Как бы то ни было, более всего удивляло и возмущало Луизу в герцоге не это, а его уверенность, что в один прекрасный день она примет его предложение. Одно из двух: либо этот человек одержим манией величия, либо наделен наглостью, превосходящей все мыслимые и немыслимые границы.
Несмотря на то что на самом деле Луиза не считала герцога напрямую виновным в смерти Натана, она вовсе не раскаивалась сейчас в том, что обвинила его в ней. Кто, в конце концов, поощрял в Натане появившуюся у него с некоторых пор страсть к вину, картам и женщинам? Впрочем, даже если обвинение и несправедливо, такого непробиваемого человека, как его светлость, оно скорее всего совершенно не задело…
Однако Луиза все же понимала, что главной причиной того, почему она обвинила герцога Дрейкстоуна в смерти брата, было то, что приписывание кому-то вины за эту смерть хоть немного облегчало ее боль от несправедливости этой утраты…
В одном Луиза была уверена точно: никогда, никогда она не выйдет замуж за такого человека, как герцог Дрейкстоун! Мужчина, способный находить удовольствие в картах, безудержном пьянстве, многочисленных любовных похождениях, вряд ли способен стать любящим, заботливым мужем и отцом – таким, каким был, например, ее отец…
Луизе вдруг пришла в голову мысль, что злиться ей, пожалуй, стоило бы в первую очередь не на его светлость, а на своего дядюшку – за то, что уехал неизвестно куда и, не удосужившись известить ее об этом, переложил всю заботу о ней и сестрах на этого беспутного герцога. Впрочем, во время своего последнего визита в Уэйбери дядя и не скрывал от нее, что в данный момент все его мысли заняты отнюдь не заботой о племянницах, а тем, чтобы его новая молодая жена (которой он сам по возрасту годился в отцы) родила ему наследника…
Девушка подошла к креслу, стоящему у камина, и села. Созерцание пламени обычно действовало на нее умиротворяюще, а сейчас Луиза, как никогда раньше, нуждалась в том, чтобы успокоить наконец взвинченные нервы. Мысли ее вдруг вернулись к тому времени, когда еще был жив Натан. Луизе в тот год исполнилось восемнадцать, и она как раз закончила свое обучение. Французский она знала превосходно, весьма неплохо музицировала и танцевала, кроме того, умела рисовать и даже слагать недурные, как ей самой казалось, стихи. Знала, по крайней мере теоретически, как управляться со слугами, какие им давать приказания, чтобы дом был полной чашей… Короче, Луиза знала и умела все, что положено знать и уметь юной леди. Все ее мысли в то время были заняты мечтами о балах, о молодых галантных кавалерах, о первом глотке шампанского и первом поцелуе под усыпанным звездами небом… Но судьба распорядилась иначе. После похорон Натана Луизе пришлось уступить требованиям дяди, согласно которым ей следовало бы не разъезжать по балам, а остаться в Уэйбери хотя бы еще на год, поскольку после смерти брата ей придется взять на себя некоторую долю заботы о сестрах. На следующий год повторилось то же самое: дядя сумел уговорить ее подождать с поиском жениха для себя самой еще год…
Поскольку дядя, как очень скоро выяснилось, не особо утруждал себя хлопотами о племянницах, львиную долю этих хлопот Луизе пришлось взвалить на собственные плечи. В результате, сама едва войдя во взрослый возраст, Луиза заменила девочкам и отца и мать. Что ж, ничего не попишешь – долг перед малолетними сестрами есть долг… Но в последнее время Луизу стали все чаще посещать мысли, что, если так пойдет и дальше, она, чего доброго, рискует, пристроив наконец всех своих сестер замуж, остаться в старых девах. Младшей, Бонни, сейчас шесть. Брачного возраста она достигнет лишь лет через десять. Луизе к тому времени будет тридцать. В таком возрасте уже слишком поздно заводить семью и детей… Но если уж ей суждено остаться старой девой, она постарается сделать все, чтобы сестры избежали подобной печальной участи.
Внезапно раздумья Луизы прервал стук в дверь. Неужели его светлость вернулся? Что ему понадобилось на этот раз? Или, может, он просто забыл шляпу или перчатки? Как бы то ни было, Луизе не хотелось открывать ему дверь.
Девушка скрестила руки на груди и упрямо сжала губы, не двигаясь с места.
Стук повторился, на этот раз громче и настойчивее.
Луиза вдруг живо представила себе высокую фигуру герцога, мокнущего без шляпы под дождем.
«Что ж, – усмехнулась она про себя, – если это действительно так, то поделом ему!»
Однако через минуту Луиза подумала, что, хочешь не хочешь, открывать дверь придется, ибо если не откроет она, это сделает кто-нибудь из сестер: такой громкий стук они просто не могут не услышать.
Вздохнув и постаравшись морально приготовиться к очередной словесной битве, Луиза пошла открывать.
– О господи! – услышала она женский голос. – Почему вы так долго не открываете? Заснули, что ли?
Прежде чем Луиза смогла опомниться, мимо нее в дом, шурша широкими юбками, прошмыгнула незнакомая дама в темно-зеленом платье и черном капоре, стройная и с довольно-таки симпатичным лицом. Вслед за ней вошла пожилая женщина, судя по всему служанка, с большим дорожным саквояжем в руках.
– Ну и денек! – без всяких предисловий затараторила дама. – Сначала я провела несколько часов под дождем в экипаже с протекающей крышей, потому что, видите ли, он застрял в грязи… А когда наконец тронулись, не успели проехать и мили, как сломалось колесо! И в довершение всего я стою здесь, промокшая до нитки, на пронизывающем до костей ветру, стучу, стучу, но никто не открывает… – Сделав небольшую паузу, незнакомка посмотрела на Луизу: – Какую комнату вы мне определили?
Совершенно опешив от беспардонного вторжения непрошеной гостьи, Луиза застыла на пороге с открытым ртом. Впрочем, дама даже не дала ей что-либо ответить, снова затараторив:
– А впрочем, неважно – пристроюсь где-нибудь… Мэнни, – обратилась она к служанке, – пройди по дому и подыщи какую-нибудь комнату, которая, на твой взгляд, подошла бы мне. Если ее кто-то уже занял, просто выстави из комнаты вещи. В конце концов, мне нужна комната поудобнее, чтобы как следует отдыхать: присматривать за полудюжиной девочек все-таки нелегкая работа… А затем спустись и попроси кучера отнести в эту комнату мои вещи.
– Хорошо, мэм, – отвечала Мэнни.
Дама вдруг пристально оглядела Луизу с головы до пят.
– Вы кто? – так же бесцеремонно спросила она.
Луизе хотелось ответить этой невоспитанной незнакомке какой-нибудь колкостью, но в последний момент она передумала. Сегодняшний опыт общения с герцогом Дрейкстоуном научил Луизу, в частности, тому, что, если ответишь противнику едким сарказмом, это вовсе не обязательно гарантирует тебе победу: противник может расценить это как проявление слабости с твоей стороны, – поэтому Луиза лишь произнесла с галантным поклоном:
– Луиза Прим, к вашим услугам. Позвольте, в свою очередь, и мне полюбопытствовать, с кем имею честь?
– Рамона Колтраст, – объявила дама, снимая перчатки. – Я правильно поняла: вы одна из сестер, компаньонкой которых я собираюсь стать?
«Что ж, – отметила про себя Луиза, – видно, его светлость был действительно прав, когда заявил, что такой компаньонки он и врагу не пожелал бы!»
– Совершенно верно, миссис Колтраст, – сказала она. – Я ждала вас: дядя говорил, что вы должны к нам приехать.
Луиза перевела взгляд на служанку, которая уже успела подняться почти до самого верха лестницы, ведущей на второй этаж, и окликнула ее:
– Мэнни!
Женщина обернулась и посмотрела на Луизу.
– Мэнни, спальня для миссис Колтраст уже готова. Вторая дверь направо. Это самая большая комната в нашем доме, мэм, – добавила она, обращаясь уже к миссис Колтраст. – Единственная в нашем доме, где два окна, а не одно. Надеюсь, там вам будет удобно…
Мэнни посмотрела на свою госпожу, ожидая ее распоряжений. Та кивнула, словно желая сказать: «Хорошо, Мэнни, неси вещи в ту комнату, которую приготовила для меня эта девица». Небрежно бросив перчатки на столик в прихожей, миссис Колтраст произнесла:
– Лорд Уэйбери сказал, что поручил заботу о твоем благосостоянии, Луиза, герцогу Дрейкстоуну. Он считает, что это лучший способ заставить его светлость выполнить наконец свое обещание жениться на тебе, раз уж ты до сих пор не заставила…
«Плохо, должно быть, вы знаете герцога, миссис Колтраст! – хотелось сказать Луизе. – Такого человека, как он, никто и ничто не в состоянии заставить сделать что бы то ни было, если он сам того не хочет!»