В коридорной галерее Доран, к своему облегчению, увидел мисс Хеммонд — живую и невредимую.
Коркоран вбежал в гостиную первым и замер. Чарльз Кемпбелл сидел на ковре, скребя ногтями по горлу, Гилберт Морган судорожно хватал ртом воздух. В комнате стоял омерзительный запах рвоты. В эту минуту в комнату влетела мисс Морган, которую не сумели удержать двое лакеев, и снова завизжала. Коркоран сделал к ней два шага и, размахнувшись, наотмашь хлестанул по щеке. Доран видел, что, хоть эта мера была для мистера Коркорана вынужденной, он испытал от неё подлинное удовольствие, чтобы не сказать худшего — сладострастное наслаждение. Секунду на его лице сохранялось выражение постельного упоения, мужского счастья. Визг смолк.
— Если вы способны соображать хоть немного, — проронил мистер Коркоран со вздохом, расставаясь с пароксизмом наслаждения, — вы должны спокойно сказать мне, что произошло. Но при малейшем визге, предупреждаю, я размозжу вам голову.
Нельзя сказать, чтобы угроза мистера Кристиана дошла до мисс Морган, но оплеуха её вразумила.
«Брат и Чарльз ждали в апартаментах этой Бэрил, и отравились! Вот что произошло!!» Мистер Коркоран, приметно содрогнувшись, приказал девице сосредоточиться. Но сам отвлёкся на минуту, чтобы открыть окно — запах в гостиной был непереносимым. Затем продолжил выяснение загадочных обстоятельств. «Чтобы отравиться — надо выпить отраву, объяснил он дурехе, но как в гостиной мисс Стэнтон могла оказаться отрава? Не она ли сама её и подлила?», проронил он в неожиданном для него самого прозрении. Мисс Морган, демонстрируя зачатки интеллекта, не оспорила это предположение, но категорически отвергла мысль, что хотела, чтобы этой дрянью отравился её брат!! Мистер Коркоран остановился и замер с открытым ртом, потом странно сверкнув глазами, нервно трепещущий, задал новый вопрос. «Стало быть, услышав от него, что он собрался жениться на мисс Бэрил, она решила её отравить? Налила что-то ей в вино? Это она влезла к нему в лабораторию?»
Мисс Морган кивнула.
Коркоран с минуту снова хватал ртом воздух и смотрел на мисс Морган так, как если бы она на его глазах обернулась дубовой колодой или пурпурным единорогом. При мысли, что он, не подумав, подверг смертельной опасности сестру, у него на некоторое время отнялся язык, но потоки рвоты и спазмы в желудках лежащих на полу джентльменов привели его в чувство. Коркоран чуть отдышался, помахав белой рукой под носом, и продолжил расспросы, стараясь держать себя в руках.
«Она забралась к нему в подвал… но где она взяла ключ?» В ответ он услышал, что никакого ключа мисс Розали нигде не брала, просто сунула в замок шпильку, покрутила — и дверь открылась! Мистер Коркоран снова судорожно сглотнул, хватился за горло, растянул шейный платок. Потом мягко попросил ответить мисс Розали, что она там взяла? «Откуда взяла мисс Морган «эту дрянь»? «Дряни» у него там было много. В колбе какого цвета была «дрянь»? Где она стояла?» Но тут же поняв, что задавать мисс несколько вопросов подряд — значит непосильно перегружать её слабые мозги, велел принести колбу. Она бросила на него пустой взгляд и вышла. Глаза Коркорана помутнели. Доран почувствовал, как Бэрил взяла его под руку и, дрожа, прижалась к нему. Её трясло. Доран обнял невесту, Коркоран же медленно опускался на колени, вцепившись в волосы. Его белые пальцы на фоне черных волос выглядели особенно бледными. Он что-то шептал, но что — Доран не слышал. Он хотел уйти и увести мисс Бэрил от смердящего запаха в гостиной, но тут вернулась мисс Розали, она принесла бутыль темно-коричневого стекла, но Коркоран не услышал её шагов.
Доран окликнул его, обнимая Бэрил, боясь и на минуту оставить её. Коркоран вздрогнул, поднял глаза и увидел колбу в руке мисс Морган. Он вскочил, отобрал у дурочки бутыль, разобрал какие-то цифры на этикетке. Глаза его вспыхнули, и он, сильно покачнувшись, почти рухнул в кресло, руки его тряслись, пальцы непроизвольно дергались. Несколько секунд он молчал, потом смирил дыхание, поднялся и схватил мисс Морган за горло, требуя, чтобы она призналась ему, что ещё она брала у него и кому подливала? Если можно было верить полузадушенному бормотанию мисс, то больше ничего и никому. Мистер Коркоран вытер пот с бледного лба. Он отдавал распоряжения свистящим шепотом, дыхание его прерывалось.
— Бэрил, ничего не ешьте и не пейте. Запритесь изнутри в спальне и не открывайте, пока не услышите голос мой или Патрика. Патрик, соберите всё, что стоит в гостиной у Бэрил. Надо выбросить. Мистер Рэдклиф был утром здесь, но уехал. Вызовите его и мистера Гилфорда, коронёра, плотника. Успокойте скорее его сиятельство. Нельзя, чтобы он волновался.
— Так им ничего не угрожает? Тогда зачем коронёр? Кристиан, Бога ради, за пять недель — третий скандал! Давайте обойдёмся. Постойте. А плотник-то зачем?
Коркоран несколько секунд озирал его пустыми глазами. Потом слова Дорана дошли до него.
— А? Какой плотник? Доран, мне жаль портить ваш брачный настрой, я понимаю, что вы мысленно уже наследников делаете, но нам придётся повозиться. Гилфорд должен засвидетельствовать произошедшее.
Мистер Доран снова не понял.
— Что Гилфорд… должен сделать?
— Если честно — получить пару гиней за визит, вот и все. Симптомы появляются через несколько часов — смотря от дозы, разумеется, а кто знает, сколько настойки идиотка плеснула в бутылку с вином? — Он поднял темную емкость на свет, — судя по всему, пинту. Это не обезвреживается ни танином, ни кофе, не адсорбируется активированным углем. Я хотел провести исследования, Гаэтано говорил, что водные и солевые вытяжки обладают сильным гемолитическим действием. Поторопитесь же, Доран, и, ради Бога, заприте куда-нибудь эту идиотку! Не то она может и что-то ужасное натворить… Чёрт, что у меня с ногами? Не держат.
Доран не понял и половины сбивчивой речи Коркорана, но поторопился послать за врачом и коронёром.
Надо заметить, что мистер Коркоран был верен себе и нисколько не изображал скорбь, но был в эти дни как-то странен. Тщательно проследив, едва ноги стали держать его, за уничтожением в комнате мисс Бэрил всех бутылок с вином, безжалостно вышвырнув все в Чертову топь, куда не поленился сходить, Коркоран несколько часов провёл в домовой церкви Хеммондсхолла. Мистер Доран, заглянув туда, ужаснулся. Коркоран распростёрся на полу перед алтарём то ли в обмороке, то ли в странной истерике, так как руки и плечи его нервно подрагивали. Поднявшись, Коркоран дополз до гостиной, свалился на диван — и разбудить его удалось только ближе к утру, когда в доме были уже и врач, и коронёр.
Тёмные круги под глазами его исчезли, Коркоран отоспался, снова похорошел, выглядел как по приезде, и улыбался, даже когда спал. Он всеми силами успокаивал графа, по-прежнему проявлял заботу о брате, возился с коронёрским следствием, отвечал на все вопросы, пытался даже беседовать с мисс Морган вместо мистера Ринтона, но мало что получалось. Дважды в день нежился в ванне, не ходил на болота, ел самые экзотические блюда. «Кто уповал на Господа — и был постыжен?» — эту фразу Коркоран мурлыкал поминутно.
По счастью, на третий день больным стало легче, симптомы отравления утихли. Доран вздохнул с облегчением. Врачи пророчили выздоровление. Успокоился и граф Хеммонд, который с истинной радостью воспринял и последовавшую сразу за новым прибытием врачей новость — о помолвке мистера Дорана. Это сообщение позволило ему пережить новую драму весьма спокойно — Доран объяснил ему все шокирующие обстоятельства, и то, что оба джентльмена стали жертвой глупости сестрицы одного из них, позволило мистеру Хеммонду считать, что это дело его не касается. Зато мысль о том, что его друг теперь породнится с ним и его дети станут его внучатыми племянниками, была весьма приятна. Мистер Коркоран тоже поздравил — ибо забыл это сделать раньше — и мисс Бэрил, и Дорана. При этом сразу после поздравлений с заботливым интересом осведомился о состоянии здоровья отравившихся джентльменов.
— Им полегчало, — Доран был подлинно рад, ибо ему до чертиков надоели нелепые эксцессы в Хеммондсхолле. Через две недели должна была состояться его свадьба, о которой он грезил теперь день и ночь, и ни о чём так не мечтал, как побыстрее выпроводить друзей мистера Стэнтона из имения. После рассказа Коркорана Доран испытывал к ним только отвращение. — Видимо, обошлось. Подумать только, Бэрил могла бы сама выпить… Или я, или вы…