— Дьявол! Вам нужно выбросить из головы все мысли о браке с этим грубым беспечным бродягой.
— О браке? — повторила Венис. — Я сказала, что нахожу его чрезвычайно… волнующим. Я ничего не говорила о том, чтобы выйти за него замуж.
— Такие, как вы, девушки из высшего класса, не ложатся в койку с парнем, если у них нет на пальце золотого обручального кольца. Это была бы чертовски большая ошибка, даже если предположить, что вы сможете убедить независимого бродягу жениться на вас. Правда, учитывая ваш особый талант, я не сомневаюсь, что вам это удастся.
— Я понимаю, что это было бы ошибкой, — тихо признала Венис.
— Хорошо. Иначе вы просто остались бы несчастной, как я с этим неудачником Джозайей, моим мужем. От попытки скрестить лошадь с ослом получаете мул… уродливый, жалкий и бесплодный. — В словах Кейти чувствовалась давнишняя печаль, но, презрительно усмехнувшись, она продолжила: — А когда вы обвенчаетесь, уже нельзя будет разойтись. Брак — это навсегда.
— Всегда существует развод.
— С моей точки зрения, это хуже смерти. Нет, — твердо объявила Кейти. — Брак — это навсегда, а всегда — это слишком долго, чтобы платить за кувыркание в стоге сена. Просто держитесь людей своего типа, и все будет прекрасно.
— Но что же мне, по-вашему, делать, мисс Джонс? — тихо отозвалась Венис. — Людей моего типа просто не существует. И в Нью-Йорке я для всех такая же странная, как в Сэлвидже. В лучшем случае люди считают меня эксцентричной. Я странная, — тихо и грустно повторила Венис. — Я, видимо, не способна находить удовольствие в том, чем занимается большинство женщин, — в празднествах, чайных приемах и музыкальных вечерах. Я хочу видеть то, чего еще никто не видел. Я хочу делать открытия: найти исток Нила и новую разновидность птиц, узнать высоту самой высокой секвойи и отыскать кости доисторического животного.
— Так в чем дело? Делайте это. С вашими деньгами, Венис, вы, вероятно, могли бы купить новое название для Ниагарского водопада.
— Существует одна загвоздка, — сказала Венис, сердясь, что не может заставить Кейти понять ее. — Мужчины, которых представляет мне отец, считают прогулку по Центральному парку захватывающим приключением. Все, о чем они думают, — это акции, ценные бумаги, железные дороги. Да, — она подняла руку, чтобы остановить возражение Кейти, — я знаю, у меня есть долг. Долг выйти замуж за кого-то, кто будет прекрасным партнером в управлении Фондом Лейланда. Существуют благотворительные мероприятия, от Фонда зависит ряд организаций и обществ — я все это знаю. — Она опустила руку и едва заметно вздохнула: — Поверьте мне, мисс Джонс, в вашей полной благих намерений лекции по поводу брака нет необходимости. Никто лучше меня не знает, насколько пагубны последствия брака по любви. Мне просто хотелось бы… Впрочем, какое это имеет значение? — Криво улыбнувшись, она покачала головой: — Но он определенно прелесть, правда?
— Кто-нибудь может дать мне какую-нибудь тряпку? Мне в глаза попало мыло! — закричал Ноубл из кладовой в задней части «Магазина Гранди».
Перегнувшись через борт бадьи, в которой сидел скрючившись, он попытался на ощупь найти полотенце, Вероятно, ничто не смоет чувство неполноценности, которое по доброте душевной в нем воспитали Лейланды, но Гранди по крайней мере не собирались пользоваться своим преимуществом. Будь он проклят, если вытрется собственной рубашкой!
— Полотенце! — На затылок Ноубла шлепнулась влажная тряпка. — А, спасибо, Энтон.
— Это не Энтон, Маккэнихи.
Ноубл стер с глаз мыльную пену и, прищурившись, взглянул на Тима Гилпина:
— Гилпин. Разве ты не уехал, чтобы телеграфировать на восточное побережье истории о зайцах размером с дом?
— Поэтическая вольность, Маккэнихи, — усмехнулся Тим. — Та история оплатила мне новую пишущую машинку. Разумеется, если бы ты когда-нибудь захотел увидеть свое имя напечатанным, я, пожалуй, мог бы порекомендовать тебя на роль обозревателя.
Намылив куском мыла волосы, Ноубл в четвертый раз взбил пену, чтобы смыть толстый слой смеси керосина с колесной мазью, который он держал на теле в течение последних шести часов. Боже, как он ненавидел вшей, ненавидел всегда, еще с тех пор, когда жил в многоквартирных домах, где вши и как следствие позорно обритая голова были неминуемы! Он скорее неделю проведет в чане с этим ядовитым средством, сжигая кожу и получая рубцы на теле, чем когда-нибудь снова обреет голову.
— Ноубл, мы можем заработать состояние. Дикий Билл Хикок и Билл Коди, эти ребята правильно мыслят — пару приключений можно превратить в кучу денег.
Выбравшись из бадьи, Ноубл вытерся насухо и надел чистое белье.
— Черт побери! Неужели ты, парень, не понимаешь, какая ты золотая жила? Этот Дикий Билл продает всевозможный вздор восточным газетам, по существу, благодаря паре прядей длинных светлых волос и болтовне, вылетающей из него быстрее, чем пуля из пистолета. И ты. Ветеран войны, выпускник Йеля, настоящий путешественник, не то что половина хвастунов в прессе, — и тоже с длинными волосами! И ты не позволяешь мне написать ни слова из всего этого!
Ноубл отнес бадью к задней двери «Магазина Гранди» и вылил на землю покрытую маслянистой пленкой воду, а потом, подойдя к полкам кладовой, начал перебирать сваленную кучей дешевую одежду.
— Раз уж ты здесь, сделай мне одолжение. — Он подошел ближе к Тиму. — От меня все еще пахнет керосином?
Тим слегка потянул носом.
— Не слишком.
— Хорошо. — Ноубл вытащил белую рубашку и просунул руки в рукава.
— Давай же, Маккэнихи.
— У-ух! — произнес Ноубл, натягивая джинсы и заправляя в них подол рубашки. — Куда это подевались Энтон и Гарри?
— Не знаю. Когда я пришел, они были в сарае за домом и что-то пилили, — в раздражении ответил Тим. — Не понимаю, что ты имеешь против легких денег.
— Просто вспомни, Тим, что Милт выписывает все эти восточные газеты. — Ноубл громко топнул каблуком по полу. — Возможно, им понадобится мало времени, чтобы удрать отсюда, а мне немного больше, чтобы добраться до них, но в конце концов мы встретимся. И если я когда-нибудь прочту в одной из этих газет свое имя, я сделаю из твоей шкуры щит. Клянусь Богом, сделаю.
— Прекрасно. Отказывайся от славы и состояния. Какое мне дело? Чтобы написать статью, которую схватят нью-йоркские газеты, ты вовсе не нужен мне. Обойдусь, когда есть бесподобная, по-настоящему сногсшибательная сенсация, находящаяся прямо здесь, в Сэлвидже. Прямо в гостинице «Золотая пыль». — Тим полировал ногти о свой грязный жилет. — Знаменитость, которая намерена устроить в нашей маленькой деревушке развлечение в нью-йоркском стиле.
Ноубл натянул второй сапог и встал.
— Самая крошечная сенсация, которую ты когда-либо видел, — самодовольно намекнул Тим.
Опять Венис. Собрав на затылке мокрые волосы, Ноубл стянул хвост кожаным ремешком и, не говоря ни слова, быстро протиснулся мимо Тима. Завтра он отправит свои отчеты в Вашингтон, купит одежду и уедет в… в… подальше от Венис!
Кассиус Торнтон Рид расправил куртку и взял дорогую сигару, от которой уже обугливался верх комода. Растянувшись на кровати в скомканных, пахнущих потом простынях и одеялах, спала женщина. Ее большие груди были обнажены, их не скрывал черно-красный корсет, единственный предмет одежды, бывшей на ней, плюс причудливо украшенные заклепками кожаные башмаки.
Секс не доставил ему большого удовольствия, так как Кассиус слишком хорошо осознавал, что Венис Лейланд находится всего через несколько комнат дальше по коридору. Нет, секс не доставил удовольствия. И Кассиус, потворствуя своим склонностям, не собирался погубить свои шансы на получение миллионов Лейланда. Пожалуй, он поступил глупо, что вообще не отказал себе, но проститутка, которая пристала по дороге в бар, схватила его за руку и потерла ею свою большую, мягкую грудь. Он не был бы мужчиной, если бы отказал себе в удовольствии, к тому же Кассиус всегда был неравнодушен к большим белым грудям.
Осторожно открыв дверь, он выскользнул в коридор и, чуть задержавшись, бросил горящую сигару в плевательницу у лестничной площадки. На цыпочках проходя мимо двери Венис, он пообещал себе, что в следующий раз не станет переплачивать, и направился вниз по лестнице.
Кассиус даже не заметил первых колечек дыма, которые начали подниматься от ковровой дорожки в шаге от плевательницы.