– Она у тебя?! – крикнул в раскрытую дверь Темдеряков и, не дождавшись ответа, вбежал, отталкивая меня, в квартиру.
Я сжал кулаки и рванулся за ним. Я готовился к серьезному удару. Только Феи не было нигде.
Темдеряков как помешанный бегал из одной комнаты в другую… Его отупевший с похмелья взгляд никак не мог задержаться ни на одной вещи, лежавшей у меня в комнате.
Он даже не заметил маленьких иконок и ее сумки на стуле.
Он искал только ее, а поэтому все остальное в его глазах сливалось в бесконечную гримасу.
– Вы же были вместе, или мне это приснилось, а может, показалось или вспомнилось, – он бормотал, почти не глядя на меня…
Я молчал, кивая головой, слыша каждый удар своего сердца…
– А может, я сошел с ума, – он хотел сказать еще что-то, но остановился, поглядел себе под ноги в пол, потом сумрачно обвел глазами всю комнату и вышел, не проронив ни слова…
На мгновенье я остановился и замер в этой тишине… Беспощадная и глухая ко всему… Она как будто навсегда лишила меня моей Феи.
Я слабым шепотом ее окликнул, словно боялся не найти и потерять. И слабый шорох тут же под диваном вернул ее как Божью благодать.
Вместе с Аристотелем Фея выползла из-под дивана и сразу же зачихала от пыли… Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, как дети, а может, в это мгновенье мы и были детьми.
Ведь вместе нам было легко, мы только узнавали себя, а вместе с собой заново воспринимали этот удивительный мир. Верно угаданные друг другом, теперь мы прятались от Темдерякова и упивались загадочной реальностью, как сном. Разумеется, что теперь я забыл про учебу и весь день провел с Феей.
Она баюкала меня…
Сладкая истома волнами бродила по телу. И как колокольчик звенело в такт чувствам безумное сердце…
Она была нежней и желанней любого цветка, любого нарождающегося света…
Среди пустынной ночи наугад я брел куда-то, а теперь в нее… Так чувство оставляет звездам взгляд…
Мой вечный сон… Спасение мое…
Около полудня опять раздался пронзительный звонок с отчаянным стуком в дверь… Фея опять притаилась на время, а я, словно в каком-то тумане, открыл дверь и увидел писателя Петрова…
Он, как всегда, стоял с папочкой, наверняка, наброски какого-то нового романа, им еще с бутылочкой греческого коньяка, которую он держал двумя пальцами на весу как обладание внезапно несчастными побуждениями, измотавшими его творческое Эго…
– Я, кажется, написал роман, – сказал он вместо приветствия и впился меня своими русскоязычными голубыми глазами…
– Между прочим, «Приют в небесах» называется, – торжественно прошептал он.
– Название многообещающее, – безо всякой радости заметил я.
– Ну, так я войду?! – спросил он меня, видя, как я с беспокойством переступаю с ноги на ногу.
– А, может быть, как-нибудь в другой раз?! – ответил я ему вопросом на вопрос, удивляясь собственному голосу…
– Впусти его, – услышал я сзади голос Феи и со смущением дал Петрову войти… Нисколько не обиженный Петров сразу же поцеловал у Феи ручку и представился:
– Русский писатель, но увы, с очень распространенной фамилией Петров, хотя можете звать меня просто Александром… Александром Ермолаевичем…
– А вы не пробовали взять себе псевдоним?! – спросила Петрова Фея, присаживаясь со мной на диван.
– Да нет, – Петров с удовольствием плюхнулся в кресло, – я сам себе прозвища давать не люблю, да и к древу моему отношусь очень серьезно. Ведь мой род берет начало еще со времен Ивана Грозного… Один из моих предков при нем опричником служил… У меня даже под стеклом лежит пожалованная царем грамота моему пра-пра-прадеду.
– Надо же, как интересно, – улыбнулась с любопытством глядящая на Петрова Фея. Я не успел ей сказать, что у писателя Петрова была особо творческая привычка превращать любой свой вымысел в реальность.
– И что же царь пожаловал ему этой грамотой? – спросила Фея.
– Он пожаловал ему две деревни под Смоленщиной и княжеский титул, – с гордостью за свой род улыбнулся Петров.
– Так значит вы – князь?! – еще больше удивилась Фея.
– Не просто князь, а русский князь, – с некоторой принципиальной интонацией в голосе добавил Петров…
Я уже с усмешкой ждал, что он сейчас коснется и моего еврейского происхождения, однако Петров уже забыл про свое, как и про любое другое древо и теперь предлагал нам выпить… Но мы с Феей благодушно отказались…
Тогда он с некоторой обидой стал пить коньяк прямо из горлышка, отказавшись с нервным смешком от закуски…
В этот момент я мысленно сравнил его с Темдеряковым и пришел к выводу, что князь Петров более изящно держит бутылку и пьет коньяк совсем маленькими глотками.
Фея уже с печальным любопытством наблюдала это натренированное чудище…
Возможно, она вспомнила про своего несчастного Темдерякова. Ведь тот тоже прямо из горлышка пил.
Однако после он ругался и бил ее, в то время как Петров любезничал.
Хотя если бы она была его женой, то еще неизвестно, как бы он стал относиться к ней…
В голову мои лезут бредовые мысли, и это происходит, наверное, оттого, что слишком много неожиданного сразу я нахожу в своей однообразной до этого момента жизни… Сейчас Петров сделался красным, как рак, глаза его быстро затуманились, но язык все еще не заплетался.
– Я хочу немного прочесть, – утер он рукавом губы и тут же раскрыл свою папку, – тут я, как бы поскромнее выразиться… в общем, ерунду одну написал. Послушайте!
«Самое смешное, что я никогда не буду собой!.. Уже два года, как я лечусь неизвестно от чего! Иному врачу могло показаться странным и нелогичным мое желание умереть!
Однако это было так, я подумал и сразу же испугался сам за себя! Потом я схватил веревку, и начал намыливать ее мылом… Разумеется, мылом, и разумеется, земляничным…
Приятнее висеть этаким елочным украшением да еще пахнуть лесной земляникой. И все бы ничего, да крюк выскочил вместе с потолочной балкой…
Грохот, шум, и я как дурак лежу, а сверху через дыру в потолке смотрят на меня удивленные соседи. Главной целью визита людей в белых халатах было, конечно же, не знакомство с потолочной дыркой, просто им хотелось убедиться, что я еще жив, целехонек и могу долгое время транквилизировать свое существование в иной мир… Увы, провал великолепного спектакля…
Утро началось с обыкновенного электрошока и закручивания моих мозгов в какой-то непонятный узел.
Толстый мужик в такой же полосатой пижаме, как я, показывал мне свой член и громко смеялся…
Хмурый санитар вколачивал в стену гвозди и, не меняя положения своего согнутого знаком вопроса тела внимательно изучал убедительно спокойное поведение остальных идиотов…
Мальчик с крошечными поросячьими глазками, заостренными ушами и тяжелым подбородком вылизывал стекла на решетчатых окнах, словно пытаясь ощутить вкус окружающего пространства.
Рыжий доходяга жевал собственные тапочки, задумчиво ковыряясь в носу.
Какая-то голая, бритая наголо баба серьезно вышагивала между коек, чертя мысленно босой ногой на полу пустые квадраты…
И только один человек молчал в углу и прятал глаза, лишь иногда свои чувства храня на клочках туалетной бумаги. Вот он, мой «Приют в небесах».
На этом месте Петров прервал чтение… И слегка задумчиво поглядел на нас… Фея блаженно засыпала на моих коленях… Я приложил только палец к губам, выпрашивая у Петрова молчания. Наши лица спокойно замерли. Фея спала, как Аристотель, свернувшись калачиком. Я осторожно приподнял свою голову и освободил свои колени.
Потом мы вышли с Петровым на кухню.
– Где ты нашел ее?! – с наивным любопытством прошептал Петров.
– А я не искал, – улыбнулся я, – просто мы засветились с ней одной радугой над полем.
– И-эх, – грустно вздохнул Петров, – а я вот все один, и все не знаю, что мне делать?!
– Просто надо жить! – ответил я таким тоном, словно во всей моей фразе был заключен самый глубокий смысл…
– Я не корова, чтоб просто есть траву, и давать людям молоко вместе со своим мясом, – обиделся Петров.
– Ну, не знаю, – смутился я, пытаясь разобраться в его странных переживаниях, – я тоже страдал, пока не встретил Фею!
– Ах, ах, ах, – уже иронично сверкнул глазами Петров, – а вы, оказывается, умеете из жизни выделывать для себя всякие сказки.
– Да, причем здесь сказки, – возмутился я, – просто я ее полюбил, вот и все.
– Ох, уж эти чувства, – изменился в лице Петров, – неужели вы никак не повзрослеете?! Поверьте, что рано или поздно, но вам откроется обман, вот тогда-то вы и будете безумно наказаны сами собой. За свою самонадеянность и самовлюбленность!!! И вообще любовь – это прошлое, в котором нет ничего, кроме бесконечного воспоминания о твоей же несчастной влюбленности, которая как картина на стене висит одна и только ждет твоего восхищения!