Алеша попытался понять, почему он сейчас с этим незнакомым человеком, но мысли ускользнули, а руки на его теле вдруг заставили его почувствовать, что он тоже хочет… Хочет большего, хочет, чтобы этот мужчина продолжил его целовать. И он сам откликнулся на его поцелуи. Потом он смотрел в окно, на проносящиеся огни ночной Москвы, восторгаясь этим городом и целуясь с этим человеком, который тоже разделял его восторг. И вот на такой волне позитива он очутились в квартире. Алешка опять постарался вспомнить, зачем он здесь, и даже стал спрашивать об этом мужчину, раздевающего его, но потом его мысли переключились на экран телевизора, где танцевали под зажигательную музыку, и он тоже стал танцевать, чувствуя эйфорию. Дальше был секс, которого он хотел, и ему было так классно. Его тело требовало еще и еще, и он уже и сам не помнил, что и как было, только улет от ощущений.
Когда, опять натанцевавшись на ковре перед телевизором, он вернулся в кровать, то увидел там спящего мужчину. Он хотел разбудить его и попытался вспомнить, как того зовут, чтобы позвать по имени. Да вот только никак не мог вспомнить его имя… Алешка оделся, решив, что хочет найти тех, кто сейчас не спит. Ведь он хотел веселиться и он пошел, понимая, что его память постоянно дает отрывочные картинки из этой реальности. Вот он еще в квартире, потом в лифте, дальше на улице… Москва была прекрасна, огни витрин, машины, люди. Лешка любил их всех. Это же был его город, где он родился, и эти люди жили в этом городе, значит, они все друзья. Какая прекрасная мысль, а он и не знал, что у него столько друзей. Прохожие улыбались ему и что-то говорили, он улыбался им в ответ и смеялся, сам уже не помня, над чем, но и это неважно. Он шел, бежал, спешил куда-то, потом смеялся и опять бежал.
Дождик тек по лицу, заливая глаза, а промокшая одежда неприятно липла к телу. Алешка протер глаза рукой и поежился, затем встал со скамейки и огляделся. Это был небольшой сквер, шел дождь, светало… Он попытался вспомнить, зачем он здесь и как вообще сюда попал, но так и не смог, но зато он вспомнил другое… Слова Гавра и чужие руки на себе, а затем в памяти стали всплывать отрывочные воспоминания, от которых его скрутило в рвотном спазме. Отсидевшись после спазмов на мокрой скамейке и окончательно замерзнув под холодными струями дождя, он засунул руку в карман пиджака. Там были деньги, немного, но, наверное, на такси хватит. Только вот куда ехать? От мысли ехать к Гавру его чуть опять не вырвало. Как жалко, что теперь у него нет, как раньше, места, куда он мог бы приехать, его родной конюшни на ипподроме. Но что теперь об этом думать? Тогда Леша вспомнил о своей комнате в коммуналке. Сонный таксист, внимательно оглядев его и оценив хоть помятые и мокрые, но явно недешевые вещи, согласился его довезти. Лешка даже не знал, где он, но таксист сказал, что за эти деньги, которые у него есть, он довезет его в Кунцево.
Хорошо, что было уже утро, и в их коммунальной квартире все проснулись, так как ключей у него не было. Внутрь его пустил уже протрезвевший сосед, собирающийся идти к открытию магазина за опохмелом, а дверь в комнату ему открыла соседка, у которой он оставил запасной ключ.
Оказавшись внутри комнаты, Алешка ощутил, что наконец он там, где чувствует свою безопасность и защищенность от этого мира. Он быстро скинул с себя всю промокшую насквозь одежду и залез под одеяло. Там он, завернувшись в одеяло с головой, лежал, чувствуя, как его бьет озноб от холода снаружи и холода внутри. Заснуть от не мог: воспоминания не давали ни секунды сна, а тело скручивало от спазмов, как будто он разгружал вагоны. Наверное, он бы хотел, чтобы только его тело страдало, и тогда было бы легче. Но боль в душе была сильнее физической, и он закусывал зубами одеяло, чтобы не было слышно его стонов и всхлипов.
Сколько он так лежал, он и не помнил. Когда организм напоминал о себе, он вставал и, закутавшись в одеяло, шел в туалет. Потом возвращался и, свернувшись калачиком на кровати, лежал и сходил с ума от того, что с ним произошло.
Наверное, звонил телефон, или ему это казалось. Он даже не помнил, где сотовый — возможно, под ворохом мокрой одежды. Только теперь его не волновало, кто звонит и зачем. Ему было плохо, очень плохо…
Наступил вечер. Он это видел по сгустившимся сумеркам в комнате, хотя ему и это было все равно. Вдруг открылась дверь, и включился свет. Леша перевел взгляд со стены, куда он все это время смотрел, на того, кто вошел в комнату. Это был Гавр. Алеша безразлично перевел взгляд с Гавра опять на стену. Он ничего не почувствовал при его приходе, в его восприятии мира ничего не поменялось. Гавр что-то говорил, но он не слышал его, все звучащие слова проскальзывали сквозь его сознание, не оставляя отклика в нем.
Гав подошел к кровати и приподнял за плечи так и лежащего с безразличным лицом Лекса. Он заглянул парню в глаза, понимая, что это последствия наркотика. Гавр без особых усилий вытащил его из кровати и посадил, а затем сам стал одевать на него мятые вещи, так и валяющиеся на полу. Было впечатление, что он одевает куклу, которая не сопротивлялась, а просто так смотрела в одну точку. Одев Лекса, он обнял его за талию, чувствуя, что того шатает, и повел из комнаты.
В машине он, сев рядом с ним на заднее сиденье, прижал к себе, ощущая, как того трясет. Приехав домой, он так же, обнимая за талию, довел Лешку до лифта, а потом и до их квартиры. Там, заведя его в ванную комнату, опять сам его раздел и посадил в ванну, наполнив ее теплой водой. Вроде парню полегчало: Гавр заметил, что того стало меньше трясти. После ванной он уложил его в кровать, и к этому моменту приехал его знакомый врач, который уже знал, в чем проблема. Доктор ввел лекарство в вену парню, лежащему с отрешенным лицом, и поставил капельницу. Написав Гавру рецепт и объяснив, что дальше делать, доктор уехал.
Вскоре Алешка провалился в сон, а Гавр так и продолжал сидеть рядом с ним, смотря на его лицо и позволяя себе чувствовать то, что с ним сейчас происходило. Хотя он опять врал себе. С ним это началось раньше — то, чего он никак не ожидал от себя. Как только машина с Лексом скрылась за поворотом, а он, изобразив на лице непринужденную улыбку, сказал своему водителю ехать в клуб, он почувствовал, что внутри все переворачивается. Такой бездны крушения своего мира он не ожидал познать, и то, что с ним потом творилось всю ночь, он не мог себе объяснить. Хотя эту ночь он глушил алкоголем, потом курил траву. Трахал кого-то в мужском туалете. Но его ад был внутри него, и ничто не могло дать ему освобождения. Он думал о "нем". Каждую секунду он думал о Лексе, и ничто не могло заглушить его мысли. И когда сознание рисовало в его голове то, что сейчас делает Лекс — вернее то, что делает с Лексом этот нужный ему человек из мира политики и бизнеса — Гавр хотел выть от боли и бессилия. А потом он провалился в беспамятство. Алкоголь, наркотики и выматывающий секс помогли ему дойти до стадии, когда он перестал существовать.
Обнаружил он себя только утром в своей постели, лежащим в одежде. Оказалось, его водитель дотащил его бесчувственное тело в квартиру и положил на кровать. Но как только сознание Гавра вернулось, он скрутился от боли внутри себя, и это было продолжением его ада.
Придя в более-менее нормальное состояние к часу дня, он стал звонить Лексу, потом этому политику. Телефон Лекса не отвечал, и это сводило Гавра с ума, а политик с восторгом расписывал подробности его ночных утех, и это убивало Гавра.
Где искать Лекса, он не знал. Он позвонил в Конный клуб Эдуарду Александровичу, но тот сказал, что Лешка не приезжал сегодня. Тогда Гавр стал судорожно вспоминать места, где можно найти Лекса, и наконец вспомнил о его комнате в коммуналке. Он поехал туда, и удача улыбнулась ему, он его нашел. Там, видя, в каком состоянии парень после таблетки дури, которую он же сам ему дал, Гавр взял себя в руки и стал действовать. Не думать, не чувствовать и не давать себе осознать, что он натворил. Он просто делал то, что было нужно. Его личный врач не отказал ему в приезде домой и вывел остатки наркотика из крови Лекса с помощью лекарств и капельницы.
Все, что нужно было сделать, Гавр сделал для парня, а теперь сидел рядом с ним и смотрел на его лицо. Когда Лекс спал, его лицо было совсем детским, таким наивным, открытым.
Гавр отвернулся и протер глаза, чувствуя, что за влагой в них пространство комнаты стало расплываться. Впервые в жизни он не знал, как ему жить, как убрать этот ад внутри себя. Ведь он все делает правильно. Этот парень — он никто, это лишь способ сделать больно Назару. Так почему тогда он сам чувствует эту боль? Что пошло не так в его таком простом и так легко осуществимом плане мести? Что? Где он совершил ошибку, в чем ошибся? Гавр не понимал. У него были вопросы, ответы на которые он не находил. И была боль внутри него, которую он не мог заглушить ничем.