ГЛАВА 11
Алешкин мир рушился под ощущениями нового, происходящего с ним. Он никогда ничего подобного не чувствовал и не знал, что такое может быть. Что его тело, такое знакомое, вдруг станет ему чужим, незнакомым, неизвестным. От этих новых ощущений он растерялся, и его мысли, и так не очень сконцентрированные на происходящем, окончательно стали ускользать от него под волнами приятного тепла и удовольствия, которое заполнило его тело. Его разум не мог сосредоточиться, а руки теряли силу, да и ноги ослабевали. Казалось, он находится в пространстве, где нет воздуха, но при этом нет и проблем, и вообще нет ничего, а есть лишь нега и волны наслаждения, накатывающие на него одна за одной все с новой и новой силой.
Наверное, только рука Гавра на его сокровенном месте вернула его в реалии. Рука Гавра проникла под резинку его нижнего белья и прикоснулась к его возбужденной плоти, и вот тогда он осознал действительность… и эта действительность его не порадовала. Он стоял практически раздетый, в коридоре незнакомой ему квартиры, а рука Гавра была там, где ей быть не следовало.
Алеша резко дернулся и уже осмысленно глядя в глаза Гавра, произнес:
— Нет… Гавр… нет… — голос звучал слабо и сбивался из-за учащенного дыхания. Алеша понимал, что все напряжение в нем давало о себе знать. Он попытался восстановить дыхание и более четко произнес: — Нет.
Рука Гавра замерла, и он взглянул в глаза Лекса. Там он действительно видел слово "Нет".
Алешка увидел, что Гавр наконец смотрит на него, и даже в его взгляде он видит разум, и тогда он резко оттолкнул от себя Гавра. Почувствовав свободу от его рук, он быстро поднял с пола свой пиджак и затем полупальто. Одевшись и застегнув ширинку и пуговицу на брюках, прошел мимо стоящего Гавра, а затем, видя дверь, повернул замок и вышел на лестничную площадку.
Дверь за Лексом хлопнула, возвращая Гавра из мира иллюзий в реальность. Он так и продолжал стоять в коридоре, еще чувствуя вкус его губ, ощущая тепло и трепет его тела, и его рука еще помнила жар возбужденной плоти. Но теперь все это было лишь воспоминанием и не более.
Гавр медленно дошел до комнаты и упал в кресло. Он не узнавал себя. Он не ожидал, что почувствует то, что сейчас сбило его с толку и ввергло в растерянность. Ведь план был прост и элементарен в исполнении. Еще несколько ласк, и Лекс бы не устоял — он и так еле держался на ногах, и его "Нет" звучало не слишком убедительно в противовес того, что он ощутил рукой в его брюках. Лекс был возбужден, и это говорило о том, что победа близка. Так почему тогда он отпустил парня, не задержал его, не применил силу, чтобы перевес был в его пользу? Пусть в первый раз между ними и было бы все не совсем по доброй воле… Хотя, как это расценивать, когда обе стороны одинаково возбуждены? Значит, это не было бы принуждением, так почему же он отпустил парня? Почему замер от его слов и не нашел в себе силы поступить так, как он всегда поступает? Почему вместо того, чтобы получить то, что он хочет, он отступил?
Гавр закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Он знал ответ, хотя и не хотел признать его. Ответ был прост: он ощутил в себе то, чего никогда в нем не было — он не знал, что способен чувствовать. Не физически чувствовать желание, не эгоистически исполнять свои прихоти, нет, он почувствовал к этому Лексу большее — то, что не позволило ему пойти против воли парня; то, что остановило его, помешало его планам, и он поступил по-другому, вопреки себе.
Анализируя это, Гавр не хотел, чтобы это повторилось. Это все вообще лишнее, и этого не должно быть в его жизни. Он сильный, он не позволит каким-то эмоциям, или еще чему-то, управлять им. Больше такого не будет. Пусть в первый раз он не был готов к такому, но теперь все произошедшее с ним просто начало бесить, и злость стала заполнять его. Злость на себя, злость на Лекса. Гавр даже обрадовался, почувствовав в себе это. Только с помощью злости он сможет жить в этом мире и осуществить то, ради чего он вернулся на родину. А вернулся он сюда ради мести за своих родителей, и этот Лекс причастен к тому человеку, который убил их. Лекс — его враг, тот, кого он должен сломать и растоптать в назидание Назару, чтобы тот понял, как больно терять того, кого любишь.
Широкая Тверская с толпами людей, поток машин, шум города. Алеша, как безумный, бросился во все это, убегая все дальше и дальше от него и себя. Уже на ходу он застегнул рубашку, пиджак, запахнул пальто и поднял воротник, чувствуя, как его колотит. Что это — холод от промозглой зимы или от произошедшего, он не знал. Одно он знал точно — то, что происходило, этого не должно быть, это неправильно, плохо, мерзко…
Он бежал и бежал по улицам, не разбирая дороги, стараясь убежать от себя самого.
Увидев вход в метро, он с потоком людей просочился внутрь, нащупав в кармане карточку, приложил к считывающему устройству и прошел через турникет на станцию. Затем он, погруженный в свои мысли, оказался на перроне.
Алеша услышал шум приближающегося поезда. Он повернул голову и увидел, как из глубины туннеля появился сначала свет, а потом и сам поезд. Поезд приближался, как что-то неотвратимое, то, что нельзя остановить, нельзя задержать, нельзя затормозить. Свет фар слепил, а шум все нарастал. Резкий гудок больно резанул по ушам и оглушил, а затем кто-то дернул его за рукав пальто назад. Алешка, еще ослепленный светом и оглушенный шумом, повернул голову и столкнулся взглядом с пожилым мужчиной, который зло буркнул:
— Не стой на краю платформы… а то недавно туда одна упала.
На этих словах мужчина, отпустив его пальто, пошел в открывшиеся двери прибывшего поезда и слился с массой таких же, как он. Эти слова, как эхом, несколько раз отозвались в ушах Леши, пока люди, проходя мимо, толкали его, так и стоящего посреди перрона.
"Упала туда… Аня погибла… Ани больше нет…"
Алешка отступал назад, все дальше и дальше от края платформы — за ним он видел пустоту, которая навсегда забрала из его жизни любимого человека.
Только когда он уперся спиной в стену, тогда он обессилено опустился на ближайшую лавку, чувствуя, как дрожат ноги. Так он и сидел на этой лавке в метро, смотря, как подъезжают и уезжают поезда. Как один поток людей сначала выплескивается на перрон, рассредоточиваясь по нему, а другой вливается внутрь; за ними закрываются двери, и поезд уносится в темень туннеля.
Вся короткая жизнь Алешки, где рядом с ним была Аня, проносилась перед его глазами. Как же он сейчас жалел, что не ценил тогда то, что ему было дано. Ведь он думал, что у них двоих еще целая жизнь впереди, но он ошибался. Им дали время для счастья, но оно было строго ограничено, а он, не зная этого, разбрасывался этим временем. Теперь он жалел, что, уйдя в свои проблемы и заботы, редко был с Аней, а последние полгода вообще перестал с ней видеться, наивно думая, что придет лето, и они будут вместе. Ведь это он виноват — оставил Аню одну, и она связалась с другим только из-за того, что его не было рядом. Он должен был быть с ней. Должен. Тогда бы ничего этого не произошло. Даже если бы она забеременела от другого, он бы все равно на ней женился, он никогда бы не отвернулся от нее. Хотя ему и тяжело было осознавать ее измену. Но он уже простил ее за это. Да и как не простить? Он же любит ее, любил…
Леша смотрел невидящими глазами перед собой. Ему казалось, будто он выпал из потока жизни. Жизнь кипела вокруг него, люди приезжали и уезжали, а он так и сидел, смотря в пустоту.
Вышел он из состояния прострации только когда пассажиров на платформе уже практически не осталось. Тогда он заставил себя встать и, сориентировавшись, где он, сел в подъехавший поезд, чтобы уехать домой. Там его ждала бабушка. Он должен быть сильным, ведь она нуждается в нем. Значит, он не имеет права не быть сильным.
Алешка видел черноту туннеля за окном и думал об Ане — где она сейчас, как ей там, нашла ли она выход, сделав такой шаг?..
На следующий день Алеша поехал к родителям Ани, хотя и не был с ними знаком. Но разве теперь это важно? Он должен был к ним приехать, он хотел узнать, когда похороны, и быть на них.
Ему тяжело дался вход в знакомый до боли подъезд и подъем по ступенькам лестницы, где они еще недавно целовались и строили планы на жизнь. Он долго стоял у дверей ее квартиры, думая о том, что ведь может же быть чудо? Вдруг все это неправда, и Аня сейчас откроет дверь, и тогда Лешка бросится к ней, обнимет ее и скажет, что никогда больше с ней не расстанется, что теперь они будут всегда вместе, ценя каждую минуту, дарованную им…