– В Ижевск? А там что?

– Говорит, какой-то ее друг ставит там какую-то пьесу Островского. Забыл, какую именно. А что, она тебя интересует, сын?

– Женщина такой сокрушительной красоты производит впечатление. Ты счастливец, папочка! Скажи, а ты ее любишь?

– Люблю? Да, пожалуй, нет. То есть сперва мне показалось, что люблю… Но любовь, знаешь ли, обременительная штука. Да и она… Она непростая девушка, к тому же этой самой любовью ударенная. Но у нас всегда были прелестные отношения, мы несколько раз отдыхали вместе, с ней всегда интересно. Она отлично разбирается в живописи, знает безумное количество стихов, благодаря чему я написал свой цикл на стихи Ходасевича, которого до нее как-то недооценивал. Словом, идеальная любовница, особенно учитывая, что мы живем в разных странах.

Данила едва не закричал от боли. Идеальная любовница!

– А ты же говорил, что готов даже жениться на ней?

– Ох, мало ли что я сболтнул.

– Скажи, папа, а что это значит – «ударенная любовью»?

– Ну, она была совсем еще ребенком, когда влюбилась в одного взрослого музыканта из какой-то рок-группы. А он ее бросил, уехал в Штаты и там сгинул.

– И она его до сих пор любит?

– Не знаю, не думаю. Прошло столько лет. Она потом еще была замужем. Да и вообще, отнюдь не монахиня, а очень даже горячая женщина. Но, видимо, самолюбие в юности было так сильно уязвлено… Послушай, а у нас что, нет другой темы, сын? Хочу только предупредить – она не любит мальчиков, предпочитает мужиков постарше. Так что выкинь ее из головы!

– Дело совершенно не в ней. Мало ли на свете красавиц. Просто, папа, мне вообще не нравится, как ты говоришь о женщинах. В принципе!

– О! Да ты законченный романтик, Данька! Неужто тебе мало романтики в твоей ужасной профессии?

– О нет, я совсем не романтик! Я, папа, циник и в профессии и в жизни.

– Ты романтик, Данька! И не пытайся меня разубедить. А вот поживешь с мое, нахлебаешься от баб и вспомнишь старика отца. Как ты выражаешься? Закрываем тему?

– Именно!


Вернувшись в холостяцкую берлогу Федора в Бескудникове, Данила сразу полез в Интернет. Что там за история с ижевским театром? В настоящий момент ни слова о новой постановке Островского в этом городе найти не удалось. Но может быть, все еще только на стадии переговоров? Но тогда что там делать на этой ста дии художнику по костюмам? Он не слишком разбирался в театральных делах, но простая логика подсказывала, что это очень сомнительно. А что, если она просто ляпнула что-то отцу, чтобы избавиться от него? Тем более что она наверняка знает, что отец с гарантией не полезет в Интернет ее проверять? Хотелось думать именно так. Он набрал ее домашний номер. Никто не ответил. Он позвонил на мобильный. Долго никто не отвечал, но потом ответил незнакомый женский голос:

– Алло!

– Простите, я могу поговорить с Ариадной?

– Не можете! Она ушла гулять, а телефон оставила. Что ей передать?

– А вы, простите, кто?

– Я, Данила, ее подруга Грета. Может, слыхали?

– Извините, нет. А как вы догадались, что я Данила?

– Мальчик мой, вы это от любви так поглупели? На дисплее высветилось имя.

– Ох, и вправду сдурел!

Голос этой женщины ему понравился. Он внушал доверие и симпатию.

– Скажите, Грета, а она… Ариадна, ведь не в Ижевске?

– О нет! Она у меня на даче!

– О! А вы не дадите адрес? Мне необходимо с ней увидеться… С Ариадной…

– Она меня убьет!

– А я ей ничего не скажу! Я что-нибудь придумаю! Пожалуйста, умоляю вас!

– Ну хорошо, записывайте адрес! Только не приезжайте сегодня, у нее голова болит.

– Да-да, я приеду завтра. Спасибо вам огромное, я навеки ваш должник! Только еще одна крохотная просьба.

– Слушаю вас!

– Удалите из телефона мой звонок!

– О, это мысль, тогда на меня не падет никаких подозрений! Удачи вам, Данила!


Я нашел ее! А отец остался при пиковом интересе! Эта Грета, похоже, хорошая женщина. И она знает, кто я. Иными словами, они говорили обо мне. И, похоже, Грета мне сочувствует!

Это хорошо, это просто здорово иметь союзниц у в лице ее лу чшей подру ги! Есл и не са ма Ариадна, то ее подруга, кажется, дала мне вожделенную ниточку! Ура!

Вскоре вернулся Федор.

– Чего светишься, как идиот? – спросил он друга. – Нешто трахнул свою Ариадну?

– Пока нет! И я не так примитивен, брателло.

– Да ну, тоже мне сложная натура! Запал на охренительно красивую бабу, любовницу папашки, поставил себе цель и прешь как танк! Только с интеллигентскими подходцами.

– Федька, ты чего злишься? Я тебе тут мешаю? Так ты скажи прямо!

– Да ну, извини, брат, просто зверею от пробок! Час проторчал на Третьем кольце! И нисколечко ты мне не мешаешь. А ты вообще думаешь Илонку возвращать?

– Предлагаешь бросить работу? Да ни за что!

– Но это ж как она тебя любит?

– Нет, Федя, это она себя любит, вот мама меня любит и понимает.

– Так то мама! Слушай, а если твоя Ариадна потребует, чтобы ты сменил работу?

– Будет послана! Только она не потребует, ей зачем? А что твоя иркутская мясоедка? Пишет?

– Пишет. И по скайпу общаемся. Только она в этом году институт кончает, диплом пишет… А потом обещает приехать. Но не раньше лета.

– Понял. К лету с жильем разберусь.

– Данька, кончай бодягу! Живи, сколько влезет.


– Господи, как птицы поют! – радовалась Ариадна. – Весна!

– Пора любви! – констатировала Грета.

– Да какой там любви! Просто весна! Знаешь, мне такой странный сон приснился…

– Какой? Расскажи! – потребовала Грета.

Подруги сидели за завтраком.

– Я и собиралась, может, ты растолкуешь, к чему это. Мне снилось, что я сижу на берегу моря и вдруг ко мне подходит девочка лет десяти и говорит: меня тоже зовут Ариадна. Давай с тобой дружить! И я почему-то жутко радуюсь во сне, и мы с ней начинаем бегать по пляжу, а потом девочку кто-то позвал, она убежала, а мне стало так грустно-грустно. Вот и все. Как по-твоему, что это значит?

– Понятия не имею. А как девочка выглядела?

– Такая худенькая, длинноногая, я думала, ей двенадцать, а оказалось, всего десять.

– А у тебя с кишечником все в порядке?

– С кишечником? – фыркнула Ариадна. – В полном порядке.

– Ну, тогда я не знаю. Сначала, когда ты сказала, что во сне тебе было очень хорошо, я испугалась, сны же надо толковать наоборот, но потом все оказалось как-то грустно… Просто выкинь этот сон из головы. И все!

– А как твой роман? Продвигается?

– Да. Ну вначале всегда есть какие-то сомнения… Да, кстати, ты где познакомилась со старшим Кульчицким? Я как-то плохо помню…

– Ох, не хочу я это вспоминать.

– Ну, Адочка, пожалуйста, очень тебя прошу, я ж не буду буквально все повторять, мне просто нужен толчок.

– Тогда сделай мне еще чашку кофе и дай еще грушу.

– Не вопрос! – обрадовалась Грета.

– Это было, когда я ушла от Леонида, у меня было так хорошо и легко на душе! К тому же меня как раз пригласили сделать костюмы для «Снегурочки». В квартире шел ремонт, и я поехала в Пярну, там было тихо, еще не сезон. Я много гуляла и работала. Такой был душевный подъем… Благополучно выдралась от Леонида, я свободна, у меня чудесная работа – «Снегурочка», такой простор для фантазии. Я сидела в парке и рисовала, вокруг цвела розовая сирень. И вдруг ко мне подошел мужчина, очень привлекательный, с чудной улыбкой… Вот так и познакомились.

– И у вас быстро все началось?

– Нет. Он меня долго обхаживал, в Москву приезжал… С ним было здорово интересно. А потом он предложил мне сделать костюмы к его одноактной опере, которую ставили в «Комише опер». Ну вот…

– Но это не любовь?

– Ах, боже мой, Грета, откуда я знаю? В моем представлении любовь – это муки, слезы, нестерпимая боль…

– Понятно. Кондрат…

– Не знаю я ничего. Я тогда была совсем сопливая девчонка. Ничего ни в чем не соображала, была слепа, глуха, наивна. И я сегодня четко понимаю – я тогда была ему обузой. Он рвался в другой мир, в другую страну, а что там толку от такой дуры, как я?

– А если бы вы сейчас встретились?

– Ох, нет, не хочу!

– Почему? Ты сейчас куда лучше, чем в юности!

– Я-то, может, и лучше. А он? Его музыкальная карьера не задалась, он вообще исчез, никто о нем ни чего не знает. Может, спи лся и ли подсел на наркоту, опустился… Нет. Не хочу!