Мне нужно подсластить сделку. Я выпаливаю:
— Тина сделает два вида кексов. Она сказала, что делает их для особых случаев, так что они будут отличными.
Брови Макса поднимаются, он гладит подбородок и говорит:
— Ладно, я согласен. Ловкач тоже будет не против. — Он коварно улыбается. — Духу скажешь сам.
Я бы предпочел любое дерьмо вместо этого!
Дух не любит перемен в жизни. Я набираю его и приветствую, я знаю, что уже облажался, будучи слишком позитивным. Я обычно говорю: «Хей», но сегодня я говорю: «Хей, брат, как дела?» Он понимает, что что-то не так из-за того, что я ляпнул. Он смеется и дразнит меня:
— Ты — подкаблучник.
Я возражаю:
— Я не могу быть подкаблучником. У меня даже нет девушки, что быть «под каблуком».
Выкуси, Дух! Ой, подожди...
Он смеется:
— Это даже хуже, братан.
Черт бы меня побрал, он совершенно прав.
Я в шоке, когда Дух соглашается без боя. Я опять использовал тактику с кексами Тины.
Я позвал Тину и девушек в восемь тридцать. Мы не едим заранее, потому что заказываем пиццу, едим и играем.
Уже 20:00. Макс заказал пиццу на девять, и я собираю наш большой покерный стол, который вмещает до десяти человек.
В течение следующих двадцати минут пришли парни, Нат, Лола и Мими.
Когда раздается звонок в дверь, я иду открывать, прежде чем кто-то сможет опередить меня.
Вау, как такое возможно?
Я проверяю адрес снова. Конечно, я в нужном месте. И это большой, действительно большой дом. Настолько большой, что у него есть огромные, причудливые чугунные ворота. Кто-то был достаточно любезен, чтобы оставить их открытыми. Я двигаюсь дальше по подъездной дорожке и вижу автомобиль Мими. На стоянке перед домом могут влезть, по крайней мере, десять автомобилей. И это не считая парковки вдоль дороги.
Я попросила Мимс забрать Лолу и Нат, потому что я доделывала кексы и думала, что опоздаю. Лучше, чтобы опоздал только один человек, чем два.
Я паркую своего «навозного жука», беру контейнеры с выпечкой и иду к двери. Это классическая деревянная двойная дверь с красивой резьбой. Мой отец был бы в восторге, увидев ее. Я звоню и слышу колокольчики за дверью.
Бог мой, даже звук звонка приятный. Напоминание: сменить батарейки в звонке в «Сафире».
Входная дверь открывается, и Ник радостно улыбается:
— Эй, я уже начал думать, что ты не придешь.
Он прекрасно смотрится в джинсах, белой футболке с длинными рукавами и кроссовках.
Я улыбаюсь ему в ответ. Я двигаюсь вперед и неловко его обнимаю из-за контейнеров с кексами.
Я говорю ему:
— Я бы не подвела тебя, Ники.
Он принимает контейнеры из моих рук и говорит:
— Хорошо. Это было бы отстойно, если бы ты не пришла.
Теперь, когда он держит контейнеры, я оборачиваю обе руки вокруг его талии и прижимаюсь к нему, смотря вверх.
— Никогда.
Его лицо меняется. Я никогда раньше не видел это лицо таким. На нем написано почти... желание? Я не уверена.
Он прочищает горло, выпрямляется и поднимает контейнеры.
— Давай примемся за вкусняшки.
Он отходит назад и позволяет мне войти. Мы находимся в небольшой прихожей. И она удивительна.
Обе стены коридора полностью увешаны фотографиями в рамках. Не аккуратно и прямо, а вперемешку. Стена как коллаж. Похоже, все фотографии повесили в случайном порядке, но они сочетаются друг с другом идеально. Фотографии его папы, мамы, брата и сестер, Духа и Ловкача; за столом, во время игр; непринужденные, формальные; старые и новые. У фотографий Сиси свой собственный участок стены. Одна из ее фотографий трогает мое сердце. Макс держит младенца. К ребенку подсоединены множество проводков и трубок. Макс выглядит разбитым, глядя на ребенка с любовью. Как будто он сделает все, чтобы защитить ее, или умрет пытаясь. Мои глаза застилают слезы.
Я не заметила, как Ник встал у меня за спиной.
— Сиси после ее первой операции. Они давали только двадцать процентов на успех. Макс держал ее, пока его не выпроводили медсестры. Он не покидал больницу в течение целого месяца. Мама приносила ему еду. Я приносил ему одежду. Он спал на стуле месяц. — Он глубоко дышит и тихо продолжает: — Когда Сиси плакала, Макс плакал вместе с ней. Все врачи и медсестры знали нас. Мама пекла пироги для них каждую пятницу. Когда Сверчка разрешили забрать домой, я перевез их к себе, чтобы я мог помогать и следить за Максом. Он не очень хорошо справлялся. Я нанял няню и взял его обратно на работу. Мама смотрит за Сиси, с тех пор как ей исполнилось пять лет. — Его голос колеблется. — Мы любим нашего маленького ангела больше всего на свете. Она — наше чудо.
Мое сердце разрывается от боли за моих друзей.
Я смотрю в сторону и вытираю слезы, я не заметила, что плачу. Ник сжимает мою руку, и мы продолжаем идти по коридору. Я слышу голоса других парней и девушек, их смех и разговоры.
Когда мы входим в гостиную, я удивляюсь. Его дом вовсе не такой, как я ожидала.
Я думала, что увижу темные цвета, мрачную мебель и абсолютно никакого уюта.
Как неправа я была?
Совсем. Этот дом, должно быть, оформлялся женщиной. Или несколькими. Я предполагаю, что его мать и сестры сыграли роль в оформлении и меблировке этого дома. Он потрясающий.
Комната с открытой планировкой, в которую мы вошли, была огромной. Стены мягкого персикового цвета. Высокий белый потолок с несколькими светильниками. Вся мебель из дерева, кроме диванов. Мягкие трехместные кожаные диваны песочного цвета, размещены вокруг огромного ЖК-телевизора, который установлен на правой стене. Между диванов большой квадратный столик из красного дерева. Левую часть комнаты занимает большой резной обеденный стол и красивые стулья, также из красного дерева. Парни установили покерный стол с картами и фишками в середине комнаты. В заднем левом углу комнаты закрытая зона, которую, как я предполагаю, занимает кухня, потому тут есть стулья у барной стойки. В комнате стоят книжные шкафы, китайский сервант и DVD-тумба. Эта комната просто великолепна.
— Мне нравится твой дом, — говорю я с трепетом.
Ник ухмыляется:
— Спасибо. Нам тоже нравится.
И ведет меня в левый угол, там действительно оказывается кухня.
По дороге я приветствую всех и целую Макса в щеку. Я восхищаюсь им и его способностью быть счастливым, невзирая на несчастье.
Ник достает тарелки и расставляет кексы на них. После я беру тарелки, чтобы поставить на обеденный стол.
Мы даже еще не начали играть, но я уже получаю удовольствие от происходящего.
Тина выглядит великолепно в обтягивающих джинсах, свитере и сандалиях. Ее волосы собраны в высокий неряшливый пучок. На губы нанесен блеск.
Я хочу лизнуть блеск на ее губах, чтобы узнать каков он на вкус.
Я не знаю, что она делает со мной! Она, должно быть, колдунья.
Тина только что закончила расставлять тарелки с кексами на обеденном столе, когда Дух подходит и берет кекс. Она вытягивает руку, чтобы остановить его и указывает на другую тарелку.
— Нет, Дух, милый, твои тут.
Дух хмурится и спрашивает:
— Почему мои? Ты плюнула в них или добавила какое-то дерьмо??
Тина выглядит шокированной тем, что он так подумал, но отвечает:
— Хм, нет. Ты сказал, что любишь хрустящее арахисовое масло, поэтому я сделала тебе собственную партию.
Дух выглядит ошеломленным. Его брови подняты, рот открыт. Он тихо спрашивает:
— Ты сделала их специально для меня?
Тина выглядит так, как будто ей некомфортно, и краснеет. Она поправляет блюда на столе, которые и так стояли ровно.
— Э-э... — Она пожимает плечами и смотрит в пол. — Ты ведь съешь их?
Она идет на кухню, оставляя Духа в шоке, глядя на его личную партию кексов.
Макс подходит к нему сзади и ругает:
— Ты такой осел. Бьюсь об заклад, ты даже не любишь хрустящее арахисовое масло.
Все еще хмурясь, Дух тихо отвечает:
— Нет, я люблю, очень.
Макс наслаждается растерянностью Духа и ухмыляется.
Дух берет кекс:
— Итак, она действительно милая, да?