Элла Джеймс - Гензель

Я выбегаю из ванной и влетаю в спальню.

— Эй?

Я осматриваюсь вокруг. Тишина.

Большими шагами я направляюсь в гостиную, осматриваясь вокруг.

— Ты здесь?

Я возвращаюсь в ванную, заглядываю в уборную, потом в кухню и бросаюсь к стулу, втиснутому под стол, где она оставила свою сумку. Я вытаскиваю одежду и ощущаю ее фруктовый запах. Одежда здесь, но я не вижу маску. Повернувшись, открываю верхний левый шкафчик самый близкий ко мне. Внутри вмонтирован монитор безопасности. Я включаю его и торопливо щелкаю на просмотр камеры, мое тело напрягается каждый раз, когда я вижу одинокую женщину.

— Будь здесь, будь здесь, — шепчу я.

Я облажался, теперь я понимаю это так отчетливо.

Это было не так, как с другими, она слишком сильно напомнила мне Леа. В нашу первую встречу совпадений чертовски много. Ее доброта обжигает, но не в этом дело. Я не нуждаюсь в ней для получения удовольствия. Мне нужна саба для боли, так что она была идеальной.

Я глубоко вздыхаю, когда замечаю ее быстро спускающейся в четвертый холл.

Не подвергаю сомнению, откуда я знаю, что это именно она, взмахи ее рук, ширина ее шагов, все признаки взывают к моему инстинкту.

Лихорадочно осмотревшись в комнате в поисках брюк, нахожу пару кожаных, брошенных на вешалку. Как правило, я ношу их только на сцене. Рывком хватаю их и выхожу за дверь.

Мой личный холл пуст, так что я стремглав бегу через него. Устремившись в шестой холл, параллельный моему, я перемещаюсь как молния.

Я должен поймать ее. Широкими шагами прохожу два поворота, один из которых через частное, сквозное помещение только для персонала.

Моя грудь сдавлена волнением, к моменту, когда я достигаю четвертого холла. Я едва могу дышать, когда думаю обо всех возможных способах, которыми могу наказать эту девушку.

Леа.

Я назову ее Леа, как только верну и раздвину ее ноги.

Леа.

Она моя.

Я хочу ее, нуждаюсь в ней, планирую удержать ее.

Наконец, через мгновение я оказываюсь позади нее. Ее светлые волосы развеваются, как плащ супергероя. Размах ее рук. Боже, эти руки.

Леа.

Леа.

Я набираю в легкие воздух, собираясь крикнуть, но она, как будто бы чувствуя меня, в этот момент начинает бежать. Стремглав пробегает через дверь в конце холла, словно хочет поскорей выйти отсюда.

Я наблюдаю, как она поднимает руку к затылку и стягивает на ходу маску. Я вижу, как она бросает ее, когда толкает тяжелую металлическую дверь. Треск. Она распахивается, а я бегу за ней.

Она спускается по лестнице к задней стоянке.

Я кричу, но нас разделяет дверь.

Ускорившись, я выбегаю через несколько мгновений после нее: с голым торсом, с дикими глазами, протянув вперед руки, на случай, если найду ее неподвижно стоящей в верхней части лестницы.

Весь мой мир замер в этот момент.

Когда я замечаю ее, она передвигается по стоянке уже без маски, с рукой, прижатой к щеке.

Я понимаю, что она плачет.

Мои глаза отказываются смотреть на это. Мои ноги словно врастают в землю. Я не в состоянии слышать ее рыдания.

Мне хорошо знаком этот звук. Я мог не узнать ее тело, но я знаю звук ее слез.

Леа.

Мысленно я кричу. Немой крик отдается эхом в моей голове.

Губы шепчут:

— Леа, Леа.

Я хватаюсь за перила. Сжимаю их с силой, когда мои ноги немеют и отказывают удерживать мой вес.

Это Леа идет к ряду автомобилей.

Леа уходит.

Она плачет.

Она, мать вашу, здесь!

Это чудо.

Трагедия.

Фантазия: сломаться или вернуться к жизни?

Я оседаю на землю и зажимаю ладонью рот, прежде чем возвращаюсь туда, где я больной и возбужденный лежу на деревянном полу в свете факела.

Я нажимаю «отбой», кладу телефонную трубку и удобнее устраиваюсь в кресле, стоящем на балконе, вытянув ноги. Прошло четыре дня с момента, как Лана вышла замуж, три дня, как моя семья улетела домой, а я все еще нахожусь в MGM Grand Casino.

Наконец-то я сделала это. Заказала билеты на завтрашний рейс. В три тридцать я вылечу в Атланту, вернувшись к своей прежней привычной жизни.

Я глубоко вздыхаю. Подтянув ноги к груди, обхватываю их руками.

Я хочу ощущать себя, как раньше: умиротворенно и спокойно, но с вечера понедельника все изменилось…

Трудно осознать, что произошло на самом деле; иногда у меня появляется пугающее ощущение, что я грежу наяву. Я нашла Гензеля. Это само по себе является чем-то нереальным. Я встретила его не на улице в форме полицейского, столкнулась с ним не на высотной лестнице пожарной машины, когда он спасал бы меня, встретила его не за столом для игры в блек-джек, увидела его не за рулем спортивной машины. Я нашла моего Гензеля в Лас-Вегасе, в секс-клубе, владельцем которого он является.

Парень, которого я знала десять лет назад, был готовым отдавать себя бесконечно и жертвовать безвозмездно, был забавным, терпеливым и добрым. Он заботился обо мне. Поэтому я пока еще не могу толком принять того, что он владеет клубом, где зрители платят за наслаждением зрелищем, как занимаются сексом на сцене.

Да, я, безусловно, понимаю, что это все происходит с добровольного согласия, как у зрителей, так и у участников шоу, это их выбор, которым они в полной мере наслаждаются, но все равно это странно. Это все выглядит неправильно, как ошибочный сценарий. Гензель — мой герой. А герои не должны находиться в секс-клубах. Они просто, мать твою, не должны.

Герои должны быть дома с любящей женой и детьми, или как там, в американской мечте: с собакой или на рыбалке, а может, читать хорошую книгу, или готовить что-то на гриле, на заднем дворе. Я не хочу сказать, что наряду с этим он не может любить жесткий секс. Я ничего не имею против жесткого секса. Это вообще, черт возьми, не моя проблема.

Вообще, моя проблема, мое дело — это оформление интерьера. Что за на хрен? Я не могу понять, что, черта возьми, происходит со мной?

Проблема в том самом кастинге для поиска саб.

Моя проблема в том, что когда я переступила допустимую им черту, он указал мне на дверь. Я ранила его чувства, и когда отступила от допустимого им сценария, когда дала ему почувствовать, что он может отпустить контроль, вести себя нормально, он не смог справиться с этим.

Почему не смог?

Я не уверена, что смогу найти ответ на этот вопрос. Маленькая трусливая часть меня, страстно желает забыть, что я видела его. Глупо, конечно. Я ощущала его прикосновения, его руки на мне. Его рот на мне. Я слышала его смех. Я была там с Гензелем, после десяти долгих лет разлуки, не желая ничего больше в жизни, как его, как быть с ним. Как я могу это забыть? Как я вообще могу хотеть забыть это?!

Я… Черт. Я не знаю ответа на этот вопрос. Могу ли я сказать, что люблю его? Или это бред? На протяжении всех десяти лет я чувствовала это, плюс этот долбаный опыт в понедельник после обеда, и я все еще… Я хочу его, хочу, как его тело, так и душу.

Я тянусь к столу и беру клубнику в шоколаде, кладу ее в рот. Съедаю еще пару штук, пока наблюдаю, как закат мягко накрывает Лас-Вегас, как подкрадывается между зданий и билбордов темнота.

Я сидела здесь почти весь день и всю ночь с того вечера, как покинула Лес в понедельник. Находясь здесь, я пытаюсь уговорить себя закрыть дверь, ведущую в прошлое.

Прекратить поиски и лететь домой.

Он не знает, что это была я, а если бы знал? У меня нет причины думать, что ему было бы небезразлично. У меня есть все основания полагать, что он бы вообще не захотел меня видеть. Ну, а если бы мы и столкнулись, то наш разговор, вероятно, не занял бы больше десяти минут стандартного «привет — как дела». Он бы не увидел ничего общего между нами.

Я не знаю наверняка, но мне кажется, это наиболее вероятным. Так я и сидела, объедаясь и избегая мысли о том, что завтра уезжаю. Избегая испытать… разочарование, я думаю об этом, пока не начинают течь слезы. Я была там, с ним, но не смогла правильно сыграть отведенную мне роль. Я не смогла сделать так, чтобы он захотел меня видеть рядом с собой.