— Я не понимаю тебя…

— Неудивительно, — Гавр презрительно улыбнулся, — но есть и другая грань жизни, это жизнь человека, живущего в мире эмоций. Мир эмоций — это мир чувств. Чувства могут быть разными, не всегда радостными. Но любые чувства, любые эмоции дают нам вкус жизни, дают нам возможность очнуться от утопания в безликом сером тумане однообразных дней. От эмоций мы оживаем, туман рассеивается, и мы начинаем видеть мир вокруг нас. И неважно, видим мы боль, страдания, радость или любовь — все это дает нам возможность понять, что мы живы. И чем сильнее эмоция, тем ярче мы ощущаем вкус жизни. Вкус жизни… Вкус эмоций… — затянувшись сигаретой и смотря, как легкий дымок растворяется в пространстве комнаты, Гавр, уйдя в свои мысли, продолжил: — Открою тебе секрет: обычные люди нашли выход, как добавлять в свою жизнь эмоции — они читают книги, смотрят телевизор, и их жизнь наполняется эмоциями увиденного. И они думают, что их жизнь полноценна и ярка, но они ошибаются. Они не видят разницу между настоящими и подделкой. Нужно понимать разницу между эмоцией, возникшей в тебе от происходящего с тобой, и эмоцией, которую получает твой мозг от информации туда поступающей, а ты в этот момент, твое тело, твое "я", отстранены от происходящего. Эмоции, соединенные с твоим телом — это невероятное ощущение — это жизнь, настоящая жизнь…

— Гавр, ты болен… ты ненормален. То, что ты говоришь, неправильно. Ты готов рушить мою жизнь ради остроты собственных ощущений. Тебе нравится издеваться надо мной и получать взамен эти эмоции, о которых ты говорил. Ты больной…

— Заткнись. Я знал, что с тобой бесполезно о чем-либо говорить. Твой интеллект, как, впрочем, у всех, кто меня окружает, так слабо развит, что не может понять философию устройства мира.

Алешка резко встал и, не обращая внимания на боль в спине, подойдя к Гавру, склонился над ним, смотря ему в глаза.

— За что ты мне мстишь? Скажи. Я хочу знать это. За что?

Гавр грубо оттолкнул его и, пошатываясь, встал с кресла, направляясь к кровати.

— Когда-нибудь узнаешь…

Подойдя к кровати, он упал на нее, даже не раздеваясь, и стал проваливаться в сон. Алеша видел, что говорить сейчас о чем-либо с Гавром уже бесполезно. Он затушил его сигарету, открыл окно, чтобы проветрить комнату, и стал раздевать Гавра, чтобы потом укрыть его одеялом.

* * *

Рано утром, тихо встав и быстро одевшись, Алешка, видя, что Гавр спит, выскользнул из квартиры. Спина неприятно ныла и напоминала о вчерашнем. Хорошо, что обезболивающие и противовоспалительные таблетки у него теперь были всегда, и вчера, приняв их, он блокировал воспаление грыжи, да и сегодня выпил еще парочку на всякий случай.

Водитель его ждал внизу, о таком раннем перемещении на конюшню они договорились заранее. Водитель поздоровался и протянул Лешке конверт.

— Гавриил Владимирович вчера отдал. Сказал, чтобы я тебе сегодня передал.

Лешка взял заклеенный, достаточно пухлый конверт и открыл его. Внутри были деньги и записка, написанная почерком Гавра: "Хорошего отдыха. Я приеду двадцать восьмого поболеть за тебя. Гавр". Если бы у Алешки в душе еще оставались хоть какие-то эмоции, о которых вчера вещал Гавр, наверное, он бы сейчас смеялся или плакал. Но в душе у него давно все умерло, поэтому он скомкал записку, решив, что потом ее выкинет, а деньги убрал в карман ветровки.

В машине из магнитолы снова звучала песня, которая уже не вызывала в нем ничего, он просто сидел и слушал ее.

Я куплю тебе новую жизнь.

Отрекись от любви, отрекись.

Я куплю тебе новую жизнь.

Откажись от него, откажись.*


Примечания:

* "Я куплю тебе новую жизнь, отрекись от любви, отрекись, я куплю тебе новую жизнь"

Автор: Белый Орел

ГЛАВА 19

Приехав в Конный Клуб, Леша сразу увидел коневоз, уже ожидающий их погрузки. Это был хороший, новый, настоящий импортный коневоз, о котором мог мечтать любой спортсмен. Это не то, что раньше, когда лошадей возили в переделанных газелях и ЗИЛах. Алешка увидел огромный автобус с открытым трапом для захода лошадей. Заглянув внутрь, он увидел, что коневоз был рассчитан на шесть голов лошадей, судя по количеству отсеков в нем. В коневозе был специальный отсек под амуницию, с кронштейнами для седел и крючками для уздечек. И еще внутри этого огромного коневоза, похожего на автобус, была комната для людей. Заглянув в нее, Лешка даже растерялся. Там, внутри, в небольшом помещении было все: столик по центру, вокруг него мягкие диваны, сбоку — небольшая мини-кухня с навесными шкафчиками, плита, микроволновка, маленький холодильник, раковина и кондиционер, а открыв небольшую дверь, он увидел кабинку душа и туалет. Такого Лешка отродясь не видел, а ведь это все так здорово придумано, когда спортсмен может приехать на соревнования и жить как человек, а не ютиться непонятно где. То, что диваны раскладываются, превращаясь в широкую кровать, он сразу понял. Лешка удивленно разглядывал красоту вокруг себя, заглядывая в шкафчики и находя в них посуду, даже в баре лежала бутылка вина. А открыв кран в раковине, он видел, что из него пошла вода.

Снаружи послышались голоса. Алешка уже хотел выйти, но, услышав разговор, застыл на месте:

— Где пидор-то твой? Что, опаздывает?

— Пидор он и есть пидор, вот и опаздывает поэтому.

Алешка узнал голос своего тренера. Он выдохнул, потом вдохнул и вышел из коневоза. Там стояли Эдуард Александрович и водитель коневоза. Они обернулись на звук шагов.

— Пойду, мотор проверю, — сказав это, водитель пошел к капоту машины.

Алеша подошел ближе к тренеру.

— Зачем вы тренируете меня, если считаете таким?

— Гавриил Владимирович мне платит, вот и тренирую.

В голосе тренера Алешка не чувствовал ни неловкости, ни раскаяния. Тренер просто ответил на его вопрос. Наверное, Леша хотел бы услышать другое. Он хотел услышать, что его тренируют потому, что у него есть талант, способности. Ведь именно поэтому его и тренировал Петрович. Но он услышал, что с ним занимаются только из-за денег. Леша опять не почувствовал внутри себя ничего, просто он спросил и получил ответ. Боли не было, только разочарование…

— Ты собираться-то будешь? — услышал он голос тренера. — С тобой в коневозе Казик едет со своим конем и Болотов Костя, у него три головы. Итого, с твоими двумя, как раз шесть голов с базы едут на эти старты. В комнату, думаю, все поместитесь, с вами еще ваши коноводы едут. Так что шесть человек, но, вроде, особо толстых нет, да и ехать недалеко, всего сто двадцать от МКАДа. Правда, Ленинградка, там пробки сейчас — лето, дачники прут.

Лешка кивнул и пошел к конюшне собираться. Он не знал, что на эти соревнования поедет Казик и тем более в коневозке вместе с ним. Хотя это ему уже было все равно. Он не обижался на Казика, ведь Гавр сам захотел быть с ним. Так что сердиться на Казика за то, что тот изредка продолжал спать с Гавром, было глупо.

В коневозку сначала загрузили вещи, свои и амуницию коней, и только потом перешли к погрузке лошадей. К этому моменту у коневозки был Казик со своим коноводом и Костя Болотов, тоже с коноводом. Посовещавшись между собой, решили, что в самое начало коневоза нужно поставить две Костиных кобылы, потом его мерина, затем мерина Казика, потом Лешкиного Борю и только в конце заводить Вальхензея, так как его жеребцовский норов знали здесь все.

Обсудив это, все приступили к погрузке. Рита, коновод Болтова, привела его первую лошадь. Кобылу звали Небылица, она, в отличие от всех остальных лошадей, была не привозная, а рожденная где-то под Рязанью. Небылица, подойдя к трапу, остановилась и попятилась назад. И все поняли, что легко не будет. Костя вздохнул и, забрав у коновода чомбур, сам попытался завести внутрь коневоза свою лошадь. Когда через пятнадцать минут его мучений Леша и Казик предложили ему помощь, он лишь отмахнулся, сказав, что это она всегда так себя ведет и нужно просто ее "уговорить". Вот он и уговаривал. Что он только не делал — водил ее кругами, стараясь сбить с ориентира, но как только Небылица видела перед своими ногами трап машины, она моментально ориентировалась, где она и куда не нужно идти. Костя и разговаривал с ней, и уговаривал. Кормил сахаром, морковкой, гладил по шейке. Но Небылица вела себя как настоящая женщина: она капризничала, изображала испуг при виде машины, показывала свое равнодушие к Костиным речам и намертво заняла позицию, что она не хочет никуда ехать, ее и здесь неплохо кормят. Через тридцать минут Небылица просто зашла в коневоз. Как и все женщины, она была непостоянна в своих решениях.