– Знаете такую пословицу: «Бог терпел и нам велел»? – подхватил разговор Вадик Ольховский.

– А еще есть пословица: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет!» – Это был голос Туси.

– Какая ты жестокая!

– Зато справедливая!

Даша вошла, поздоровалась, ей ответили, но отвлекаться от спора не стали. Шел разбор полета. Взгляд Даши, повинуясь собственному желанию, отыскал Сергея. Он стоял у стены возле доски, его руки были скрещены на груди, а на лице играла небрежная полуулыбка. Он мельком взглянул на Дашку, кивнул, здороваясь. Сердце, как всегда, пропустило удар, а потом забилось ровно, в обычном ритме. Даша, давно привыкшая к таким перебоям, кивнула Сережке в ответ и пошла на свое место. И тут к ней неожиданно подсела Варя Дробышева.

– Поправилась? – шепнула ей Дашка.

– Кажется.

Варвара была болезненной девочкой.

– А в тему врубилась?

– Ага. Волкова с Малышевой уже обсудили. Некоторые считают, что им правильно досталось. Нечего, мол, в любовь на уроке играть. А что они в любви понимают, те, кто так говорят?

Даша одобрительно взглянула на соседку. И вдруг в глаза бросилось, какая у нее стильная стрижка. Легкие крупные завитки темно-каштанового цвета лежали как будто в беспорядке и в то же время буквально просились на обложку модного журнала.

– Ты чего? – повернула к ней голову Варька.

– Да так. Ничего.

Даша обвела глазами класс. Варя догадалась, что она разыскивает без вины виноватую парочку.

– Их пока нет, – шепнула Варя. – Мне кажется, что они сегодня вообще в школу не придут. Прогуляют.

– Очень может быть, – ответила Даша и тут услышала свое имя.

– Дашка, конечно, молодец, здорово Клаве про любовь все объяснила, – сказала Юля Туполева. – Только что теперь прикажете делать?

– Ну, ты с больной-то головы на здоровую не вали! – не повышая голоса, перебил старосту Белый.

Он даже не взглянул на Дашку, но именно в этот момент, впервые за последние несколько месяцев, она ощутила всю полноту счастья, какое только возможно в этой жизни. Как-то по-особенному это прозвучало…

– Да я не об этом! – горячо возразила Юлька Сережке, и Дашина мысль, так и не понятая, ускользнула от нее. А вслед за ней исчезло и ощущение безграничного счастья. – Вас же всех в «морозильник» начнут вызывать по очереди. А нам что же, молчать прикажете?

– Вчера же молчали в тряпочку, – сказала Маринка с недоброй ухмылкой.

– Голубева, ты хоть понты не колоти! – нервно откликнулся Шишкин Петька. – Да, согласен, Клава еще та стерва!

– Ха, ха! Слова не мальчика, но мужа! Здесь-то ты смелый! – Комар задиристо расправил худые плечи, встав рядом с Маринкой. – Чего ж вчера сдрейфил: кишка тонкая подвела?

– Не подвела, – мотнул головой Петька. – Это тебе потом ать-два левой, ать-два правой, а мне в институт поступать! Многие об этом в первую очередь подумали. Не я один.

– Ага! Чтобы мало получать, нужно много учиться, – съязвила Васек.

Но тут Светка Калинина, словно устав от беспредметного спора, махнула рукой и сказала:

– Да ладно, чего там. Учиться не учиться, а каждый здесь понимает, что Клаву перевоспитать невозможно…

– О! Замечательно, что каждый это понимает! – раздался откровенно издевательский голос.

Все смолкли и посмотрели в сторону двери. В проеме стоял Борька Шустов, в руках у него был журнал, судя по всему, их, родной. А в глазах Борьки горел неукротимый огонь возмездия.

– Сейчас я вам еще один наглядный примерчик приведу! – Он потряс журналом так, словно собирался вытрясти из него душу вместе с отметками. После чего в два шага преодолел расстояние от двери до учительского стола и, открыв нужную страницу, бросил журнал на стол. – Вот чем вас Клава за вашу лояльность отблагодарила! Любуйтесь! У тебя, староста, трояк!

– Не может быть! – охнула Юлька.

Для нее, отличницы, тройка была равносильно смертному приговору.

Все сгрудились возле стола – всем хотелось увидеть свою отметку. Почти сразу же раздались возгласы:

– Вот блин!

– Ребсы! Это ж чистый Гулаг!

– Не скажи: за что боролись, на то и напоролись!

– Точно, нужно было всем сваливать вчера!

Результат был ошеломляющим – из пятнадцати человек, что писали эту работу, всего лишь шестеро получили тройки, остальные – пары! «Протестанты» тоже, за исключением двух болеющих. Отметки, правда, были проставлены карандашом, и каждый отдавал себе отчет, что вряд ли такой результат когда-либо будет обведен ручкой, но важен был сам факт! О том, что вся заваруха началась из-за Волкова с Малышевой, все благополучно забыли. Дело из личного переросло в общественное. Десятому «Б» бросили вызов. Не принять его они не могли.

– Ну что будем делать? Какие у кого мысли? – разозленная Юлька взяла на себя руководство, впрочем, никто иного и не ожидал от старосты.

– Сухари сушить! – сострил кто-то из парней. – И… «по тундре, по широкой дороге»…

Чей-то нервный смех прервал песню. И тут, неожиданно для всех, рот открыл Неделя.

– А может, это… – посопел он, – к мозгоправу сходить? – Это он так психолога школьного называл, Дмитрия Дмитриевича Романова. – Он это… конкретный мужик. Может, он нам чо дельное присоветует.

Некоторые задумались, одна только Туся Крылова сразу же скептически поджала губы и заявила:

– Не знаю, как вы, а я голову на отсечение даю, что Романов нам тут не помощник.

– Это точно. У него нет никакого влияния на Клаву, – закончила за нее Лиза.

– Да, пожалуй, – неохотно согласились все.

– Между прочим, до звонка меньше пяти минут осталось, – напомнил Борька Шустов, взглянув на свои легендарные часы.

Сначала наступила тишина, а потом предложения посыпались как из дырявого мешка. Слово «бойкот» звучало все чаще и чаще…

Тут следует сделать небольшое отступление и рассказать о произошедших в этом учебном году глобальных изменениях в школе. И почему, к примеру, Неделя предложил обратиться за советом к психологу Романову, а не к классному руководителю десятого «Б» – Кахоберу Ивановичу, что было бы намного логичнее.

В начале сентября Кахобер Иванович на целых два месяца отправился в Казанский университет на курсы повышения квалификации. И дело было вовсе не в том, что он нуждался в этих лекциях – Кахобер Иванович был педагогом и историком от бога, – просто наступила его пора обмениваться опытом. В общем, он поехал на людей посмотреть и себя показать, а десятый «Б» на время остался без присмотра.

Заменять Кахобера Ивановича на уроках истории взялся Федор Степанович, директор. Мужик он был нормальный, ребята с ним ладили. Шел он исключительно по программе, никуда не сворачивал, живописность урока от этого, конечно, проигрывала, зато все знали, чего от него ждать. Он вопрос по учебнику – ему ответ по способностям. Но буквально в конце той недели директор угодил в больницу с гипертоническим кризисом. Распространенное заболевание. На третьем месте после инфарктов и рака, как пояснила Юлька, папа которой, как вы помните, был очень хорошим врачом. Но беда, как известно, не приходит одна. Во главе школы временно встала новый завуч – Дондурей Раиса Андреевна. Прозвища у нее не было: Дондурей – она и в Африке Дондурей.

Алиска Залетаева как-то по этому поводу бойко пошутила: «Да она же страшна как смертный грех, такую только Дондурей замуж и возьмет».

Новая завуч действительно хоть и была женщиной статной, представительной, но внешней привлекательностью не отличалась. Она преподавала химию в старших классах, у нее был леденящий душу взгляд, и мало у кого из ребят возникало желание перечить ей. Из-за этого взгляда учительскую, где чаще всего происходили разборки, теперь стали называть морозильником. Что же касается Кошкиной, то бывшая завуч стала директором в новой школе и утащила за собой сразу нескольких преподавателей, среди них оказался Мих-Мих, математик, которого Клава поминала недобрым словом за либерализм с учениками. На его место взяли молоденькую выпускницу пединститута – Ирину Борисовну Колганову. Вот так примерно обстояли дела в школе на сегодняшний день.

7

Раиса Андреевна Дондурей краем уха услышала звонок на урок, но не придала ему значения. Она сосредоточилась на материалах, полученных на вчерашнем совещании в ОМЦ – окружном методическом центре. В них затрагивались разносторонние проблемы, широко освещался вопрос Единого экзамена. Особое внимание в розданном документе уделялось развитию инициативы у учеников. Грядущие изменения ни в дисциплине, ни в процессе обучения Раиса Андреевна не приветствовала, особенно когда дело касалось самоуправления. Не зря же есть поговорка на этот счет: молодо-зелено. Но поскольку Раиса Андреевна была