– Вы… вы чудовище! – задыхаясь от гнева, воскликнула Луиза.

– Это комплимент? – как ни в чем не бывало улыбнулся он.

– Оставьте ваши шутки! Обо мне вы можете говорить что угодно, но когда дело касается моих сестер…

Как ни старался герцог держать себя в руках, от взгляда Луизы не укрылось, как скрежетнули его зубы.

– Я не называл их резаными поросятами. Я сказал «как резаные поросята», мисс!

– О своих собственных братьях и сестрах вы тоже позволяете себе подобные выражения, ваша светлость?

– Видите ли, мисс Луиза, у меня нет ни братьев, ни сестер.

– Даже двоюродных?

– Даже двоюродных.

От удивления Луиза заморгала чаще.

– Но… но ведь это ненормально! – пробормотала она.

– Нормально или нет – в моем случае это факт, мисс. Возможно, причина этого в том, что мои мать и отец тоже были единственными детьми у своих родителей. И прежде чем вы меня спросите, есть ли у меня друзья и позволяю ли я себе подобные выражения в их адрес, отвечу: да, есть. Но если бы я назвал их поросятами, они бы просто посмеялись вместе со мной, только и всего…

– Неудивительно, – усмехнулась, в свою очередь, Луиза, – если представить себе, какие у вас друзья! Впрочем, перейдем к делу. К вашему сведению, завтра же я собираюсь обратиться в суд с требованием, чтобы мне и сестрам назначили другого опекуна. И я даже не сомневаюсь, что суд встанет на мою сторону!

– А я уверен в обратном, мисс.

– Уж не хотите ли вы сказать, – Луиза уперла руки в бока, – что собираетесь помешать мне? Интересно, как?

– При чем здесь я? Существует закон, мисс Луиза! Если ваш дядюшка назначил меня вашим опекуном в полном соответствии с законом, то вы не можете менять опекунов как перчатки всякий раз, когда вам заблагорассудится!

– Будем надеяться, что законники все-таки неглупые люди, сэр, и сообразят, кто сможет быть лучшим опекуном для несовершеннолетних девочек: их родная сестра или какой-то повеса, у которого, хотя ему уже исполнилось тридцать лет, до сих пор гуляет ветер в голове!

Герцог приблизил лицо вплотную к лицу Луизы. Ноздри его раздувались от гнева.

– Я не ослышался, мисс, вы изволили сказать, что у меня гуляет ветер в голове?

– Судя по тому, что пишут о вас в газетах, иной характеристики вы не заслуживаете!

– Вы доверяете сплетням из бульварных газетенок?

– Газетам можно было бы и не верить, но то же самое говорил мне о вас мой брат, пока еще был жив.

– А вам не приходило в голову, мисс, что, возможно, говорил он вам это, будучи изрядно пьяным?

– Судя по его рассказам, спаивал его не кто иной, как вы! Не беспокойтесь, я знаю о вас вполне достаточно, ваша светлость: и о вашем пристрастии к карточным играм, за которыми вы проводите целые дни, и о пари наподобие того, в результате которого погиб мой брат, и даже о ваших многочисленных любовных похождениях… Ваш клуб следовало бы переименовать в Клуб беспутных людей, и вы – главный претендент на этот титул!

Луиза обратила внимание, что его светлость так же тяжело дышит, как и она сама. Нервничает, стало быть… Не ожидал, бедолага, что неведомая ему до сих пор Луиза Прим даст ему отпор!

Впрочем, Луиза заметила еще и то, что зеленые глаза герцога Дрейкстоуна теперь уже почему-то смотрят на нее немного добрее, а сердитая складка на лбу понемногу разглаживается. Или это ей только показалось?

Наконец, прервав паузу, герцог произнес:

– А ведь мы стоим так близко друг к другу, мисс Прим, что мне не составило бы труда поцеловать вас…

Луиза отчаянно заморгала. Нет, этого не может быть, это, вероятно, ей послышалось… но отчего вдруг сердце так сладко замирает в груди?

– Что? – переспросила она.

– Ваши губы всего в дюйме от моих… Вот я и думаю: поцеловать вас, чтобы оправдать ту репутацию ловеласа, которой, если верить вам, наделил меня здешний свет, или все-таки отойти в сторону и вести себя как джентльмен?

Еще секунда – и Луиза протянула бы губы навстречу его губам, но все-таки она сумела одуматься. Словно отгоняя наваждение, девушка решительно вскинула голову, отбросив растрепавшиеся от погони за сестрой волосы назад, сама удивляясь тому, почему этот человек, которого она, казалось бы, должна ненавидеть всей душой, вдруг вызвал у нее столь странное влечение.

– Нравится вам или нет, мисс Прим, – заговорил вдруг герцог совсем на другую тему, – заботу о вас и ваших сестрах я беру на себя, и вы не сможете это изменить. Не беспокойтесь, я одену их в платья от лучших модисток и украшения от лучших ювелиров. Я сведу их с самыми влиятельными людьми города. И обещаю вам найти лучшего жениха для мисс Гвен уже в этом сезоне!

– Она уж как-нибудь подыщет его без вашей помощи, – огрызнулась Луиза.

– А вас, мисс Прим, я больше не стану просить выйти за меня замуж, – заявил он, пропустив реплику девушки мимо ушей.

– Слава богу! – выдохнула она.

– Я просто буду терпеливо ждать, когда вы сами ответите мне согласием.

«Вот тебе раз!» – подумала Луиза.

– В таком случае, – язвительным тоном проговорила она, – вы так и умрете холостым, ваша светлость!

– Стало быть, это все-таки вызов, мисс Прим? – усмехнулся он в ответ. – Что ж, коли так, то можете считать, что ваш вызов принят!

Пристально глядя ей в глаза, герцог улыбнулся ей. В этой улыбке было что-то демоническое и в то же время что-то такое, от чего у Луизы вдруг все затрепетало внутри…

– С вашего позволения, мисс! – произнес его светлость с легким поклоном и вышел.

Застыв в оцепенении, Луиза смотрела на дверь, через которую удалился незваный гость. Впервые едва ли не за всю жизнь ей выпало иметь дело с человеком, ведущим себя так бесцеремонно. Мало того, что явился без приглашения, так еще и ни на секунду не сомневается, что она будет счастлива связать себя с ним узами брака… Каков нахал!

Но почему тогда грудь щемит от сожаления, что поцелуй, которым грозился герцог, в результате так и не состоялся?

Глава 5

Может ли юность ужиться

Вместе с ворчливою старостью?!

У. Шекспир. Страстный пилигрим

Какого бы отношения ни заслуживал герцог Дрейкстоун как человек, Луиза не могла не признать, что чисто внешне он чертовски привлекательный мужчина. От этих размышлений на ее щеках заиграл легкий румянец.

Неужели она действительно привлекла герцога настолько, что ему захотелось поцеловать ее? В это трудно было поверить, если бы она сама не услышала это пару минут назад из его собственных уст.

Но почему?

Луиза всегда казалась себе достаточно серьезной, чтобы не потерять голову и не броситься на шею мужчине, любому мужчине, не говоря уж о таком ловеласе, как герцог Дрейкстоун.

Входная дверь издала громкий хлопок, значит, его светлость покинул дом.

Как ни надеялась Луиза на то, что эта первая встреча с герцогом окажется и последней, она понимала или, скорее, чувствовала, что его светлость не успокоится, а продолжит докучать ей. Что же делать?

Покойный отец Луизы был благодушным, уравновешенным человеком, для которого забота о любимой семье всегда оставалась главным смыслом жизни даже после того, как он получил титул виконта. Привыкший к тихой, размеренной жизни всеми уважаемого сельского пастора, отец никогда и не думал, что когда-нибудь станет виконтом. После этого семья переехала в имение Уэйбери, но и там отец продолжал проводить бо́льшую часть времени дома и так же нежно опекать дочерей.

Натан тоже любил сестер. Он был неплохим человеком, но все же не таким заботливым, как отец. Он сам признавал, что соблазны шумного лондонского света настолько вскружили ему голову, что противостоять им было выше его сил. Почти все время Натан проводил в Лондоне, и даже его, казалось бы, искреннее чувство к некой деревенской красавице не удерживало его в Уэйбере.

Луиза прикрыла глаза, мысленно призывая всех святых помочь ей.

Она плохо знала мужчин, плохо понимала мужскую психологию. По сути дела, до сих пор практически единственными представителями мужского пола, с которыми ей приходилось общаться, были ее отец, брат и дядя. Однако ни один из них не был даже отдаленно похож на герцога Дрейкстоуна.

И одно из их отличий от герцога, отметила она про себя, состояло в том, что и отцу, и Натану, и пройдохе-дяде было далеко до его светлости в умении держать себя так самоуверенно в любой ситуации. Герцог оставался неколебимым как скала даже тогда, когда Луиза обвинила его в смерти Натана. В глубине души она не могла не признать, что завидует такой выдержке.