Кэтрин Коултер - Герцог

— Август еще так не скоро, Ян. Целых шесть месяцев до нашей свадьбы. Это будет самое шикарное венчание из тех, что происходили в нынешнем году у Святого Георгия. Должно быть, придет тысяча человек.

Герцог снова вспомнил свою первую жену. Они тоже венчались у Святого Георгия. Тогда много желающих пришло поздравить молодых. Это был самый счастливый день в его жизни, и Марианна, милая Марианна… Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Ян посмотрел на Фелисити, которая воскресила в нем многие радости его прежней жизни. Он часто тосковал по Марианне и чем больше сближался со своей невестой, тем больше узнавал в ней обаяние, мягкость, деликатность, доброту, присущие его первой жене.

Герцог понял, что пришло время жениться. Ведь ему было уже двадцать восемь лет, он вел беспорядочную жизнь, и все только и ждали, когда какая-нибудь женщина приберет его к рукам.

Ян напомнил себе, что время, проведенное с Марианной и Фелисити, было счастливейшим в его жизни.

Он пристально посмотрел на невесту и вышел.

В этот же день, но некоторое время спустя, в гостиной одного из загородных домов Портмэйна мистер Джилз Брэйдстон, сжимая в чувственных пальцах высокий бокал с бренди, говорил своему кузену, герцогу Портмэйну:

— Фелисити сказала, что ты собираешься в Шотландию. Это довольно опасно, надо заметить, но тебе же нравится рисковать, не так ли? Ты не будешь знать, где тебя поджидает опасность. Конечно, ты понимаешь, что Фелисити взволнована твоими планами. А она очаровательно волнуется: губы сжаты, глаза темнеют, потрясающе! Ее мать очень неплохо научила дочку волноваться.

Ян стоял, опершись о большой дубовый письменный стол, и внимательно изучал карту Шотландии.

— Черт побери, Джилз, путь до Пендерлига займет по меньшей мере пять дней! И, насколько я понял, дороги заросли, по ним, кроме овец, уже давно никто не ходит. Это рядом с Бервиком на Твиде, на западном побережье. Извини, старик, ты что-то мне сказал?

— Твоя нареченная, она волнуется, Ян.

Герцог спокойно ответил:

— Если Фелисити попросила тебя уговорить меня остаться, то ничего не получится. Мне надо идти. Дела ждут. Присмотришь за ней, пока я буду в отъезде?

— Конечно, и с большим удовольствием сделаю это. В твоем доме со мной неплохо обращаются. Все-таки мне нравится быть с тобой в родстве.

Герцог подумал о внушительной пачке счетов Джилза, которые оплатил Паббсон всего лишь месяц назад. Яну нравился симпатяга кузен, и он не осуждал Джилза за то, что тот периодически залезал в кошелек герцога. Слава Богу, молодой повеса не увлекался рулеткой, а только всякой дурацкой одежонкой с серебряными пуговицами.

— Чувствуй себя как дома, Джилз. Только позаботься о том, чтобы Фелисити не скучала. Ты ведь не откажешь мне?

— Конечно, я буду рядом и по мере возможности облегчу ее страдания. Мать учила девочку не хмурить брови, чтобы не покрыться морщинами раньше времени. Тебе не кажется иногда, что Фелисити слишком во многом подражает своей матери?

— Поговаривают, будто бы у вас с Фелисити роман. Она любит жить в городе, так же, как и Мари… черт побери.

Герцог отвел глаза и глубоко вздохнул.

— Фелисити любит балы и званые вечера.

Джилз поигрывал карманными часами.

— Мне почему-то кажется, что ты задержишься в Шотландии дольше, чем рассчитываешь. Вообще говоря, это странно: ехать куда-то в самый разгар Сезона, бросить общество, удовольствия.

— Какие удовольствия! Сезон всегда нагоняет на меня смертельную тоску.

— Думаю, ты скажешь об этом своей невесте, но другими словами. Тогда высказывание Фелисити будет совершенно справедливым: «Ты грязный вор, и я заставлю тебя заплатить».

Герцог отмахнулся и сразу же будто бы забыл о словах Джилза. Затем тщательно свернул карту Шотландии и перевязал ее ленточкой.

— Тебе не кажется, Джилз, что ты слишком много знаешь и слишком много говоришь? Если честно, я хочу убежать в Пендерлиг от всей этой светской суеты. Конечно, интересно узнать, кто такие Робертсоны, и так или иначе придется к ним съездить, чтобы осмотреть замок, но, когда я думаю о том, что конец Сезона еще далеко, мне хочется залезть с головой под одеяло и закричать во всю глотку. Я был бы счастливейшим человеком, если бы мне больше не приходилось приезжать в Лондон во время Сезона.

— Хорошо, что ты не сказал все это Фелисити. Я уже говорил: мне иногда кажется, что ты ее недолюбливаешь. Ей тяжело будет сохранять на лице мрачное выражение все время, пока тебя не будет. Она же для тебя надела эту маску. На ней ведь маска, разве ты не видишь?

— Ей бы не понравились твои слова. Фелисити — добрая, отзывчивая женщина, и она меня понимает.

Джилз окинул кузена скептическим взглядом.

— Господи, Ян, я понимаю, конечно, что Фелисити очень похожа на Марианну, но сходство только внешнее. Как-то Фелисити сказала мне, что ты ничего не рассказал ей про свою первую жену. Это правда?

— Джилз, она будет знать обо мне только то, что я ей сообщу сам. Для Фелисити достаточно факта, что я любил девушку, очень похожую на нее.

— Ян, у тебя за последние пять лет любовницами были только брюнетки, и все с зелеными глазами? Если Фелисити об этом узнает, то тебе придется познакомиться с самыми непривлекательными чертами ее «доброй» души.

Лицо Яна потемнело. Джилз протянул ему руку.

— Извини, старина. Обещаю, больше не буду говорить с тобой на эту тему. Если ты хочешь жениться на Фелисити, то кто я, черт побери, такой, чтобы изменить твое решение.

— Спасибо за предостережение. Но скажу о характере Фелисити. Уверяю тебя, она будет такой, какой я хочу ее видеть. Сейчас Фелисити еще не обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы стать моей женой.

Герцог пожалел о сказанном. Он не хотел оскорбить Фелисити, но все-таки оскорбил ее. А что ему оставалось? Наверное, следовало бы помолчать. Так или иначе, ситуация создалась неприятная, и Ян решил переменить тему.

— Кстати, ты знаешь, Джилз, бедный старый Мэбли до сих пор не прекращает пророчествовать насчет шотландской грязи и тоски. Я сказал ему, если он будет продолжать в том же духе, то я возьму вместо него Джэппера. Этого было достаточно, чтобы заткнуть старика. Он до сих пор уверен: я забуду надеть пиджак и галстук, если он мне не напомнит. Ему, должно быть, нелегко смириться с мыслью, что мне уже двадцать восемь лет.

Мистер Брэйдстон в растерянности потрогал свой аккуратно завязанный галстук. Несмотря на то, что природа не наделила Джилза атлетическим сложением и высоким ростом, он считал себя значительно элегантнее герцога. А также более светским, более утонченным, всегда знал, что нужно сделать, что сказать. С его точки зрения, Ян слишком серьезен, а стиль его одежды доказывал свойственную ему угрюмость.

— Мэбли стар, служил еще твоему отцу, не так ли? Думаю, самое время отправить его на пенсию, — зевнул Джилз.

Как же Джилз любит рассуждать о преимуществах положения в обществе и титула, совершенно забывая о связанной с этим ответственностью.

— Нет, Джилз, кажется, ты не прав. Мне будет недоставать его. Но хватит о моем слуге. Фелисити не рассказывала тебе, почему я так понравился графу Пендерлигу?

— Она сказала только что-то о двоюродной бабушке, англичанке, которая путалась с шотландцами. Мне стыдно говорить, но ее интерес к этому делу моментально иссяк, когда от мадам Флакетт привезли новое платье. Ее больше интересовало мое мнение насчет обновы.

— Да, конечно. Однако у меня нет ни одного пиджака, которые ты мог бы оценить. Ну да ладно, придется тебе все-таки немного послушать.

Мистер Брэйдстон поправил монокль и уселся в кресло, на минуту у него на лице мелькнуло шутливо-страдальческое выражение.

— Мое сердце открыто, а душа трепещет в ожидании поэзии, исходящей из твоих уст.

Но Яну не удалось даже начать рассказ о семье Робертсонов, потому что его дворецкий, бесшумно отворив дверь, произнес:

— Извините, ваша светлость. К вам приехал доктор Эдвард Мулхауз.

— Эдвард! Замечательно. Сколько лет, сколько зим. Впусти его немедленно. Помнишь доктора Мулхауза, Джилз? Вы познакомились с ним во время твоего последнего визита в Кармайкл-Холл. Думаю, число моих слушателей удвоится.