Он что-то увлеченно рассказывал, как всегда захватывающе интересно, с юмором, заразительно. Клавдия засмотрелась, как живо меняется мимика его лица в ходе повествования, как иронично поблескивают эти его темно-серые, глубокие, невозможные глаза.

И вдруг с ней случилось удивительное озарение…

Озарение – какое верное, сильное, емкое слово, поразительно точно передающее обозначенное им явление.

Сознание Клавдии озарило изнутри, как будто оно расширилось, вдруг став большим и внутри, и снаружи, и каким-то объемным, многомерным, наполненным воздухом и ярким светом понимание простой и ясной истины – она любит этого мужчину.

Она вдруг поняла, что это мужчина всей ее жизни, родной и самый близкий человек. И в свете этого чувства к ней пришло странное понимание, что не важно, будет ли эта ее любовь реализованной, будут ли они вместе, или этого не произойдет никогда, самое важное и главное происходит сейчас – то, что в ней есть это невероятное, потрясающее чувство.

Она все смотрела на него, смотрела, привыкая к себе обновленной, заполненной любовью к этому человеку, и от мощной силы переживаний, от высоты того, что она чувствовала в этот момент, слезы наворачивались у нее на глаза.

Клавдия проходила с этим чувством, внутренне светясь, целый день, а потом свет потихонечку угас, а чувства улеглись-устроились в душе, и ощущение «не важно, будем ли мы вместе, главное, что вот она есть, любовь» сменилось привычным человеческим желанием соединиться и быть непременно вместе с объектом своей любви.

Далековато пока до безусловной духовной любви ко всему сущему. Как-то хочется все же рядышком с милым другом, душа в душу, в обнимочку и с поцелуями нежными, рука об руку и по жизни.

Отпуск Марка закончился, но они не перестали общаться, встречались по выходным в «Полянах» и все так же ходили, гуляли, много разговаривали, находили уединенные места с панорамным видом и молчали, очищаясь от суетности душой.

Однажды Клавдия осталась ночевать у Марка, припозднившись с работы. Еще на той их старой квартире, где жила вся семья Светловых.

Она тогда полночи не могла уснуть, изводясь ощущением его близкого присутствия в темноте и уединенности ночи, и все ей казалось, что она слышит, как он вздыхает и переворачивается у себя в комнате.

Каким-то совсем не заметным и естественным образом она стала довольно часто оставаться ночевать у него дома, работала же в Москве, и бывало, что задерживалась допоздна. И вот уже в квартире Светловых появились какие-то ее вещи, на всякий случай и ее зубная щетка, шампунь, всякие мелочи. И Клавдии казалось, что это очень символично и что-то да значит…

А потом она сделала самую большую глупость – призналась ему в своей любви. И этот ужасный для нее день она так же помнила подробно, со всеми деталями, звуками и даже запахами.

Был последний день лета, тридцать первое августа, выходной. Марк приехал в «Верхние Поляны» накануне поздно вечером, а ранним утром, еще до полного восхода солнца, сходив на речку вдвоем, наплававшись вдоволь, они вернулись, позавтракали у Светловых дома и решили ехать на «Птичье Крыло», чтобы символически попрощаться с беззаботным летом, которое их познакомило и вот уходит безвозвратно.

День стоял бархатно-теплый и какой-то сладостно-наливной, терпкий, медовый, какие бывают в начале урожайной осени, когда уже не жарит, а ласкает и поглаживает солнце, и насыщенно-пряно пахнет поздними луговыми травами, созревшими грушами, и возвышенно горчит от тихой, тонкой грусти.

Сидя на краю мыса, взявшись за руки, они долго молчали, глядя в даль. И в какой-то момент возвышенное состояние души настолько переполнило Клавдию, она такое испытывала, такое, что, не вынеся этого мощного чувства, с навернувшимися на глаза слезами посмотрела на мужчину и сказала очень просто:

– Марк, я тебя люблю. И очень хочу, чтобы мы были вместе.


Разволновавшись от ярких картин прошлого, разозлившись, что позволила им полностью завладеть ее сознанием, а надо спать, спать, а не предаваться стенаниям и духовным истязаниям, Клавдия сначала села в постели, а потом и вовсе встала и поплелась в кухню.

А куда еще? Куда отправляется человек посреди ночи глухой, когда его донимают непростые мысли и тягостные воспоминания? На кухню, разумеется.

Хоть чаю попить, что ли.


Да, протяжно вздохнул Марк, вспомнив тот их разговор, и выдохнул – она призналась ему в любви.

Он и сам понимал, что надо прояснить их отношения и застолбить раз и навсегда в определенных рамках, и видел, понимал, что девушка к нему неравнодушна, да и сам испытывал к ней далеко не братские чувства, вернее сказать, не только братские.

Но тогда, в последний день лета, именно Клавдия призналась ему в любви.

А он страшно перепугался. До какой-то холодной внутренней дрожи испугался этого ее признания.

Марк практически сразу, в тот же день, когда она отвезла его на свой мыс и сняла тот самый приступ, понял, что при всей его любви и привязанности к родным, непостижимым каким-то образом получилось так, что эта девочка стала самым близким для него человеком, что она необходима, нужна ему, как воздух, как вода, как все то, что питает жизнь и делает ее жизнью, нужна навсегда и насовсем. Необходима.

И дело состояло вовсе не в том, что он боялся новых приступов и хотел держать Клавдию рядом, как спасение от них, хотя, наверняка, и это было в какой-то степени, но гораздо больше он нуждался в ней потому, что она наполнила его жизнь ощущением целостности, красоты и гармонии. Это было сродни тому, как будто его подключили к какому-то невидимому измерению, которое давало ему отдохновение, какую-то внутреннюю свободу и духовное устремление.

Общение с Клавдией словно перезагружало его и очищало, насыщая новой силой и энергией.

Значит что? Значит, надо подумать, как сделать так, чтобы Клавдия всегда была в его жизни и никогда из нее не исчезла.

Как истинный ученый, Марк Светлов подошел к решению поставленной задачи комплексно и системно, рассматривая все возможные варианты, определяя зависимости переменных параметров и все константы этого уравнения.

Марк вырос в семье, где царили любовь, понимание и настоящая дружба, и принимал такой уклад жизни как нечто естественное и само собой разумеющееся.

Как-то, когда Марку было лет восемь, мама с отцом заспорили, как иногда случалось, обсуждая что-то. Он не помнил предмет их спора, да это и не важно, но хорошо запомнил, что сразу же после довольно горячего диспута, помолчав немного, они принялись обниматься, смеяться и мириться, и это тоже было делом привычным, но в тот раз Марк задумался над происходящим и спросил у бабушки:

– А чего они, когда ругаются, потом обнимаются?

Мудрая Анастасия Николаевна, поулыбавшись, пояснила ему:

– Как бы люди ни любили друг друга, но они разные и у каждого есть свое мнение и свое видение жизни и каких-то вопросов. И это личное мнение может не совпадать с мнением другого человека, тогда люди вступают в диспут, и каждый пытается доказать, что его мнение более верное. И порой случаются между людьми жаркие споры.

– Они ругаются? – продолжал расспрашивать Марк.

– Бывает, что люди и ругаются, и даже дерутся, – подтвердила бабушка, – но не в нашей семье. Ты когда-нибудь слышал, чтобы мы ругались? Громко спорили во время диспутов, бывало, но никогда не ругались.

Марк подумал и кивнул:

– А почему вы не ругаетесь, а только спорите?

– Потому что, Марк, мы все любим и уважаем друг друга, а это образовалось не на пустом месте. Семья, Маркушенька, это в первую очередь любовь, но это и ежедневная работа, уступки друг другу, компромиссы и мудрость. Умение не настаивать на своей правоте во что бы то ни стало, а предоставить другому быть правым, понимая, что тебе важнее мир, согласие и любовь в семье. И еще очень много всяких мудрых и важных решений и поступков.

Марк надолго задумался, и вот тогда он понял, что у него так никогда не получится, потому что если он прав, то он прав, и на этом все! И он эту свою правоту ни за что и никому не уступит, даже если это будет дед или бабушка, или родители.

Ни за что.

Став постарше и пережив первый сексуальный опыт от достаточно опытной партнерши, он узнал, что с женщинами надлежит, помимо секса, еще и как-то обращаться. Она ему так и сказала:

– Да, Марк, ты, конечно, ошеломляешь напором и энергией и довел меня до фантастического финала, но ты совершенно не умеешь обращаться с женщинами.