Вот это он и рассказал сейчас Гавру, чувствуя, как предательские слезы обиды опять катятся по его щекам.
Гавр притянул его к себе и обнял, и Алешка затих у него на груди. Ему стало тихо и спокойно, просто от обычного человеческого участия в своем горе.
Гавр гладил парня по голове, стараясь не думать о том, что опять это ненужное ему щемящие чувство в груди толкает его на такие поступки. Но ему почему-то так хотелось его обнять и, прижав к себе, просто сидеть и слышать, как стучит его сердце, так близко от его собственного.
— Я что-нибудь придумаю… Ты завтра дома побудь или к бабушке съезди, проведай ее. Хорошо? — Гавр отстранил от себя Лекса и заглянул в его глаза. — Пойдем поужинаем, ты ведь тоже не ел.
Через несколько дней Алешка переезжал с двумя конями на другую конюшню. Да не просто конюшню — это был дорогой закрытый конно-спортивный комплекс для избранного круга, располагался он недалеко от Москвы, на Рублевском шоссе. Этот КСК посоветовал Гавру один из банкиров, когда тот стал расспрашивать в своем кругу о том, где в Москве богатые люди содержат своих лошадей. Тогда-то ему и сказали об этом клубе. Туда ездили покататься очень состоятельные люди и многие из них, покупая лошадей, содержали их там. Гавр был доволен собой, тем, что, совсем не разбираясь во всей этой конюшенной теме, он смог найти место, куда переставить коней Лекса. О том, что Вальхензее по сути его конь, он не стал говорить парню. Ему так было выгоднее, пусть Лекс содержит и его лошадь. Конечно, сейчас Гавр содержал и Лекса, и этих лошадей, но сути это не меняло: чем больше Гавр платил, тем больше Лекс ему был обязан. Конечно, стоимость содержания лошадей поразила Гавра — это были уже ощутимые суммы. Не то, чтобы они влияли на благосостояние Гавра, нет. Просто это были суммы, которые простой смертный не мог себе позволить тратить на лошадок, и это тоже радовало Гавра. Он объявил Лексу стоимость содержания его лошадей в этом клубе и насладился ужасом на лице парня. Лекс долго пытался отговорить его от таких затрат и говорил, что сам найдет конюшню, но Гавр был непреклонен. Ему было нужно, чтобы парень все глубже и глубже завязал в зависимости от него во всем. И, конечно, денежный долг лучше всего заставлял человека чувствовать свою зависимость и подчиняться. А в этом и был план Гавра. Ему нужно было полное подчинение парня, чтобы потом осуществить месть.
Увидев Конный клуб, куда он приехал с конями и всей их амуницией, Лешка сначала даже обомлел, а потом пришел в восторг от всего, что его окружало. Это был настоящий Конный клуб, такой, который должен быть, какой он себе представлял, какой видел по телевизору в программе Евроспорт. Конюшня на ипподроме по сравнению с ним была убога и вообще не отвечала никаким требованиям. Другое дело — здесь. Территория клуба была огромна: кроме построек конюшни, манежа и административных зданий, здесь еще было место на большой плац и множество левад, в которых гуляли лошади. Сама конюшня была отремонтирована и смотрелась что снаружи, что изнутри по-европейски, именно так, как он видел по телевизору. Из конюшни асфальтированные дорожки вели в манеж с таким хорошим грунтом, что Лешка даже взял горсточку в руку, понимая, что на таком грунте ноги лошади будут в сто раз лучше сохраняться от нагрузок при прыжках. Еще там был солярий для лошадей. Именно солярий. Он висел в специальном боксе, куда, заведя лошадь, ставили ее, и лампы грели ее спину. И, конечно, там была водилка для лошадей. Это вообще было чудом, о котором можно было только мечтать. В такую водилку можно было поставить сразу несколько коней, и они шагали по кругу, а можно было и поставить на ускорение, и тогда лошади в ней бежали рысью. То есть здесь было сделано все для правильного тренинга лошади и комфортной работы людей с лошадью.
Целую неделю, каждый вечер Алешка взахлеб рассказывал Гавру, как там здорово и как ему все нравится. Гавр видел светящиеся восторгом глаза парня и чувствовал себя предателем. Это паскудное чувство, оно было в его душе, а ведь он верил, что в нем нет ничего человеческого и все эти лишние чувства он изжил из себя. Да вот только он ошибся, и теперь ему было погано от себя и от того, что он врет и себе, и ему. Только вот глаза Лекса не были ложью, и сам он был таким настоящим, неподдельным с его искренними чувствами. Его искренняя радость, детская непосредственность и неумение скрывать эмоции так подкупали, что Гавр терялся в этом. Теперь он понимал, почему Назар полюбил этого парня.
Вот так Гавр и жил, борясь с тем, что он чувствовал.
Алешка видел иногда, как Гавр менялся и становился другим, и ему казалось, что он чувствует фальшь… но он гнал от себя эти мысли, ему было за них стыдно. Как он вообще может плохо думать о человеке, который столько для него делает и который его любит? Ведь Леша помнил, как тогда Гавр признался ему в любви. Поэтому странности Гавра он относил к его работе. Он понимал, что Гавр много работает, и все это сказывается на нем. Вот он какие деньги зарабатывает, что с легкостью оплачивает Лешкины увлечения спортом. И еще столько денег ему оставляет, чтобы он все для коней покупал, ну и для себя. И бабушку его содержит. Ее после обследования в Москве перевели в подмосковную клинику, так как врачи вынесли неутешительный диагноз, и Алешка понимал, что дома он не сможет обеспечить ей правильный медицинский уход. Бабушка была совсем плоха, практически парализована, редко приходила в себя и больше не узнавала его. Но она была жива, и для Алешки это было важно. Теперь он ездил к ней, в эту клинику, и видел, что у бабушки есть все самое лучшее, а больше уже никто ничего для нее сделать не может.
Так незаметно подкрался и декабрь, предвестник окончания года. Алешка, увлеченный новым этапом в своей жизни, и не заметил, что год идет к завершению. Он был счастлив опять окунуться в спорт, тренинг лошадей, работу с учениками, которые у него появились на новом месте, и свои спортивные достижения. У него были деньги на соревнования, и Лешка стал ездить по стартам на Вальхензее. Зяму он уже не брал под себя, оставляя его для учеников, которые тоже стали ездить на нем на соревнования, но по небольшим высотам.
Переезжая на эту конюшню, Алешка очень беспокоился о том, что и здесь о нем все будут говорить, обзывать его и отвергнут его, но Гавр, выслушав его опасения, лишь рассмеялся и сказал, что на этой конюшне нет быдла, которое недалеко по своему интеллекту и не может принять новое. На этой конной базе к нетрадиционным отношениям относятся лояльно, считая это вполне естественным явлением, так, как уже давно принято считать в Европе. Леша недоверчиво отнесся к словам Гавра и поэтому первое время держался отстраненно, как будто опять ожидая услышать в свой адрес обидные слова. Но постепенно, знакомясь с коллективом, он стал осознавать, что Гавр был прав. В этом КСК были еще ребята, которые, по Лешиным понятиям, вели себя странно. Эти парни ходили, покачивая бедрами, жеманно улыбались и кривлялись. Оказывается, такое поведение не только не отторгалось, а приветствовалось всеми, и здесь оно называлось "манерным". Для Алешки это было в диковинку, но потом он даже подружился с этими манерными ребятами. Они оказались в целом нормальными парнями и тоже были, как и он, увлечены конным спортом.
Постепенно он влился в коллектив и наконец перестал ощущать себя изгоем или прокаженным, как было на других конюшнях. Здесь даже родители его учеников лояльно относились к его ориентации. Хотя, вот его самого эта ориентация и коробила. Он вообще только здесь узнал это слово и его значение; он всегда считал себя нормальным, обычным, как все, а оказалось, что он другой. Но он смирился с этим и принял перемены, произошедшие в его жизни, еще раз придя к выводу, что он слабак и не в силах противостоять обстоятельствам. Он просто сломался и вот поэтому стал таким. Ему было тяжело и грустно от понимания этого, но сил на борьбу не было, да и смысла в этой борьбе он не видел. Он достаточно боролся, и ни к чему это не привело. Вот так он и жил.
В конце декабря на базе клуба проходили соревнования, посвященые предстоящим новогодним праздникам. Алеша принимал в них участие, он тщательно к ним подготовился на Вальхензее и подготовил двух своих учеников на Зацепе. В день соревнований приехал Гавр. Алешка даже растерялся, увидев его. Гавр сказал, что пойдет на трибуны и не станет ему мешать, а будет оттуда смотреть за происходящим на манеже.