Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка

Если бы ему представился шанс все сделать заново, он бы не сбежал из Англии. Джеймс подхватил бы жену на руки, отнес бы наверх, бросил на кровать и заставил бы понять, что он на самом деле чувствует к ней. Но теперь было уже слишком поздно. Теперь эти мечты были так же мертвы, как его отец.

В Англии его уже ничего не ждало, но он должен был отсутствовать семь лет, чтобы его признали умершим. Что ж, примерно через месяц или два Джеймс снова уйдет в море на два года. А Пинклер-Рейберн – неплохой парень. И через пять лет он унаследует титул, если он, Джеймс, не вернется. Тогда Дейзи сможет снова выйти замуж. Разрыв всяких связей с Англией заглушит наконец раз и навсегда это странное, постыдное и настойчивое стремление вернуться домой, к ней.

До сих пор голос Дейзи колоколом звучал у него в ушах. Он словно слышал, как она говорит ему, что с их браком покончено. Что другой мужчина когда-нибудь влюбится в нее. Мужчина, который намного лучше, чем он, Джеймс.

Что ж, такое нетрудно было представить. Он никогда ни к кому не испытывал такой лютой ненависти, как сейчас к себе самому.

Джеймс позвал дежурного матроса, и тот мгновенно явился перед ним.

– Выбросить все это за борт, – приказал Джеймс, указав на ткани.

Матрос кивнул, подхватил кипу тканей и поспешно покинул каюту.

Часом позже Джеймс был уже с бритой головой и с маленьким красным маком, вытатуированным под его правым глазом. Он позаимствовал прозвище у Фриберри Джека, пиратского капитана, который в прозвище больше не нуждался.

Да здравствует Джек Ястреб! Потому что Джеймс Рейберн, граф Айлей и герцог Ашбрук, отныне умер.

Тео пригладила ладонью свои короткие волосы, радуясь тому, что ее голове легко и свободно. Она остригла волосы в тот самый день, когда ее брак распался, и никогда не жалела об этом.

– Что ты сказала, мама? Боюсь, я все прослушала.

– Не хочешь ли кусочек яблочного пирога?

– Нет, спасибо.

– Ты должна поесть, – сказала миссис Саксби довольно резко. И протянула дочери кусок пирога. – Ты только и делаешь, что работаешь, дорогая. Работа, работа, работа…

– Мне нужно очень много всего сделать, – ответила Тео. – И ты должна признать, мама, что все идет отлично. Мы выпускаем нашу первую партию керамики уже в этом месяце. А «Рейбернские ткачи» получили четырнадцать новых заказов. Четырнадцать! – Она не смогла удержаться от торжествующей улыбки.

– Все это очень хорошо, – кивнула миссис Саксби. – Но ты совсем исхудала. Это никуда не годится.

Тео пропустила слова матери мимо ушей. После нескольких месяцев, о которых ей все еще было противно вспоминать, она свыклась со своим статусом «гадкой герцогини». Когда Джеймс поспешно бежал из Лондона, в свете, что было вполне естественно, заключили, что он не смог вынести больше двух дней брака со столь уродливой супругой, будущей герцогиней. Все только об этом и говорили почти целый месяц, о чем свидетельствовали просачивавшиеся в газеты сплетни. Тео не было в то время в Лондоне, так что ей не пришлось терпеть это лично. Она покинула город в тот же день, что и Джеймс. Удалилась в поместье в Стаффордшире, и к ней присоединилась ее мать по возвращении из Шотландии.

Вскоре стало известно, что Джеймс забрал «Персиваля» и отплыл в чужие края, а Тео тем временем спокойно жила в поместье. Хотя изредка ей приходилось по необходимости бывать в Лондоне, она больше не отваживалась показываться в высшем обществе – при одном лишь упоминании о нем губы ее презрительно кривились.

– Скоро свадьба мистера Пинклер-Рейберна, – сказала ее мать. – Мы обе должны выглядеть наилучшим образом.

– Но я уже давно тебе говорила, что не вижу никакого смысла в нашем присутствии на этой свадьбе, – заявила Тео. – К тому же он женится на этой глупой Кларибел. Кроме того… Ведь это займет около недели, поскольку венчание состоится в Кенте. Я не могу так бессмысленно тратить время. Август – очень напряженный месяц.

Миссис Саксби опустила свою чашку на блюдце немного более резко, чем следовало бы.

– Дорогая, я надеялась, что мне не придется говорить это тебе, но ты становишься все более жесткой и упрямой. – Волосы миссис Саксби тронула седина, и она утратила живость в походке, однако приверженность правилам хорошего тона никогда ее не покидала. – Ты обязана присутствовать как представительница герцогства. И еще потому, что мистер Пинклер-Рейберн – очень хороший человек.

– Его достоинства не имеют к этому никакого отношения, – заявила Тео. – Я просто не могу поехать на свадьбу, когда мне необходимо находиться здесь. – Она умела быть столь же непреклонной, как и ее мать.

– Ты стала слишком мрачно смотреть на жизнь, – продолжала миссис Саксби. – Может, тебе и пришлось пережить разочарование в браке, но разве это повод для того, чтобы превращаться в язвительную несчастную женщину?

– Я вовсе не чувствую себя несчастной, – возразила Тео, честно добавив: – По большей части. Кроме того, счастье никто не может гарантировать.

– Ах, что случилось с моей дочерью, которую я знала раньше? – со вздохом проговорила миссис Саксби. – Где твой перечень законов моды? Ты ведь что всегда говорила? Мол, когда я перестану указывать тебе, как ты должна выглядеть, ты выбросишь свой жемчуг и тому подобное… Я не всегда с тобой соглашалась, но мне было интересно посмотреть, что ты собираешься с собой сделать. И что же?…

Тео оглядела свое платье.

– Не вижу ничего плохого в моем платье. В конце концов, мы носим траур по герцогу.

– Но ведь это твое платье шили здесь, в провинции…

– Мама, мне не хочется приукрашивать себя. А все мои законы моды… Это были детские мечты, которые я оставила. Кроме того, я бóльшую часть времени провожу в кабинете. Зачем же мне платье, сшитое лондонской модисткой, если некому в нем показаться?

– Леди одевается не для публики.

– Позволю себе не согласиться с тобой. Конечно, дебютантки одеваются нарядно, чтобы найти себе мужа, но всем остальным…

– Пустые отговорки, – перебила ее мать.

Тео вздохнула:

– Хорошо, думаю, я смогу заказать платье или два в Лондоне, как только закончится траур, если это тебя порадует. Но я, конечно, не буду ездить на примерки и не поеду на свадьбу Пинка.

– Счастье, моя дорогая, – сказала мать, возвращаясь к прежней теме, – в значительной степени зависит от самообладания. А ты не проявляешь его в достаточной степени.

Впервые за время разговора Тео почувствовала досаду. Как можно говорить, что ей недостает самообладания? Ведь она последние годы сидела в кабинете часами, после того как все домочадцы уходили спать. И она прилежнейшим образом изучала книги с описанием итальянской керамики, а также домашней утвари и одежды елизаветинских времен. Более того, раз в неделю она объезжала все поместье в коляске, запряженной пони, чтобы удостовериться, что стада овец и условия жизни арендаторов улучшаются. А ее поездки в Лондон были связаны не с посещением театров и магазинов, а с визитами в Чипсайд, в здание, заполненное громко лязгающими ткацкими станками.

– По-моему, я проявляю достаточно самообладания, – сказала Тео, стараясь сдержать раздражение.

– Ох да, ты же работаешь… – пренебрежительно отмахнулась миссис Саксби.

– Зато поместье теперь дает доход. Даже после выплаты тех огромных сумм, которые нам приходилось переводить на содержание герцога-растратчика, – сказала Тео. Уловив резкие нотки в собственном голосе, она, смутившись, добавила: – Пожалуйста, прости меня, мама. Я, конечно же, не хочу превратиться в сварливую мегеру. И мне не следовало так непочтительно отзываться о его светлости, раз он уже умер.

Мать похлопала ее по руке.

– Не огорчайся, дорогая.

Но она не стала отрицать, что ее дочь стала ужасно злобной и ворчливой. Проклятие!

– А покупка изысканных перьев в Лондоне не сделает меня другой, – пробурчала Тео, возвращаясь к теме нарядов.

– Ты и так красавица, – сказала мать, в очередной раз демонстрируя свою полную неспособность замечать очевидное. – Ты самая прекрасная, потому что не походишь на всех остальных.

Тео тихонько вздохнула:

– Все эти перья и оборки, которыми ты хотела приукрасить мою персону, только унизили бы мое достоинство. Если я буду стараться выглядеть красивой, то не добьюсь успеха – просто буду выглядеть глупой и тщеславной.