Джеймс склонился над ней и снова ее поцеловал – пылко и страстно. Потом вдруг проворчал:

– А что, если я как твой муж прикажу тебе?

Дрожь пробежала по ее телу, пронзив до самых кончиков пальцев. Когда у Джеймса был такой вид (вид грозный и решительный, как у наметившего жертву тигра), у нее возникало в высшей степени нескромное и смущавшее ее желание: ей ужасно хотелось слиться с ним воедино и делать все, что бы он ни попросил.

– Ты уж извини, – сказала она, пробежавшись пальцем по его нижней губе, – но больше никто никогда не станет указывать мне, как я должна выглядеть и одеваться. Я поклялась в этом еще пять лет назад, когда мама начала исправлять недостатки моей внешности с помощью платьев, украшенных кружевами и оборками.

Джеймс нахмурился, а Тео пояснила:

– Она не могла заставить себя признать это, но ей хотелось показать всем, что я – девочка.

Тут Джеймс, заметив на ее платье прикрепленный булавками лоскут малинового шелка, вытащил его без лишних церемоний. Без кружевной оборки в вырезе была видна большая часть ложбинки между грудей Тео.

– Наверное, она думала, что ты выглядишь… не совсем как девочка, – пробормотал Джеймс. Склонив голову, он проложил языком влажную теплую тропинку меж ее грудей. Затем он снова выпрямился и спросил: – А что, если я как твой муж прикажу тебе снять панталоны?

Тео рассмеялась. Ей нравилось, как Джеймс проверял силу своей власти.

– Это зависит от того, как я буду относиться к тебе в тот момент.

– И как же ты относишься ко мне в данный момент?

Тео приподнялась на цыпочках и коснулась языком его восхитительной нижней губы.

– А как бы ты поступил, если бы я приказала тебе что-нибудь сделать?

– Все, что пожелаешь! – воскликнул Джеймс. – Я сделаю все, что ты захочешь.

– Тогда я хочу, чтобы ты сидел и не двигался. – Вывернувшись из объятий мужа, Тео вскочила с дивана.

Джеймс послушно уселся. Глаза его потемнели от возбуждения.

– Я в вашем распоряжении, миледи.

– Спусти бриджи, – приказала Тео, чувствуя, как кровь бешено струится по жилам.

Не моргнув глазом, Джеймс встал и сделал так, как она сказала.

Тео опустилась на колени и указала мужу на диван. Он снова сел. И казалось, что его жезл – неужели такое было возможно? – стал даже больше, чем накануне ночью. При одном взгляде на него Тео ощутила тревожный болезненный спазм в интимном месте.

– Все время, пока ты целовал меня ночью, – сказала она, – я думала только об одном… «Интересно, каково это – поцеловать тебя подобным образом?» – спрашивала я себя.

– О боже… – прошептал Джеймс. – Я не переживу этого. Не переживу.

– Я же пережила, – сказала Тео с лукавой улыбкой. Она наклонилась и тронула его жезл языком, пробуя на вкус.

Из горла Джеймса вырвался хриплый стон, а Тео опустила голову еще ниже. Должно быть, именно этот его стон помешал ей услышать скрип открывавшейся двери. А может, виновато было переполнявшее ее ощущение собственной власти. Однако секундой позже этот обыденный звук все же дошел до ее сознания. Тео вскочила на ноги, встретилась взглядом со своим свекром – и бросилась бежать к ближайшей двери, ведущей в утреннюю гостиную. Захлопнув за собой дверь, она прислонилась к ней спиной; сердце ее колотилось так, словно она бежала от смертельной опасности.

Ей стало дурно. Герцог видел… Он видел все. Видел, как она склонилась над коленями Джеймса. О господи!

У нее подогнулись колени – ослабевшие ноги не могли ее держать. Соскользнув вниз, она села на пол. Сквозь дверь она слышала голос Джеймса, но слов нельзя было разобрать. Но его голос напоминал о том, как он сидел перед ней со спущенными ниже колен бриджами, а она… Тео в отчаянии закрыла лицо ладонями.

Ах, надо же было герцогу заявиться в такой момент! Разве недостаточно унижений вынесла она за последние несколько дней? Хотя было бы ничуть не лучше, если бы к ним ворвался слуга. Впрочем, его она могла бы уволить… О, нет-нет! Она бы никогда не выгнала человека только за то, что он случайно увидел, как она, графиня, ведет себя… Ведет себя словно распутная девка!

Им нужно уехать в поместье на целый месяц. Или год.

Тео снова стала прислушиваться. Теперь говорил ее свекор.

Чуть отодвинувшись, Тео осторожно приоткрыла дверь. Если свекор называл ее бесстыдной шлюхой, она должна была об этом узнать.

Но он… смеялся. Да, смеялся!

Тео задумалась. Смех лучше гнева? Или хуже? Нет, вроде бы лучше. Может, подобное часто случается с новобрачными? В конце концов, их с Джеймсом вполне могли застать и за другим занятием. Если бы она не была травмирована, именно так и случилось бы.

Тео прижалась ухом к щели и еще немного приоткрыла дверь.

– Я вернулся в Лондон, потому что услышал об этой шумихе с гадкой герцогиней, – говорил герцог. – Подумал, что ты захочешь, чтобы я пригрозил некоторым репортерам, может быть, даже закрыл бы одну из этих скандальных газетенок. Но, похоже, ты слишком занят, чтобы беспокоиться на сей счет. Кого волнует, что она уродлива? Очевидно, это делает ее более благодарной, а? Я с трудом поверил своим глазам, когда увидел, как она с готовностью обслуживает тебя, словно трактирная шлюха.

Тео уронила голову на колени. Но чего же еще можно было ожидать от герцога? Ее мать объявила его грубым надменным болваном уже много лет назад и была совершенно права.

– Да-да, это лишь потому, что она безобразна, – продолжал герцог. – Ты никогда не заставишь приличную леди стать на колени подобным образом…

– Молчать! – рявкнул Джеймс.

«Слава богу, он хоть что-то сказал», – подумала Тео.

– Плевать мне на твою дерзость! – закричал герцог, мгновенно переходя к гневу, что было очень характерно для него.

– Не смейте никогда так говорить о моей жене, – заявил Джеймс. В противоположность отцу он говорил спокойно, но в его ледяном голосе отчетливо звучала угроза.

Тео судорожно сглотнула. По крайней мере Джеймс защищал ее.

А герцог, похоже, не замечал угрозы в голосе сына.

– Я буду говорить все, что захочу! – проревел он. – Ведь именно я выбрал для тебя эту девчонку, разве нет?

– Ничего подобного!

– Нет, я! Ты не хотел жениться на ней, но полагаю, теперь ты доволен. Я говорил тебе, не так ли? Я говорил, что все они одинаковы в темноте.

– Я убью вас, – угрожающе произнес Джеймс.

Прекрасно зная характер Джеймса, Тео поняла, что выдержка его на пределе и он вот-вот взорвется. Когда же это случалось, он срывался на крик, уподобляясь отцу.

– Возможно, я не думал о твоей женитьбе в то время, – продолжал герцог. – Возможно, я не думал о ней именно таким образом…

– А тем временем растрачивали ее наследство! – закричал Джеймс.

Тео тотчас же поняла, что Джеймс в конце концов потерял самообладание. И лишь через несколько секунд до нее дошло истинное значение того, что он только что прокричал. Насчет растраты. Но это не могло быть правдой. Или могло?

– Я только позаимствовал из него, – с обидой в голосе возразил герцог. – А ты почему-то представляешь это в таком неприглядном свете. В конце концов, взгляни, сколько я для тебя сделал. Ведь я нашел тебе жену, готовую ублажать тебя средь бела дня. И я извинялся перед тобой из-за ее внешности, когда заставлял сделать ей предложение. Но теперь я беру свои слова обратно! Никогда не слышал, чтобы леди делала что-либо подобное. Никогда. Так что ты можешь сэкономить целое состояние на любовницах. Только задувай сначала свечи.

Тео едва могла дышать от подступавших к горлу рыданий. Весь ее мир рушился, рассыпался в прах. Герцог заставил Джеймса на ней жениться. Он извинялся перед сыном за ее невзрачный вид. Она сделала то, чего не позволила бы себе ни одна леди. Но ведь она этого не знала! Хотя прекрасно знала, что любые интимности допустимы лишь в спальне. Даже слугам это было известно.

– Не смейте произносить ни слова о моей жене! – снова закричал Джеймс. – Будьте вы прокляты! – Ярость клокотала в его голосе, но Тео уже было все равно. Он ведь не опроверг слова своего отца.

Да, Джеймс ничего не стал отрицать. Выходит, герцог – близкий друг ее покойного отца – растратил ее приданое. Мистер Рид, управляющий поместьем, должно быть, знал об этом, когда они разговаривали накануне. Джеймс-то точно знал. Знал все это время. Рассуждал о том, как они смогут заплатить долги герцога из ее, Тео, наследства, но при этом знал, что его отец уже украл из ее состояния столько денег, сколько ему хотелось.