— Опа, какие люди, — передо мной раздаётся
насмешливый голос Тейры, и я поднимаю голову, но
не вижу её, просто смотрю сквозь сестру.
Ничего не ответив, я закрываю за собой дверь, подходя к кровати, и сажусь на пол, кладя сумку
рядом.
Я действительно не знаю, как принять тот факт, что
Ник убил своего отца. Не знаю. Но внутри меня все
переворачивается, когда я думаю об этом.
Моя рука тянется к сумке и я достаю оттуда конверт.
Наши лица такие странные на этой фотографии, но
она настолько любима мной, что я препровожу
пальцем по его лицу. Мрачный и красивый, преступник. Убийца. Но что ещё мог сделать мальчик, чтобы спасти сестру? Не знаю, как бы я поступила на
его месте.
Отложив фото, я встаю и тихо открываю дверь, проходя в ванную и захожу в одежде в душевую
кабину. Открыв кран, я подставляю лицо под
прохладные струи, но их не ощущается, только шок
проходит. По щекам снова начинают катиться слезы, слезы прошлого, и даже не моего. Я так ошибалась, так ошибалась в прощении. Теперь понимаю, почему
он так отказывался прощать его, понимаю, почему он
отказывался простить себя. Он говорил, что убил бы
его и сейчас. Убил бы с особой жестокостью, на
которую способен только он.
Из моей груди вырываются рыдания и я закрываю рот, чтобы никто не слышал, как мне сейчас больно. Я
скатываюсь по стенке, чувствуя, насколько его
прошлое отразилось на мне.
Продолжая плакать, переживать прошлое, настоящее
и никакого будущего, я сижу. Просто сижу, потому что
так холодно, меня трясёт от этого ледяного отчаяния в
груди.
Не изменится, никогда не изменится. И не может ему
моя любовь, она только убьёт все во мне. Убивает его
руками, убивает его глазами и словами. Он забрал
меня и выжал до конца, украв из моей жизни краски. А
я отдала, так добровольно поделилась, а сама
осталась в серости. И сейчас смириться с тем, что я
узнала, оказалось сложно. Словно у меня не было
больше сил бороться за себя, я просто сошла с ума от
его прошлого. Я не сильная, он ошибся, я не готова к
такому. Это слишком.
Я выбираюсь из душа, подходя к запотевшему
зеркалу, и провожу рукой по нему, стирая пар.
— Что ты будешь делать? — спрашиваю я девушку в
зеркале, а она молчит, только глаза красные и
усталые.
Я стягиваю с себя одежду и натягиваю махровый
халат, тихо выходя из ванной комнаты, и вхожу в свою
спальню.
Я ничего сейчас не хочу, не могу даже думать и падаю
на постель, поджимая ноги к груди и обнимая себя, чтобы упасть в тёмную яму, из которой я не выберусь.
***
Я смотрю на семью, болтающую за столом, и не могу
вспомнить, когда мы все были в обеденное время
дома. Но, видя, как улыбается отец, ещё бледный и
обессиленный, как мама задумчиво смотрит на него, а
Тейра без умолку болтает о друзьях и вечеринках.
Слишком идеально, слишком неправильно, или же я
стала неправильной для этой семьи. Но сейчас я
понимаю, что единственный человек, заставляющий
меня жить — Ник. И я скучаю по нему, безумно скучаю.
Я не хочу быть тут, не хочу сидеть тут и слушать их.
Иногда жизнь предлагает сложный выбор. Она
смеётся над нами, показывая нам, как все могло бы
быть, если бы...Вот это «если бы» нереально.
Иллюзия, которую мы хотим видеть в настоящем, но
реальность жестока. И она преподнесла мне выбор, от
которого зависит моя жизнь. Остаться тут или же
самой последовать своим словам и принять прошлое, какое бы оно страшное ни было.
Защитить и спасти не себя, других — это отличает
Ника от всех, кого я знала. Убийство в состоянии
аффекта можно было бы объяснить. Но вот его слова, что он хотел этого и дальше, не дают мне покоя. И я
боюсь, что если я последую зову своего сердца, обливающегося от тоски и слез, выплаканных за эту
ночь, он когда-нибудь позволит себе большее, чем
обычная тема. Это очень страшно, понимать, что ты
идёшь добровольно на жизнь с возможным
неприятным исходом. И что ещё таит его тёмная
душа? Какие пороки она скрывает за обличьем
красоты?
— Мам, подвезёшь меня в центр? — спрашиваю я, отмирая от своих мыслей. И за столом наступает
тишина.
— Мишель, а где твоя машина? — удивляется отец.
— Эм, припаркована в другом месте, а я хочу пройтись
одна. Потом заберу её, — сочиняю я, но не скажу же
им, что она стоит на парковке комплекса Ника, а ключи
у него же. А я пока не готова принять решение, чтобы
увидеть его. Я должна найти слова для себя в первую
очередь.
— Я на лимузине поеду загород, но...ладно, мы
довезем тебя, куда ты хочешь, — недовольно
отвечает мама.
— Доченька, все у тебя хорошо? — спрашивает папа, видимо, намекая на наши отношения с Ником, и я
улыбаюсь ему, как делала всю жизнь.
— Да, конечно. День отличный, солнце и я видела
афишу о выставке стеклянных фигур. Ты же знаешь, как я люблю подобные мероприятия, — мозг сам
находит ответы, а я удивляюсь им не меньше
окружающих.
— Говорят, нуднятина. Но ты сама такая, поэтому этот
бред для тебя, — смеётся Тейра, а я закатываю глаза, показывая ей средний палец.
— Девочки, прекратите, — обрывает наш обмен
любезностями мама и встаёт со стула.
— Если ты готова, то я уже выхожу, — продолжает
она.
— Да, сумку возьму, — киваю я ей. — Пока, всем.
— Ты вернёшься? — спрашивает отец, когда я уже
готова выйти из столовой.
Я замираю, не зная, что ответить. Но поворачиваюсь, улыбаясь ему.
— Конечно, — а горло давит от нового потока слез. Я
ловлю полный ненависти и лютой безмолвной ярости
взгляд сестры, и мне хочется спросить: «Почему?
Почему мать вашу вы так ненавидите все меня? За
что? Что же я вам сделала?».
Но я отворачиваюсь, роняя слезу на пол, и иду к себе
в спальню, чтобы поднять с пола сумку.
Мы молча с мамой спускаемся вниз и садимся в
машину.
— Мишель, как твои дела? — спрашивает она.
— Нормально, — безэмоциально отвечаю я.
— Как Николас Холд?
— Нормально.
— Ты подумала над моими словами?
Я поворачиваюсь к ней, и мне хочется закричать от
боли, пронёсшейся по сердцу, от её слов и спокойного
выражения лица, словно это было обсуждение погоды.
Я смотрю на неё и жмурюсь, а из глаз выкатываются
слезы, что я отворачиваюсь и стираю их.
— Ты самая ужасная мать на всей планете. Ты самая
жестокая и тупая женщина, которую я знаю. Я
думала...я восхищалась тобой, но ты просто кукла в
руках общества. Ты —зомбированный деньгами
человек и мне жаль тебя. Ведь для такой как ты, ребёнок — средство богатства и стабильности. Но ты
так и не поняла, что детям ничего этого не нужно, они
хотят человеческой любви. Они хотят быть нужными и
хотят поддержки от своих родителей. Они хотят
семью. Но ты не смогла это сделать, у тебя не хватило
ума, или же твоя мания величия и место в обществе
убили в тебе все живое. Нет, — я поворачиваюсь к
ней, а голова полна злости и обиды на неё.
— Мишель...
— Я не желаю с тобой говорить на эту тему. Я больше
не желаю слышать от тебя это. И только заикнись, я
так опозорю тебя перед твоими подругами, что ты на