— Солдат всегда должен быть готов принять смерть.
— Но не лезть на рожон, — возразил его друг.
— Я слыхал, что в двух милях от нас, у выхода из ущелья, есть деревня, если можно так назвать это дикарское поселение. Там мы переночуем, а потом сожжем ее, выгоним всех ее обитателей. Пусть гуляют по горным склонам.
— Ты мудр, как никогда раньше, мой Ричард. В голосе Жиля Ричард уловил насмешку.
— Во всяком случае, у нас будут стены, защищающие нас от стрел, и потолок от дождя или мокрого снега. Я пекусь о своих воинах. А что заботит тебя. Жиль?
— Ничего, кроме отсутствия припасов. Я знаю, что сэр Томас следует за нами с обозом, но дойдет ли он до цели? Может, он накормит уэльсцев, а сам лишится головы?
— Придержи свой язык, Жиль!
Через четверть часа, как и предсказывал Ричард Кент, ущелье расширилось, и войско вошло в деревню.
Тусклые костры горели перед хижинами, но не было запаха жарящейся на них пищи. Дымные струйки уносились в мрачное свинцовое небо. Не было и бегающих между хижинами детишек, и даже собак, лающих на пришельцев.
Молчание могло свести с ума любого, кто бы вступил в эту деревню.
У Ричарда мурашки пробежали по телу. Он был человек суеверный, но все же он был воин и верный слуга короля Эдуарда.
Он резко осадил Саладина — коня арабских кровей, доставшегося ему еще жеребенком из Святой земли, а теперь возмужавшего, облаченного в такие доспехи, что ни одна вражья стрела, ни одно копье не грозили ему, а сам конь был грозной таранной машиной и вместе с восседающим на нем рыцарем был неуязвим.
Ричард обнажил меч. Не так быстро, как это обычно делал, завидев противника. Но жест его был понят. Воины последовали примеру своего прославленного командира. Сталь грозно блеснула в отсвете затухающих костров.
Еще шаг, и они вступят в деревню — тесное пространство, отвоеванное у грозного леса, окружающего его со всех сторон. Ветра не было. Лес сохранял угрюмое молчание, ничто живое не шевелилось в его темном нутре.
Но тревожный сигнал, словно звуки боевой трубы, сверлил его мозг.
«Они там, проклятые уэльсцы!»
Ричард чувствовал на себе их взгляды.
Да, он не ошибся. Одна черная тень в лесу чуть изменила очертания.
— Построиться, — тихо скомандовал он.
Его люди мгновенно выстроились в боевой порядок — рыцари впереди, пешие воины за ними, закрывшись щитами.
Отряд превратился в крепость, которую надо было брать штурмом.
Сквозь узкие прорези забрала глаза Ричарда обследовали лесную чащу. Кто там скрывается? Вооруженные воины или несчастные беженцы, или просто оголодавший по весне зверь?
А если это воины, то сколько их? У кого сил больше?
Хорошо, что встретился с угрозой при свете дня, а не ночью, когда вылазки уэльсцев наиболее опасны.
— Жиль! — позвал он едва слышно, не поворачивая головы.
— Я здесь, Ричард, — услышал он ответный шепот.
— Громко прокричи, чтобы они выходили. Объяви, что мы никого не тронем, если они просто мирные жители. В случае сопротивления мы убьем всех до единого, а деревню уничтожим.
Жиль тотчас начал громогласно переводить приказ Ричарда на певучий уэльский язык.
Долгое молчание последовало за его речью. Затем целая стая воробьев вдруг вспорхнула неизвестно откуда, прошумела крыльями над головой Ричарда и исчезла. Его воины дрогнули, мечи и копья вскинулись, словно отражая нападение неведомой силы.
Ричард мрачно усмехнулся, когда все-таки узрел наконец не привидение, а живое существо, появившееся из зарослей.
Это была костлявая седая женщина, едва волочившая ноги по сухой, вымерзшей за зиму траве. Она остановилась за дюжину ярдов от морды его грозного коня.
— Что тебе надо от нас? — выкрикнула она ему прямо в лицо, спрятанное под забралом, но ее гнев опалил Ричарда.
Женщина говорила не по-уэльски, а на франко-нормандском диалекте. Ричард был удивлен. Впрочем, от этого народа всегда надо ждать сюрпризов.
— Ничего мне не надо, кроме того, чтобы твои соотечественники вышли из засады. Даю слово, что никому не причиню вреда, если они сдадутся.
— Твое слово?!
Он уловил величайшее презрение в ее тоне.
— Я Ричард Кент, рыцарь вашего сюзерена Эдуарда, короля Англии. — Злость охватила его. — Мое слово честнее вашего. И у меня есть для вас монеты. На покупку еды… но не стрел и ножей…
— Стрел и ножей у нас достаточно. А еды нас лишил твой король Эдуард. Он никогда не будет править Уэльсом. После гибели Луэллина мы ждем пришествия на трон нового короля.
Тут старуха оскалила зубы в усмешке.
— Поищи где-нибудь среди наследников убитого тобой Олдуина из Таиви. Там ты встретишь того, кто имеет право на корону Уэльса.
Ричард сдержал гнев и не позволил себе поддаться порыву — направить на старуху окованного железом коня и раздавить ее, как мерзкого червяка.
Молнией ударила в его мозг мысль, которую он не единожды раньше отгонял прочь. Эдуард сказал ему, что женщины из семьи покойного лорда Олдуина сбежали во Францию. А если короля обманули? Если кто-то из них здесь, в Уэльсе?
— Твои слова, старая дура, пахнут государственной изменой! — вскричал он. — Ты хоть думаешь, о чем говоришь? Тебе вырвут язык…
— Всех языков ты не вырвешь, рыцарь из Кента, — ответила старуха с достоинством, — а я стара и не дорожу жизнью. Никто не заставит меня признать палача Эдуарда нашим королем.
Она вновь устремила взгляд в прорезь его шлема. И произнесла с такой ненавистью, с таким отвращением, как будто разговаривала не с человеком, а с омерзительным насекомым:
— Ты можешь, рыцарь, напитать свою утробу супом из воды, сваренным на траве. Мы оставили вам свой обед. Примите наше гостеприимство. Извините, но зима была суровой.
Вид старухи подтвердил ее слова. Кожа да кости! И незачем подвергать ее пыткам. Жизнь в последнюю зиму уже была для нее пыткой.
— Я дам вам окорока и хлеба, — сказал Ричард, вспомнив, что в заплечных сумках его солдат хранится неприкосновенный запас.
Старуха посмотрела на него с недоверием, потом, вдруг решившись на отчаянный поступок, сделала едва заметный жест.
Лес ожил. Из его черной глубины вдруг явились женщины, дети и ковыляющие старики. Все они устремились к кострам и тянули к огню свои промерзшие руки, а мальчики ложились животом наземь и раздували тлеющие угли.
Отряд Ричарда замер в недоумении. Его ощетинившаяся копьями и мечами оборона вот-вот готова была распасться.
По приказу Ричарда вдоль по колонне передавались мешочки с фасолью и с ломтями солонины — то, что воины держали при себе на крайний случай.
Жители деревни жадно тянули руки за неожиданной подачкой.
Ричард заметил, что некоторые из них были все-таки достаточно сильны, чтобы в нужный момент натянуть тетиву лука и послать стрелу…
Внезапно воинственный клич Луэллинов потряс горы и отозвался многоголосым эхом.
Ричард резко натянул поводья, поднял тяжелого своего коня на дыбы и закрутил в воздухе мечом, ожидая атаки. Он прикрылся щитом, уверенный, что вот-вот из-за деревьев выскочат уэльские воины и в него полетят стрелы. Но ничего подобного не произошло.
Только одна облаченная в жуткое тряпье женщина распласталась на земле под копытами кона какого-то из его рыцарей, крайне смущенного этим недоразумением.
Сжимая перчаткой рукоять обнаженного меча, Ричард устремился к месту происшествия. Его юный оруженосец Симон поскакал вслед за ним, держась слева от господина, по обычаю прикрывая ту сторону его тела, где находилось сердце.
Женщина лежала в расползающейся все шире луже крови.
Воин спешился. Его окровавленный меч был опущен. Рука дрожала.
— Бог мой! Что это такое?
Он опустился на одно колено.
— О мой… господин! Я не разглядел… я не понял… Она выскочила прямо на меня из чащи, и еще… этот жуткий клич. Клянусь… я подумал, что мы угодили в засаду. Клянусь… я не хотел, милорд!
Опустив меч в ножны, Ричард сошел с коня. Он не имел повода в чем-либо упрекнуть Джона Пикара. Он и сам подумал то же, что и его соратник.
Кинув поводья в протянутую руку Симона, он склонился над распростертым телом. Но никакой помощи несчастной женщине уже не требовалось.
Мальчишка лет шести-семи протолкался сквозь собравшуюся вокруг толпу и уставился на мертвую женщину. Его личико, искаженное горем и яростью, не оставляло сомнения, кем ему приходилась убитая женщина.