Он утвердительно кивнул.
Тео согласилась бы скорее умереть, чем признать это, но его татуировка вдруг показалась ей… в каком-то смысле даже привлекательной.
– Сэр Гриффин тоже имеет подобную эмблему на лице? – Похоже, она справлялась со сложившейся ситуацией на редкость удачно. Многим ли женщинам предоставлялась возможность поговорить с пиратом – не говоря уж о том, чтобы принимать сразу двоих под своей крышей? И наверняка она была единственной английской аристократкой, оказавшейся замужем за таким человеком. «Что ж, все в конце концов разрешится, – сказала она себе. – Муж покинет Англию – без сомнения лучше уехать, чем быть повешенным, – и моя жизнь вернется в нормальное русло».
– Да, тоже имеет, – ответил Джеймс так небрежно, словно она спросила его о галстуке. Но галстук-то он как раз не носил, его шея выступала из ворота рубашки – такая же обнаженная и загорелая, как у парней, работающих в поле.
– Тебя не беспокоит, что твоя деятельность может привести к определенным неприятностям? – спросила Тео.
– Неприятностям? Какого рода?
– Принимая во внимание необычный и, осмелюсь сказать, незаконный характер вашей деятельности… В общем, я думаю, что вскоре к нам нагрянут констебли. Или офицеры королевского военного флота. Те, которые имеют дело с пиратами.
Джеймс откинулся на спинку кушетки и улыбнулся жене поверх своего бокала.
– И о чем же мне следует беспокоиться?
– А пляска на конце веревки? Насколько я знаю, пиратство карается смертью. – Тео снова отхлебнула хереса.
– Да, – кивнул Джеймс с усмешкой. – Думаю, это так. При обычных обстоятельствах.
– И тебя это не тревожит?
– Ничуть. Какими были эти семь лет для тебя, Тео?
– Утомительными, – ответила она, предпочитая откровенность. – Жизнь стала очень трудной, после того как ты покинул Англию. Но ты будешь рад услышать, что «Рейбернские ткачи» и «Керамика Ашбрука» стали теперь процветающими предприятиями. Когда мне удалось наладить бесперебойную работу обеих фабрик, я переехала в Париж и вернулась оттуда в прошлом году. Я думала… – Она осеклась.
– Ты думала передать поместье Сесилу, – продолжил за нее Джеймс. – Я не могу винить тебя за то, что ты хотела покончить с этим. К моему стыду, я собирался никогда не возвращаться сюда отчасти по той же причине. По правде говоря, я именно поэтому сменил имя. Хотелось быть уверенным, что никто не сопоставит Графа с графом Айлеем.
– Как удачно для всех нас, что ты изменил свои намерения, – сказала Тео без особого энтузиазма.
Он молча смотрел на нее какое-то время. Потом спросил:
– Ты сердишься, потому что я не сообщил тебе о моем возвращении, прежде чем прервать заседание Палаты лордов? Но мой корабль причалил глубокой ночью, и я посчитал, что неудобно будить весь дом. Я думал, что на заседании Палаты присутствуют только мужчины.
Тео со вздохом кивнула:
– Да, понимаю… Жены легко забываются.
Джеймс немного помолчал, затем сказал:
– Я перестал думать о тебе как о своей супруге несколько лет назад, потому что был уверен, что ты обо мне забыла.
При этих его словах у Тео перехватило дыхание. Почему-то она никогда не переставала думать о Джеймсе как о своем муже, хотя, Бог свидетель, ей очень этого хотелось.
Гнев снова начал закипать в ее душе, но она не зря прожила свои двадцать четыре года.
– Понимаю, – сказала она спокойно. – Если ты задаешься вопросом, изменяла ли я тебе за годы твоего отсутствия, то знай, я этого не делала.
В глубине его глаз промелькнула вспышка чувств, которая исчезла так быстро, что Тео уже не была уверена в том, что ее видела.
– Мой ответ на подобный вопрос был бы противоположным, – сказал он с таким видом, словно они говорили о погоде. – Два дня брака произвели на меня не слишком глубокое впечатление. Я совершенно уверен, что большинство мужчин не осудят мое грехопадение.
– Не всякий так легкомысленно относится к брачным обетам, – заметила Тео.
– С нашим браком было покончено – согласно твоим же собственным словам. – Он не повышал голоса, но в его интонациях появилась жесткость. – Ты вышвырнула меня из дома, приказав никогда не возвращаться. И я не усматривал в этих твоих словах уважения к нашим взаимным клятвам оставаться вместе, «пока смерть не разлучит нас».
– Следует ли мне понимать это так, что мой гнев и обида, из-за того что меня обманом вовлекли в брак с целью скрыть растрату моего приданого, послужили оправданием твоей измены?
Атмосфера в библиотеке все больше накалялась, и Тео казалось, что достаточно малейшей искры – даже воздух воспламенится. Как ни странно, но Джеймс полностью держал себя в руках. Он действительно повзрослел.
– Мы расстались с чувством неприязни, – снова заговорил Джеймс. – Но я не думал, что ты все еще будешь таить обиду. Честно говоря, мне кажется, будто наша свадьба была в какой-то другой жизни. Я вряд ли смогу припомнить наш последний разговор – кроме твоего настойчивого утверждения, что с нашим браком покончено. Но на случай, если я не принес свои извинения в то время… С радостью приношу их сейчас.
Тео внезапно захлестнула волна жгучего желания. Не к суровому мужчине с каменным лицом, сидевшему сейчас перед ней, а к юноше, который опускал глаза, когда она на него кричала, – к юноше, который любил ее.
А Джеймс тем временем продолжал:
– Я очень сожалею, что уступил требованию отца и женился на тебе под фальшивым предлогом. В последующие годы я осознал: хотя эта свадьба вполне могла в любом случае состояться, наша близость, без сомнения, сделала боль от моего предательства еще более мучительной.
– Как бы то ни было, теперь мы едва знаем друг друга, – сказала Тео.
– Мальчик, которым я был когда-то, всегда будет любить тебя, – ответил Джеймс с обезоруживающей улыбкой. – Мужчина, которым я стал, еще тебя не знает.
И теперь в его глазах появилось выражение, которое она узнала, выражение, отозвавшееся во всем ее теле сладостной дрожью, но Тео тут же подавила эти свои чувства. Она скорее спрыгнет с церковной колокольни, чем ляжет в постель с мужчиной, которому до такой степени на нее наплевать, что он выжидал целых семь лет, прежде чем удосужился сообщить ей, что жив. Это был один из уроков той ужасной истории с «гадкой герцогиней». И теперь-то она прекрасно знала: если сама не ценишь себя, никто не станет с тобой считаться.
За исключением, пожалуй, того мальчика, на которого Джеймс больше не походил.
– Ты целых семь лет не была с мужчиной? – тихо спросил он; глаза его теперь стали откровенно голодными.
– Это правда, – ответила Тео. – Тем не менее я давно поняла, что наши клятвы аннулированы – если не в суде, то фактически. Теперь мне нужно наверстать упущенное. – С этими словами она встала и добавила: – Я больше не жена тебе, Джеймс. А ты, видимо, оставался моим мужем только как Граф, в течение двух или трех лет, пока не стал Джеком Ястребом.
– Черт возьми, откуда ты об этом узнала?
– От одного сыщика с Боу-стрит. Из его рассказа я поняла, что Граф был моим, в то время как Джек Ястреб принадлежал доброй половине женщин Ост-Индии и многим другим за ее пределами.
– Досадное преувеличение.
– В самом деле? А мистер Баджер считает, что у тебя по всем островам разбросаны незаконнорожденные дети.
Джеймс рассмеялся, потом заявил:
– Я предпочел бы завести первого ребенка от своей жены.
– Боюсь, это неосуществимо, – холодно ответила Тео. – Я убеждена, что наш брак следует расторгнуть. И я надеюсь, что у тебя будет куча здоровых детишек от твоей следующей жены.
– Моей следующей жены?
– Совершенно ясно, что наше нынешнее положение неприемлемо. – Тео не хотела уходить, не прояснив все до конца. – Я подам прошение о разводе как можно скорее. Я уже связалась с моим поверенным. Не сомневаюсь, что принц-регент удовлетворит мою просьбу.
– Нет, черт возьми, ты этого не сделаешь! – в раздражении проговорил Джеймс.
– Думаю, мы оба предпочли бы прекратить вражду между нами, – сказала Тео, проигнорировав его слова.
– Верно, не вижу причин ссориться, – согласился муж, но что-то в его интонации заставило Тео насторожиться.
– Я имею достаточно средств, чтобы жить достойно, – продолжала она. – Мы ведь еще владеем домом на Хеннесси-стрит. Кроме того, я приобрела поместье пять лет назад в целях инвестирования. Если ты согласен, я поселюсь там и с радостью выкуплю у тебя тот дом, поскольку он явно не включен в майорат.