Вот в это и впрямь невозможно поверить.

— Давай, иди! — бросила мать. — Нечего тут рассиживаться. И не натопчи на лестнице, я только сегодня ее вымела.

Кейт удержала рвущуюся с языка колкость. Может, спустя двадцать два года жизни в одном доме с матерью она хоть чему-то научилась?

— Да, мам.

Реджи послушно поцеловал мать перед сном и пожелал ей спокойной ночи. Кейт взяла фонарь и теплый кирпич из очага и повела братишку вниз по узкой лестнице в подвал. Мать всегда спала на четвертом этаже в красивой спальне, предназначенной для экономки, но большая часть слуг спала в подвале. Некогда в этих коридорах кипела жизнь, а теперь только Кейт и Реджи занимали первую спальню от лестницы. В другие комнаты Кейт ходить не любила: они сделались темными и холодными, а особенно она избегала винного погреба в конце коридора и подземелий, которые начинались за ним.

Эти подземелья, построенные еще в шестнадцатом веке, в последний раз использовались как темницы для круглоголовых[1] почти двести лет назад. Уоррен и Уилли, будучи еще мальчишками, часто играли там и частенько приносили показать матери свои находки — древнее оружие и инструменты для пыток.

В маленькой, без окон, комнатушке Кейт переодела брата в ночную рубашку, подождала, пока он прочтет вечерние молитвы, уложила на узкую кровать, где они спали вдвоем, и подоткнула ему одеяло. Она бросила на него долгий взгляд: сейчас, натянув лоскутное одеяло до подбородка, он выглядел особенно худеньким и бледным.

Реджи улыбнулся ей бесцветными губами.

— Басни? — с надеждой спросил он.

— Одну или две. Уже поздно, а тебе, если хочешь выздороветь, нужно поспать.

Но бедный Реджи никогда не выздоравливал полностью. У него от рождения были слабые легкие, и с каждым годом они становились все слабее и слабее.

— Кэтти?

— Да, мой хороший?

Он как будто прочел ее мысли.

— А вдруг мне никогда не станет лучше?

Она улыбнулась ему:

— Ну конечно, станет. Ты вырастешь большим и сильным, и никогда больше не будешь болеть.

— Ты правда в это веришь?

Она молила Господа, чтобы так все и было.

— Разумеется, верю, — тихо ответила Кейт.

Держа сборник басен на груди, она лежала рядом с ним и глядела на неровный беленый потолок. Ее встреча с Гарретом уже казалась далеким сном. Она едва могла поверить, что действительно разговаривала с ним.

— Кэтти?

— Ой, прости, дорогой! — Она открыла книгу на заложенной странице. — Помнишь, на чем мы остановились?

«Лев и мышь», — сонно ответил Реджи. — Маленькая мышка спасла большого сильного льва от жестоких охотников.

Кейт улыбнулась, вспомнив о Гаррете, о его светлых волосах до плеч. Лев. Сегодня он не стал, есть ее живьем, хотя она разве что не подала себя на тарелочке с голубой каемочкой. И все равно она не могла представить себя мышью. Ну, скажите, ради Бога, она смогла бы прийти на помощь кому могущественному человеку, как он?

— Верно, Реджи.

Вскоре, после того как Кейт начала читать, он заснул. Она читала басню про крестьянина и змею, в которой рассказывалось о том, как простой добрый человек спас умирающую змею. Он принес ее домой и выходил ее, но как только змея поправилась, то покусала домочадцев крестьянина и едва не убила их всех.

Кейт бросила взгляд на Реджи и убедилась, что он спит, она закрыла книгу и отложила ее в сторону. Мысли путались в голове. Неужели она и есть тот крестьянин, который дал слишком большое доверие незнакомцу? Вдруг Гаррет окажется змеей, которая причинит боль тем, кого она побит?

Кейт покачала головой. Она склонна видеть слишком много параллелей между своей жизнью и баснями. Но разве не для этого басни существуют? И все же чем больше она призывала саму себя к осторожности, тем меньше верила в ее необходимость, в то, что между Гарретом и коварной змеей есть что-то общее.

В нем сочетались тлеющий огонь и благородство, тьма и свет, доброта и грубость. Человек, обладающий всеми этими качествами вместе, завораживал ее, как никто другой. Он излучал опасность и власть, он обладал огромной силой — и все же с ним она чувствовала себя в большей безопасности, чем с кем-либо другим. Даже сейчас воспоминание о том, как он смотрел на нее глубокими голубыми глазами, согрело ее. Он даровал ее в тот день, когда она впервые его увидела.

Она влюбилась с первого взгляда.

А сегодня, когда она разговаривала с ним, касалась его, целовалась с ним, эта влюбленность взлетела до таких высот, о существовании которых Кейт даже не подозревала.

При свете ночника она аккуратно зашила дыру на юбке, потом щеткой вычистила платье, насколько это было возможно, но все равно не до конца — с некоторыми пятнами могли справиться лишь мыло и вода.

Она долго смотрела на спящего Реджи. Если не считать первого приступа кашля, сегодня он дышал хорошо. Может быть, он и впрямь поправляется?

В конце концов, она потушила свет, забралась под одеяло, а потом долго лежала на спине и думала о том, что с ней произошло, и как она разительно изменилась за один вечер.

А ночью ей снился сияющий мужчина, плавающий в кристально чистой воде заброшенного замкового пруда…

Кейт разбудила Реджи рано, и они молча позавтракали в кухне. Брат, ковырявший ложкой свою кашу, как обычно, выглядел бледным. Еда никогда его особенно не интересовала, в то время как Кейт обладала здоровым аппетитом. Глядя на него, она вздохнула. Жаль, что нельзя поделиться с ним своей любовью к еде. Более того, она с радостью отдала бы ему часть своего здоровья и силы.

Увы, в жизни так не бывает.

Размешивая очередной комочек масла в каше и глядя, как оно тает, Кейт опять вспомнила Гаррета. Вот так же, подобно маслу, она таяла, когда он держал ее в объятиях… Кейт заерзала на жесткой лавке и облизала ложку. Может, она просто заснула под кустом и вся эта история ей приснилась?

Нет, кажется, все-таки нет. Во-первых, она никогда не испытывала таких ощущений во сне: руки Гаррета крепко сжимали ее талию, щетина восхитительно царапала кожу, а теплые губы нежно ее целовали.

Она хотела еще поцелуев. Хотела, чтобы он целовал не только ее губы, но и шею, грудь, бедра.

Она порывисто встала и пошла мыть посуду. По коже пробегали теплые токи. Реджи бросил на нее встревоженный взгляд, и Кейт ответила ему улыбкой.

Взяв с полки бутылочку микстуры, она спросила:

— Готов выпить лекарство?

Он скривился от отвращения:

— Это обязательно?

— Да, обязательно, — твердо сказала Кейт. — Этой ночью хорошо спал, я думаю, лекарство наконец-то начинает действовать. Просто зажми нос и проглоти как можно скорее. Реджи сморщил нос, но кивнул.

— Молодец.

Кейт дала брату ложку микстуры, поддержала его — он повиновался — и, убедившись, что гадкая жидкость уже не пойдет обратно, устроила его с одеялом в кресле у очага, а сама стала вбрасывать уголь в топку и дожидаться мать.

За ночь похолодало. На востоке, за холмами, вставало солнце, а Кейт дрожала всю дорогу до Кенилуорта и клялась себе, то больше никогда не оставит плащ у Уилли, каким бы теплым ни казался вечер.

? Как пережить этот день? Пройдет еще много-много часов, прежде чем она снова увидит Гаррета. Снова поцелует его…

Если он вообще придет на пруд сегодня. И если захочет с ней целоваться.

Она обхватила себя руками. Нет, это было не во сне! Но как, скажите на милость, такой неотразимый мужчина, как он, мог заинтересоваться кем-то вроде нее? Всю жизнь она только и слышала: «Ты слишком тощая, ты слишком заурядная…»

Девчонка-сорванец, не особенно умная, слишком импульсивная, в общем, самая обычная. Разве может внимание такого обаятельного человека быть чем-то, кроме как плодом ее разыгравшегося воображения?

Придя к Уилли, Кейт поднялась на второй этаж, в спальню леди Ребекки, и обнаружила, что хозяйка ее до сих пор в постели. Она неподвижно лежала под одеялом, отвернувшись от двери.

Кейт попятилась, не желая беспокоить спящую госпожу, но, закрывая дверь, услышала всхлипы из-под одеяла и застыла, глядя на сжавшуюся в комочек леди Ребекку.

— Мадам?

— Доброе утро, Кейт, — ответила та после паузы.

Леди Ребекка говорила подчеркнуто бодро — смелая попытка сделать вид, что все нормально. И все же она прижимала колени к груди и плечи ее вздрагивали.