитался весь никотином!»
Для Зины Рутковской настали горячие денечки.
Она решила заказать для офиса рождественские венки, те самые, которые было принято на Западе вешать на двери, на стены – не так давно эта традиция перешла и к нам. Еловые ветки, перевитые лентами, колокольчиками, искусственными цветами, еще бог весть чем…
В среду венки наконец привезли, и Зина, появившись в «Минерве-плюс» задолго до прихода всех остальных сотрудников, усердно развешивала эти веночки – куда только можно, заполняя любое свободное пространство.
Помогал ей охранник – Борис Борисович Нечаев, он же румяный Барбарисыч. Вбивал гвозди, потом достал стремянку и принялся развешивать под потолком блестящие гирлянды – Зина нарадоваться не могла. Обычно сотрудники относились к ее деятельности весьма критично, иногда даже занимаясь откровенным вредительством. Вот, например, расставила она в одном из помещений душистую пеларгонию, то бишь герань (очень от моли помогает) – так нет, эти нахалы Сидоров с Айхенбаумом герань взяли и загубили. Выплескивали в горшки с цветами остатки кофе, чая, еще какую-то дрянь туда бросали… Естественно, герань зачахла.
Зина еще много чего могла припомнить своим коллегам, но, к счастью, она была человеком незлопамятным и старалась концентрироваться только на хорошем. Вот и сейчас она искренне радовалась помощи Барбарисыча.
«А он ничего… – неожиданно подумала она, глядя снизу вверх на конторского охранника, который, балансируя на стремянке, тянул под потолком гирлянды. – Симпатичный. Добрый… И всего-то на два года меня моложе!»
Зине Рутковской было двадцать восемь – возраст, еще очень далекий от преклонного. Но она принадлежала к тому типу женщин, которые даже в юности выглядят старыми. Цвет лица у нее был неровный (Зина хоть и самоотверженно, но безуспешно боролась с угрями), глаза вечно слезились (хронический конъюнктивит) – посему она контактных линз не могла использовать и ходила в очках, которые ей не шли (в отличие, например, от Нины Леонтьевой, которая выглядела в них такой милочкой!). Очки еще, ко всему прочему, искажали боковое зрение, и Зина все время спотыкалась, роняла что-то – в общем, со стороны она казалась особой суетливой и бестолковой, и однажды Платон Петрович Крылов в сердцах назвал ее «глупой курицей» – это когда на него упало в коридоре мозаичное панно «Битва при Грюнвальде», только что установленное Зиной.
Зина долго плакала в подсобке, потом пришел Крылов и тоже долго, вздыхая, извинялся за «курицу»…
Так вот, красавицей Зину назвать было трудно. Зато у нее была роскошная рыжая коса!
– Кто-то умер? – вздрогнула Жанна, увидев висящий на входной двери огромный венок.
– Свят-свят-свят! – засмеялся Яша Сидоров. – Это, наверное, Зиночка наша расстаралась… Называется – рождественский венок.
– Очень уж похож на похоронный… – пробормотала Жанна, с мистическим страхом разглядывая еловые ветки, перевязанные красными лентами. – Интересно, где она его заказывала?
– Гнать ее надо в шею! – сурово заявил Айхенбаум. – Толку от этой Зины никакого. Помните, она нас какой-то геранью травила? Я чуть не сдох от этого запаха…
– Платон Петрович ее не уволит, – возразила ему Жанна. – Он ее жалеет.
– Лучше бы нас пожалел! – захохотал Сидоров, нажимая на звонок. – И вообще, наше Рождество еще нескоро… Айхенбаум, или ты, как немецкий протестант, будешь мне возражать?..
– Я православный! – возмутился Руслан. – А тебе стыдно… Каббалист!
– Да за такие слова…
Барбарисыч, с ожерельем из мишуры, распахнул им дверь.
У входа стояла искусственная ель, напоминая о том, что скоро Новый год.
– Ноги вытирайте! – выглянув из-за угла, раздраженно закричала Людмила Климовна, техничка. – Боря, чего они у тебя прямо с улицы в помещение прутся?..
– Очаровательно… – ядовито произнесла Жанна. – Вы, Людмила Климовна, с утра задаете трудовой настрой.
– Я тоже человек, между прочим! – огрызнулась техничка. – У меня, между прочим, уже руки отваливаются за вами грязь убирать…
Техничка грубила всем подряд, но Платон Петрович Крылов тоже не мог уволить ее, поскольку у Людмилы Климовны был пьющий зять, трое внуков и больная дочь. Она, Людмила Климовна, была единственной добытчицей в семье…
Жанна прошла к себе в комнату, поздоровалась с Кариной, которая усердно пудрилась перед зеркалом.
– Как там наш Котик поживает?
Котик – сын Карины, в первоначальном варианте – Костя.
– Прекрасно… Отведу его сегодня к бабушке, – озабоченно ответила Карина. – Ты в курсе, что вечером наши решили устроить небольшой сабантуй?
– Серьезно? – удивилась Жанна. – Платоша же запретил распитие спиртных напитков в офисе!
– Платоша свалит сегодня пораньше – у него с супругой билеты на «Щелкунчика».
Жанна повесила свою шубку в стенной шкаф. Зеркало на дверце отразило ее – в бледно-розовом свитере с мягким широким воротом, темно-синих широких брюках. Вообще, можно было одеться и поэффектнее в честь Нового года, но утром Жанна проспала и выскочила из дома в том, что под руку попалось.
– Ты будешь участвовать?
– Что? – вздрогнула Жанна.
– Я говорю, ты будешь участвовать в посиделках? – переспросила Карина.
– Я? Не знаю… – Первая мысль у Жанны была о Юре Пересветове. – А все будут?
– Кажется, все… Кроме Потапенко и еще, кажется, Рыльцевой из бухгалтерии. Можно было, конечно, снять на вечер какое-нибудь кафе, но сейчас все забито, и цены дикие. Канун Нового года!
– Да, я буду участвовать, – сказала Жанна.
– Тогда неси денежку Зине, она обещала все организовать.
…В четвертом часу Платон Петрович Крылов благополучно уехал, передав бразды правления Селене Веленской. Селена немедленно дала знак Зине – и в холле принялись сдвигать столы.
Зина Рутковская с Барбарисычем в обед успели сбегать в магазин, и на столы были поставлены водка, газировка, салаты в пластиковых коробках, всевозможные нарезки…
– А шампанское? – спохватилась Веленская. – Зиночка, где оно?
– Забыла… – побледнела Зина. – Боря всю дорогу твердил, что надо бы водки взять – вот я про водку помнила, а насчет шампанского…
Чертыхаясь, Сидоров с Айхенбаумом побежали за шампанским.
…Только в пять удалось всем собраться.
– Ну, братцы, проводим старый год… – улыбнулась кукольной улыбкой Селена. – Да, Жанночка, я забыла – мой брат заходил к тебе?
– Заходил, Селена Леонардовна, – кивнула Жанна, держа в руках пластиковый стаканчик, в котором пенилось шампанское.
– Какой еще брат? – навострили уши Сидоров с Айхенбаумом. – Селена Леонардовна, вы хотите лишить нас невесты?..
– Перестаньте! – одернула их Жанна. – Ничего с этим братом у меня не было…
Она вспомнила мужчину со светлыми, телячьими какими-то ресницами и едва не засмеялась. «Его еще как-то звали соответственно… А – Василий! Вася-Васенька, книгоман и библиофил!»
В холл зашел Юра Пересветов, молча сел на широкий подоконник.
Сердце у Жанны сжалось, а потом забилось сильнее. Стоило ей увидеть Юру, как с ней начинало происходить нечто странное. Она сама собой не владела и потому старалась лишний раз не сталкиваться с ним. Хотела выбросить его из головы, но у нее ничего не получалось – все равно она думала только о нем.