— Вот сука, — ругнулся Казик.

— Эта что, ты настоящих сук не видел, — стирая пот со лба, сказал Костя, — Ритусь, Вирджинию веди.

Вскоре они увидели Вирджинию, которая с достоинством истинной леди неспешно шла рядом с коноводом, а при виде коневозки резко развернулась и пошла обратно в сторону конюшни. При этом коновод, которая пыталась ее удержать, сейчас буквально волочилась за ней по асфальту, удерживая в руках чомбур. Костя быстро добежал до них и перехватил чомбур.

— Пойдем со мной, детка, не бойся, — сказал он, ведя свою лошадь к трапу коневоза.

И все началось по новой: хождение кругами, уговоры равнодушной к комплиментам Вирджинии, но когда на горизонте показалась Рита с метлой в руках, Вирджиния аж в "лице" переменилась. Она покосилась в сторону приближающейся метелки и позволила Косте завести себя в коневоз. На погрузку Вирджинии они потеряли еще полчаса, если не больше.

Следующим был Костин мерин Донателло. Он так же, как и Вирджиния, был Бельгийской теплокровный по породе. Донателло спокойно шел до середины трапа, а потом просто остановился и замер, как будто врос в трап.

— Ребят, помощь нужна, — Костя обернулся к Лешке и Казику, — корду берите, этого затягивать внутрь нужно, сам он не пойдет.

Рита протянула корду, которую, поддев под хвост коню с двух сторон, взяли Леша и Казик и потянули ее на себя. Давление корды сзади, по идее, способствовало передвижению лошади вперед. Только вот это по идее, а в жизни Донателло так и стоял, даже не шелохнувшись, так как физические усилия двух ребят он и не ощущал. Лешка с Казиком старались изо всех сил, тянули корду на себя, а Костя тянул коня за чомбур. Сзади Рита стала похлопывать Донателло по крупу веником, но мерин не сдавался. Он так и стоял, не уступив ни миллиметра в этой неравной борьбе. Наконец, все это достало Риту и она в сердцах с размаху шлепнула веником коня по крупу. Донателло пулей внесся в коневоз, столкнув с борта Казика и Лешку и чуть ли не затоптав Костю, который еле успел прижаться к борту.

— Все живы? — услышал Леша голос Кости из-под брюха коня.

— Да, а ты там как?

— Нормально, сейчас привяжу своего и выйду. Казик, ты веди своего, а то уже второй час коней грузим, так мы до вечера не уедем.

Когда Казик привел своего коня, Леша и Костя переглянулись, понимая, что точно до вечера не уедут. Конь Казика сразу показал, что он грузиться не будет. И это он стал показывать в очень агрессивной манере, пытаясь вырваться, а когда на помощь Казику хотела прийти его коновод, конь стал поворачиваться к ней задом и отбивать ногами. Так что подойти к нему было нереально, поэтому все вооружились — кто метлой, кто лопатой, а кто длинным бичом. Все это хоть и выглядело угрожающе, однако достать коня этим было нереально, только помахать в воздухе для острастки. В течение часа Костя с Лешей и девчонки коноводы: Рита, Катя, Нина бегали вокруг Казика с конем, отрезая тому пути к отступлению и пытаясь загнать коня в коневоз. Все это действо сопровождалось таким матом из уст девчонок, что уши у Алешки не то что "завяли", а "отсохли" от услышанного. Таких вариаций он и не знал, а уж с какими эмоциями все это произносилось, могли позавидовать театральные актеры.

На втором часу конь Казика, которого звали Голден Фаер, сдался и зашел в коневоз.

Все ребята обессилено опустились на трап коневоза и закурили. Хоть Лешка и не курил, но он сидел со всеми, так как после такой погрузки нужно было передохнуть.

— Что сидим? Давай веди своих, — Костя, затягиваясь сигаретой, обернулся к Леше.

— Я сейчас Борю приведу, — сказав это, Катя побежала в сторону конюшни.

Погрузка Бори тоже превратилась в выматывающее занятие. Опять все бегали вокруг коня с бичами, вениками и лопатами. Алешка пытался завести его в коневоз, но конь постоянно менял траекторию и уходи с трапа в бок. Наконец, Алешка решил попробовать еще один известный ему способ погрузки лошадей: сняв с себя ветровку, он накинул ее на морду коня и закрыл ему обзор. Конь замер, перестав видеть. Леша потянул его на себя, тихо с ним разговаривая, и Боря пошел. Все замерли, даже боясь дышать, пока Боря доверчиво шел за Лешкой по трапу. Внутри коневоза Алеша быстро привязал коня к специальному кольцу за чомбур, а Костя закрыл перегородку, тем самым отрезав все пути отступления. Затем Леша снял с глаз Бориса ветровку. Конь, поняв, где он, попытался дернуться, но чомбур фиксировал его попытки, тогда Боря стал бить задними ногами в борт машины. На грохот прибежал водитель коневоза, который все это время дремал за рулем.

— Платить будешь, если он мне сейчас коневоз разнесет, — закричал водитель, смотря на буйство коня.

— Да все нормально с твоей машиной будет, — Костя успокаивающе похлопал водителя по плечу, — смотри, уже подзатих немного.

И вправду конь перестал дергаться и бить ногами. Алешка выдохнул и немного расслабился. Интересно, как этого Бориса там, в Германии, в коневоз грузили? Ведь знали же, что такого коня нереально погрузить, поэтому и продали. Там принято каждую неделю на соревнования ездить. Кому там такой конь нужен, когда на него больше часа времени на погрузку тратится, да еще столько нервов.

— Я за Валюшей пошла.

Катя прервала Лешкины размышления, и он опять присел на трап, дожидаясь, когда она придет с Вальхензеем.

Своего Валюшу Леша за эти годы уже хорошо узнал, и все его понты и попытки сбежать на него не действовали. Катя тоже знала особенности поведения этого жеребца и поэтому сразу вела его на длинной корде, так как он постоянно хотел вырваться и сбежать. Хорошо, что это ему не удавалось, а то ловить коня по всей территории Клуба было бы утомительным занятием.

Вальхензее при виде коневозки как всегда повыделывался, но, учуяв запах кобылы, сразу переменился и рванул вперед, буквально затягивая Лешку за собой. Тот еле успевал за ним. Уже внутри Алешка быстро привязал Валюшу за специальное кольцо и зафиксировал перегородкой.

Затем Казик с Костей еще раз доложили сено в кормушки перед мордами всех лошадей, чтобы они в дороге не скучали, а жевали сено. Вальхензее презрительно отвернулся от сена и стал косить глазом на кобыл вдали коневозки, а те, как истинные леди, не замечали его. Это злило Вальхензея, и он пытался свечить и порвать чомбур, но не мог.

Водитель быстро закрыл борт машины и залез в кабину.

Ребята, не успев докурить, побросали сигареты и зашли в комнату для сопровождения в коневозе. Они знали, что как только машина тронется, лошади сразу перестанут дурить: им уже не до этого будет, нужно сохранять баланс. Вот поэтому все спешили поехать, пока кони, вроде, присмирели.

Разместившись на мягких удобных диванах вокруг стола и наблюдая в окно, как они выехали с базы, все наконец расслабились.

— Не прошло и года, — изрекла Катя, смотря на часы и понимая, сколько времени они потратили на погрузку лошадей — аж пять с лишним часов.

— Бывает и хуже, — изрекла Рита, — можно и до ночи было грузить. У меня такое было, когда я коноводила в другом месте.

— Ладно, а теперь о главном. — Костя обвел всех взглядом. — Бухла нужно закупить.

И все разом оживились и заговорили, как дети, наконец вырвавшиеся из-под опеки родителей. Их тренеры должны были приехать туда только на два дня стартов, а все это время они были предоставлены сами себе.

— Шеф, тормозни у приличного магазина, — Казик заглянул в окошко, в кабину водителя.

Минут через двадцать машина остановилась у магазина.

— По сколько скидываемся? — Казик посмотрел на ребят.

— Давай сначала купим, а потом подели на троих, — предложил Костя.

— Мы тоже скинемся, — Нина обвела взглядом Катю и Риту, которые кивнули в подтверждение ее слов.

— Да ладно, девчонки, мы угощаем. Правда, ребят? — Костя посмотрел на Казика и Лешку, которые кивнули в знак согласия.

— Тогда бухла берите побольше, — деловито сказала Рита, — я в том году там уже была, до ближайшего ларька пока дойдешь — протрезвеешь. И вообще: там за день наши все выпили и потом за тридцать километров ездили за догоном.

— Ритусь, ты же знаешь: сколько водки ни бери, а второй раз все равно за ней бегать.

— И жратвы купите, — напомнила Нина. — А то развезет вас, а вам прыгать, а нам, девчонкам, потом от тренера попадет, что спортсмены в говно.

— Нинон, не надо грязи. Когда это мы в говно были? — Казик изобразил на лице недоумение. — Обычно мы бываем в легком подпитии.