Татьяна Алюшина - Формула моей любви

Четко осознав свое отношение к транспорту, Марк теперь старался быть только пассажиром.

Да и машины в те времена в их семье неоткуда было взяться. Заработки самые что ни на есть средние, как у всей российской интеллигенции – отец инженер, кое-как устроившийся на работу по специальности после погромных девяностых, мама – соцработник, дед и бабуля – пенсионеры, а сам Марк в то время зарабатывал совсем скромно, хоть и работал непомерно много.

Какая там машина – они и на билет-то в оперу для деда с бабулей на какого-нибудь известного исполнителя, приезжавшего в Москву с гастролями, откладывали несколько месяцев всей семьей.

Так что Марк передвигался пешочком везде и всегда, да еще с неким научным обоснованием процесса.

Вот так и шел домой однажды вечером, часов в одиннадцать, возвращаясь после заседания кафедры, когда к нему привязалась группа пьяных молодых дебилов, почти подростков, которым захотелось покуражиться над одиноким пешеходом и ничего более.

Просто так!

От тупости своей, от животного врожденного скотства, от жестокости и безнаказанности. И оттого, что скопом, стаей. Поодиночке вряд ли бы кто из них решился напасть на человека, а толпой – мы же крутые, сильные, зверье шакальное.

Мальчонкой Марк был не слабеньким, далеко не ботаном скрюченным и пугливым, на типичного ученого походил не очень-то – рост под метр девяносто, крепкий такой, два раза в неделю в университетском бассейне полуторачасовой заплыв, а по утрам дома – занятия на турнике. Да и характер куда денешь, упертый, бойцовский, пальцем-то не размажешь.

Он так вот просто и сразу не дался, отбивался, как мог и сколько мог, и даже парочке уродов от него крепко прилетело. Но их было пятеро. Пьяных, озверевших от своей безнаказанности и крови, и они были стаей…

Они не успели его изувечить и убить – проходивший мимо собачник поднял шум, на который подтянулось еще несколько неравнодушных человек, и пьяная свора уродов тут же разбежалась.

Марка забрала скорая помощь, вызванная теми самыми добровольными помощниками, и его отвезли в больницу. Серьезных ранений, требовавших бы оперативного вмешательства, у него не обнаружили – ушибы внутренних органов, но без кровоизлияния, трещины двух ребер, гематомы по всему телу, шатающиеся зубы. Однако он получил очень сильное сотрясение мозга.

Кстати, козлов тех нашли, ума-то не хватило даже на то, чтобы свою жертву отвести куда подальше от видеокамер, да и свидетели дали показания. И что характерно: на первых же допросах они обивали друг друга признательными помоями, рыдали, каялись и тряслись от страха, осознав, что реально попали.

Реально. И теперь всё всерьез, без прилипшей к руке пивной банки в компании таких же недоумков, без быдлячего выпендрёжа друг перед другом, без подружки такой же умственной категории – не-а, теперь все по-взрослому, ребята! Покушение на убийство в составе группы, отягченное алкоголем – целую крепко, твоя тюрьма, лет эдак по пяток каждому. Жду.

Марка пролечили в очень хорошей клинике, он достаточно быстро встал на ноги и, понятное дело ринулся назад в свою науку.

Но…

Через пару месяцев у него случился первый приступ головной боли. Тяжелейший, страшный, изматывающий до рвоты и потери сознания, до желания разбить голову совсем, только бы остановить, прекратить эту муку мученическую хоть на мгновение! И самое страшное – эти болевые приступы не снимались никакими медикаментозными препаратами.

Перепугались все. Оно и понятно – родные и учитель Виктор Павлович, относившийся к Марку как к сыну, это-то ясное дело, но и коллеги и его ученики искренне переживали за Светлова. Огородничий срочным порядком поднял все возможные связи, и Марка определили в лучшую клинику страны на обследование.

И началось…

Его обследовали ведущие специалисты страны, а потом, по совету и настоянию Виктора Павловича и при его непосредственном содействии, отправили в Израиль, где Марка так же обследовали ведущие специалисты.

А Марк смущался от такого внимания врачей и родных и ужасно сетовал, что угодил в неприятную историю и не может самостоятельно справиться с болезнью, от чего и ворчал:

– Носитесь все со мной, словно я сделался каким-то инвалидом умственной деятельности, ей-богу!

И родные принимались его уговаривать, успокаивать и увещевать, словно он и на самом деле инвалид, и от этой их чрезмерной заботы и злости уже на себя самого и свои капризы, которые вынуждены терпеть его близкие люди, Марк злился пуще прежнего, чувствуя, что задыхается от бессилия и непонимания, что делать и как справляться с ситуацией.

Но он жестко держал себя в руках, чтобы не капризничать и не стать обузой с дерьмовым характером, донимающим всех окружающих своей инвалидностью, поэтому и старался четко следовать всем распоряжениям докторов.

Вердикт и наших, и израильских врачей был единодушен: ни гематом, ни аневризмы, ни каких-либо явных патологий мозга, вызывающих болевые приступы и требующих оперативного вмешательства, нет.

Все родные и близкие выдохнули – уф-ф-ф! – слава богу.

Но!

Но травма все же имела последствия, скорее психосоматического свойства – от чрезмерных перегрузок и непрекращающейся деятельности мозг начинает работать со сбоями – далее следовала череда медицинских, совершенно непонятных терминов и резюме.

– Вам, молодой человек, надо срочно учиться давать своему мозгу отдых и разгрузку, – сказал профессор Абельман, худой, длинный, с крючковатым носом, веселыми глазами поразительного оттенка, похожими на спелые, крупные с маслянистыми бочками, темно-фиолетовые, отдающими немного в насыщенную коричневу, маслины, больше напоминающий кавказца, нежели праведного еврея. – Вот скажите мне, молодой человек, было ли такое время, когда вы не крутили в своей голове всякие формулы и циферьки и как давно такое случалось с вами?

Марк, во всем любивший порядок, сильно призадумался, отматывая воспоминания назад, и честно ответил:

– Несколько раз во время секса. Ну, и, конечно, сна. – И радостно, с энтузиазмом, поделился: – Но не всегда. Знаете, профессор, во сне иногда приходят такие интересные идеи и неожиданные решения.

– Знаю, – шумно втянув воздух через свой крючковатый нос, признался Абельман и, скорбно выдохнув, продолжил объяснения: – В вашем положении это катастрофически мало, Марк. Ваш мозг – это уникальный механизм и, как каждый механизм, он требует отдыха, профилактики и тщательнейшего ухода за собой. А вы его нещадно эксплуатируете без всякой меры. К тому же, Марк, ученый обязан время от времени отвлекаться от своих занятий, полностью отодвигая предмет своего исследования, и переключать внимание. Обязательно! Для сохранения как физического, так и психического здоровья. Кроме того, вам же прекрасно известно, что если никак не находишь решения, то надо полностью отложить задачу, оставить ее в покое, и тогда, в один удивительный момент, ты увидишь совершенно неожиданное и верное решение.

– То есть приняться за другую задачу? – уточнил Марк.

– Ни в коем случае! – возмутился профессор, и его глаза-маслины сверкнули негодованием. – Я же вам объясняю: полный отдых! Полный! Никаких формул, никаких задач – ничего!

– И что тогда делать? – потерялся Марк, не знавший, как это можно без задач и формул.

– От-ды-хать! – по слогам отпечатал доктор – В полном смысле слова. Читать книги, легонькую литературу, детективы какие, ро́маны, – с ироничным ударением на «о» произнес он. – Можно и классику, но исключительно веселую, Зощенко, например, Ильф и Петров, такого плана. Непременно проводить время на природе: много ходить, дышать, путешествовать. Слушать качественную музыку, много спать. Хорошо бы влюбиться, но еще лучше полюбить по-настоящему.

– Хорошо бы, – кивнул Марк, соглашаясь с данной конкретной рекомендацией, и спросил о самом важном: – И как долго это делать? В смысле не влюбляться, а отдыхать: с какой временной продолжительностью и какой периодичностью в году?

– Идеально было бы по месяцу и хотя бы пару раз в году. Но я понимаю, что вряд ли вы выдержите целый месяц не размышлять над своими формулами. Научитесь хотя бы на неделю или дней десять переключаться на что-то иное, найдите себе хобби, иное занятие. И хотя бы раз в три месяца заставляйте себя отключаться от работы.

Попутно выяснилось, что проводить летние месяцы на теплом море Марк не может: столь активное солнце ему противопоказано – ничего, страна ого-го вон какая и может предложить любой отдых в холодном климате, вплоть до экстремально холодного на Северном полюсе – да пожалуйста, у нас этого добра дополна, заотдыхайся!